Тень зверя

Дышу тяжело. Жду, глотая ярость, едва не задыхаясь окончательно.

Тишина в ответ. А затем она медленно поворачивается и смотрит прямо на меня, даже не мигая. Взглянув в ее глаза, я начинаю по-настоящему верить, что она моя тень. Бледная копия меня. Потому что нет в горящем злостью взгляде ничего, кроме чернильно-черной тьмы.

Замираю, не понимая своих чувств. А потом притягиваю ее к себе одним движением. Удивительно послушно позволяет мне это. Никакого сопротивления, никаких слов.

Почти ощущаю недоумение.

Впиваюсь в мягкий рот, не сдерживаюсь, стискивая ее горло двумя руками.

Когда-нибудь точно убью ее. Потому что невозможно так чувствовать, оставаясь собой, нельзя любить с такой всепоглощающей силой.

Хрипит, задирая подбородок, а сама тянется вперед, приоткрывает губы, впуская мой язык, отдаваясь сама.

Льнет ко мне, лижется, не скрывая охватившей ее страсти, оставляя влагу в моем рту.

Смеюсь, совершенно помешанный, ощущая себя почти что под солью. Упиваюсь болью, которую причиняю Вэл, ее подернутыми пеленой нахлынувшего желания совершенно черными глазами.

Такими же, как мои собственные.

Разжимаю руки, давая сделать глубокий вдох. Хватаю острый подбородок, удерживаю, заставляя смотреть мне в глаза.

— Скажи, зараза ты, — требую, кусая ее губы, облизывая их, ощущая медные капли выступившей крови. — Скажи, ну же.

— Если скажу — попробуем наконец цепи? — сипло стонет, вжимаясь низом живота мне в бедро. Пальцы впиваются в мою спину, натягивают плотную ткань рубахи.

— Даже если не скажешь — попробуем, — обещаю, глотая ее тихий стон. Губами касаюсь скул, покусываю их, провожу влажным языком, чувствую соль на коже.

— Я люблю тебя…

Надменная усмешка рисуется на губах сама собой.



Вэл отказывается от вина и мотает головой, когда Зефф протягивает ей свою бутыль, явно наполненную жгучим зельем собственного варения.

— Тебе нехорошо? — спрашиваю тихо, касаясь ладонью талии. — Нет настроения?

Она поднимает на меня яркие, как небо, глаза и улыбается.

— Все замечательно, Ра. — Пальцы ее манят меня, она ступает вперед, к кромке пляжа, туда, где неспешно накатывающие волны лижут берег.

Идем по горячему песку, оставляя за спиной суетящихся у костра Рама, Кену и заливающего за воротник Зеффа.

Украдкой смотрю на Вэл, замечая бледность ее кожи, запавшие, будто потемневшие глаза, и молчу.

Уже которую неделю она кажется нездоровой, точно теряющей краски.

Это наполняет тревогой, но сколько раз я ни спрашивал ее, она неизменно качает головой и заверяет, что все в порядке.

— Ра, давай построим дом на берегу? — вдруг говорит Вэл и запрокидывает голову, подставляя лицо солнечным лучам. — У нас столько денег, но мы совсем их не тратим.

— Ты хочешь жить у озера, не в городе? — спрашиваю с искренним удивлением. — Зимой здесь сильные ветра.

Неожиданное предложение даже звучит странно. Оно вторгается в мое сознание обжигающими хлопьями холодного снега, отрезвляя, будто выбрасывая из теплого душного дня.

— Зато летом здесь очень красиво, — возражает Вэл, наклоняясь и подбирая с песка сухую тростинку.

Тростинка мнется в ее пальцах, и я понимаю, что она волнуется. Ее волнение необъяснимым образом становится моим, терном опутывая горло.

Сглатываю — кадык дерет горло, — и щурюсь на солнце, пряча эмоции.

— Мне казалось, ты не любишь дальнюю дорогу и поездки верхом, — пожимаю плечами, скрывая растерянность за простыми словами, — а от озера до ратуши путь не самый близкий.

— Мир не сошелся только на твоей незабвенной ратуше, Ра! — Вэл весело смеется, но смех ее кажется натянутым, едва ли не дрожащим.

И это пугает.

Пугает до холодка по плечам, до иголок в кончиках пальцев. До липкого, противного чувства, точно упускаю что-то, неподвластное моему контролю.

— Я подумаю над этим. Если ты так хочешь…

Мне давно ничего не нужно от мира вокруг — я следую за Вэл, выбрав свою дорогу. Хочет дом на берегу — это будет и моим желанием тоже.

— Давай построим пристань, — тихо говорит она, выпуская из пальцев смятую раскрошившуюся тростинку. — Собственную пристань, пусть даже очень маленькую.


Ее слова обрушивают что-то внутри. Они ненормальны, мучительны, кажутся чужими, словно передо мной не она, а кто-то, надевший ее личину.

— Валлери, что случилось? — спрашиваю прямо, потому что не могу иначе.

Не отвечает, и ее молчание режет острее лезвия. Так же больно, так же холодно, несмотря на жаркий, полный солнца день.

Вэл приоткрывает губы, словно колеблется, решаясь на что-то, что уже мучает меня, лишь бросая свою тень.

Улыбка растягивает красивые губы, и она вдруг прижимается ко мне, обвивая руками мою талию, почти повергая в хаос.

Вэл редко позволяет себе быть такой. Нежной, ранимой, ласковой. Наедине — да. Но здесь, когда столько взглядов скользят по нам, когда мы на виду, пусть и окруженные близкими нам людьми, но все же открытые сплетням и домыслам, — немыслимо.

Приподнимается на носках, тянется к моему уху невозможно близко, почти касаясь губами кожи, выдыхает жаром и тихо шепчет.

Вэл говорит, а мое сердце замирает. Оно останавливается и совершенно не бьется.

Умираю, сжимая свою Вторую в объятиях, и рождаюсь заново, не в силах ее отпустить.

— Я сомневалась, но… она заверила меня, что…

Прижимаю ее к себе со всей силы, стискивая тунику на узкой спине. Вцепляюсь в нее, хрупкую, так, будто она составляет всю мою жизнь.

Будто?

Она действительно моя жизнь.



Протягиваю Вэл один из своих клинков. Сжимает рукоять, смотрит неуверенно, но вижу, как блестят задорным весельем голубые глаза.

Не знаю, что заставило ее принять шутливый вызов.

Подначки Зеффа не прошли даром. Старался он, конечно, неимоверно, подзадоривая то меня, то Вэл язвительными шуточками.

Я немного раздражен. Позволил себе выпить лишнего и прислушаться к советам бывалого пьяницы, только в последний момент подумав о том, что Вэл стоит себя беречь, но она, будто прочитав это на моем лице, лишь рассмеялась.

И вот результат — стоим на песке друг напротив друга, сжимая в руках острые клинки.

Не вставал с ней в пару после того единственного раза, когда на потеху страже одержал красивую победу. Не слишком быструю, дав себе насладиться попытками скрыться от моих атак. Она была неплоха, но недостаточно хороша, чтобы коснуться лезвием даже края моей одежды.

Стискиваю рукоять, посмеиваясь. Краем глаза вижу застывшего волка: сложил руки на груди, смотрит, прищурившись. Ветер треплет светлые волосы.

Волнуется, наверное, за свою драгоценную подругу.

Пусть волнуется. Хотел бы я увидеть его лицо, когда он поймет.

Вывалив длинный язык, Раш лежит на песке. Пальцы Дэни крепко держат его за плетеный кожаный ошейник.

Не хватало еще неаккуратно прирезать тупую псину. Вот уж этого Вэл не простит мне никогда, а потому сам, без напоминаний, пихнул его в руки Дэни.

Малышка Иминика уселась на коленях матери, но ножки ее дрыгают, бьют по песку. Балуется, сползая вниз, не обращая внимания на шикающую мать. Не смотрит на нас, забавляясь каким-то жучком, ползущим по песку.

Ей неинтересны наши игры.

Девочка.

Чувствую промелькнувшую нежность и тут же забываю о ребенке, потому что слышу ворчливый голос сильно подвыпившего Рама.

— И какой смысл? Командир все равно будет беречь принцессу.

Вот оно — истинное отношение всех вокруг к моей Второй. Даже некоторых из собственной стаи. Отдается неприязнью глубоко внутри, но я терпеливо молчу.

Вэл поворачивается к Раму и смеряет его уничтожающим взглядом. Умеет и так.

Сдувает с лица длинную прядь.

Принцессой ее не зовет даже Брита. Уже очень давно.

— Иди ты, Рам. Понял? — Стискивает зубы, глаза так и сверкают.

Никакой злобы — только уверенная сила.

— А, брось! — машет рукой Рам. Жест излишне пренебрежительный, раздражающий. — Мы все знаем, чем ты занимаешься, — фыркает, не обращая внимания на одернувшего его Кену, и продолжает: — Никакой чести. И умений никаких! Как крыса!