Тень зверя

Но уже почти два года наблюдаю одну нескончаемую ласку и нежность, которыми волк укутал Дэни, точно в пуховое одеяло.

За исключением тех моментов, когда рядом появляется моя Вторая. И тогда для волка весь окружающий мир перестает иметь значение.

Ненависть сжирает изнутри. Она поглотила меня тогда и постепенно овладевает рассудком сейчас.

Чувствую пальцы Дэни в своей руке, смотрю прямо, щурясь на солнце.

Волк наклоняется и стряхивает с головы Вэл песок. Должно быть песок, ведь иначе он просто гладит мою Вторую по волосам.

Я часто представляю, как убиваю волка. Навязчивые мысли овладевают мной зачастую даже во время работы. И удивительным образом, лелея свою ненависть, я успокаиваюсь.

Придумываю замысловатые казни, одна изощреннее другой. Буквально воочию вижу его кровь, вытекающую из разодранного горла, распоротого живота и разбитой головы. Наблюдаю, как алый цвет пропитывает светлые волосы, как тускнеют синие глаза. Вижу перед мысленным взором, как запускаю руку в горячие внутренности и вытаскиваю наружу бледно-синие кольца кишок. Черпаю густую, пышущую жаром кровь ладонями и умываюсь ею как водой. Ощущаю вкус ее во рту, а потом привлекаю к себе Вэл и делюсь этим вкусом с ней. Провожу пальцами по ее щекам, рисуя на лице кровавые узоры. Разукрашиваю ее кровью мужчины, который стал для нее кем-то большим, чем другом, но меньшим, чем любимый.

Хочу смерти волка. Любой.

Готов перегрызть его горло или вскрыть грудь клинком — способы не имеют значения.

Зверь во мне щерится, отзываясь на мысли, которые всегда держу под контролем.

Открыто скалюсь, смотря, как волк протягивает руку, и Вэл, не стирая с лица широкой улыбки, вкладывает свою ладонь в его. Вижу момент, когда их пальцы соприкоснулись. Чувствую его остро, всем телом.

Волк отступает на шаг назад и тянет руку, помогая Вэл подняться.

Всего мгновение — а затем их ладони расцепляются. Но улыбка, широкая и искренняя, никуда не исчезает.

Волк — это второй человек, с которым Валлери всегда становится прежней.

А потому, и только потому, не запрещаю им общаться, не ставлю условий, почти не показываю свое недовольство.

И никогда не ревную. Мои чувства далеки от ревности. Ненависть куда сильнее ее.

Они видятся постоянно, встречаются в ратуше и вне ее, иногда, не стесняясь, перебрасываются парой язвительных словечек. Улыбаются, играя в друзей, но меня сложно обмануть.

Не верю им.

Вижу, как волк смотрит на Вэл. Вижу в его глазах необходимость в моей Второй. Мне не нужно подтверждение, оно сквозит в каждом движении и взгляде.

Прикосновения.

Украдкой, невзначай, поверхностные и случайному зрителю неприметные.

Но не мне.

День за днем с интересом, почти жадно наблюдаю, как они ведут свою игру.

— Очередная умная бумажка? — Вэл посмеивается, ударяя костяшкой пальца по пачке документов в руках волка. — А Брита видела твои рисуночки на полях? Она тебя ремнем накажет, уверяю.

Смеется и кладет ладонь на его плечо. Один жест — а грудь волка поднимается в тяжелом вздохе, на мгновение взгляд его теряется. Простое касание сквозь одежду, от которого Зверь его приоткрывает веки, пробуждаясь ото сна.

Часто задаюсь вопросом — надолго ли волка хватит? Когда он сделает шаг, переступая порог и вступая в чужую комнату?

Это даже забавно.

Напоминает муху, которая бьется в стекло. Раздражает своим жужжанием, что так и хочется прихлопнуть.

Впрочем, за эти три с лишним года Вэл не сделала ничего, что позволило бы мне сомневаться в ее верности.

Давно смиряюсь, что запах волка, лезущий в ноздри, стал вторым ароматом Вэл, словно спят они в одной кровати. Сравнение, которое выворачивает наизнанку, но не подобрать лучше.

Ее волосы, ее одежда — все это пропахло чужим для меня, с трудом выносимым запахом.

Не позволяю себе думать о том, во что превращаются их мимолетные прикосновения, когда они остаются вдвоем. Не позволяю себе думать, потому что знаю, с какой силой необходимо волку касаться Валлери. Ощущать ее руки, чувствовать аромат ее волос и кожи и получать ту часть ласки, которая по нраву принадлежит только мне.

Что же, с меня не убудет. Пусть протянет руку и прикоснется к самому краю, посмотрит на яркий свет в окне чужого дома.

Он нужен Вэл хотя бы потому, что рождает в ней свет, который не могу сберечь я. А значит, должен жить. А чтобы жить, он должен быть с Вэл рядом.

Просто потому что такова его природа.

Как и моя.

Извечная жизненная ирония. Кто лучше поймет волка, чем дикий пес?


Вэл знает правила. Мне не нужно объяснять ей, что у нее нет права на ошибку. Я не буду разбираться. Я просто убью волка. Подарю ему одну из тех смертей, что живут в моей голове.

И моя Вторая соблюдает наши писанные кровью условия. Все до одного.

Лишь однажды она преступила черту. А волк преступил свою.



В тот день умер его отец.

Волк узнал об этом в ратуше, в разгар сложного, наполненного рабочей рутиной дня.

— Я должен идти, — говорит он, не смотря на меня. Взгляд бегающий, растерянный. Лицо точно ненормально белая маска. — Мой отец умер.

Стою, чуть склонившись над столом, краем глаза отмечаю, как дрожат его руки. В кабинете только мы — никого лишнего. Волк, я и скрывшаяся в тени Вэл.

— Нет, — отвечаю, рассматривая исписанный корявым почерком лист. Очередной донос от недовольного советника по финансам на излишне сурового Вемира. — Ты уйдешь не раньше, чем закончишь свои дела.

Выпрямляюсь и нахмуриваюсь, показывая, что разговор закончен.

Не задумываюсь над тем, прав ли. Проявлять должное участие по отношению к нему нет никакого желания.

Волк вскидывает голову, сосредотачивает на мне взгляд, глаза узкие, горящие синим. И словно поясницу холодит от чего-то незнакомого, промелькнувшего в потемневшем лице.

— Раза, — называет меня по имени. Наверное, впервые за все время, что мы знаем друг друга. Повторяет, а голос звучит непривычно жестко. — Мой отец умер. Я ухожу.

Крайне интересно.

Оказывается, у него есть характер.

— Нет. Не уходишь, — отвечаю ровно лишенным эмоций голосом. Холодным как сталь. Смотрю не мигая, вижу, как подрагивают уголки губ. Это все, что в окаменевшем бледном лице выдает его состояние.

Хочу, чтобы он сорвался. Хочу так сильно, что зудят ладони.

Открывает было рот, но тут же сжимает губы в тонкую линию. Молчит, не отводя взгляда.

Не замечал в нем раньше такой силы, а оттого улыбаюсь: премерзко, язвительно и уверенно.

Давай же, волк, сделай этот шаг первым.

И он почти делает его. Чувствую злость в накалившемся воздухе, ощущая его Зверя, просыпающегося и скалящего волчью пасть.

— Шейн, я отпускаю тебя. — Вэл неслышно ступает из-за моей спины. — Уходи. Я присоединюсь к тебе позже и помогу решить все вопросы.

Мгновенно задыхаюсь, оборачиваюсь слишком резко, не в силах сдержать охватившую меня ярость. Как вспышка молнии на черном небосводе — она озаряет, показывает весь сокрытый внутри мрак. И стремительно поднимается вверх, будя Зверя.

Жаром окатывает внутренности, ощущаю под кожей движение и стискиваю кулаки, чтобы не дать Зверю овладеть собой.

Этот проклятущий дерзкий взгляд.

Тьма, такая же густая, неотличимая от моей, плещется в прищуренных по-лисьи глазах, ядом разливается за голубыми радужками.

Стихия ее бушует так яростно, как и моя собственная злость, с трудом удерживаемая в рамках.

Она знает правила. Никогда и никому не показывать, насколько она позволяет себе управлять мной. И впервые нарушает негласные законы.

Ради волка.

— Я сказала — уходи, — повторяет для волка, но смотрит на меня. — Сейчас же.

Чеканит слова хлестко, приказами.

И волк уходит. Разворачивается и покидает кабинет, не произнеся ни единого слова. Хлопает дверь, поворачивается ключ в замке.

Послушался ее, а не меня.

Это так показательно и немыслимо, что невероятно смешно. Хриплый смешок против воли прорывается сквозь губы.

Смешно и нетерпимо до грохочущей в ушах ударами сердца холодной ярости.

Дрожь прокатывается по телу, неистовая, овладевающая. Не задумываясь, поднимаю руку и бью Вэл по щеке. Со всей силы. Необычайно громко, кажется, что ладонь свистит в воздухе, прежде чем касается ее лица.

Даже с места не сдвинулась. Лишь отвернула голову, а на лице расплывается алый отпечаток по форме ладони. Не вижу ее глаз, сокрытых упавшими на глаза прядями.