Темный поцелуй

Слова обвились вокруг Аньи, едва не удушив. Они просочились сквозь кожу, кости, проникли прямиком в душу, выжгли клеймо, от которого она никогда не сможет избавиться. Впоследствии Анья неделями бродила в оцепенении, шокированная осознанием того, что ее отец женатый мужчина, и наложенным на нее проклятием.

Когда шок прошел, она возненавидела Тартара за отрицание ее существования и всех мужчин за то, что могли с ней сотворить, если она не будет осторожна. А еще она была напугана, сильно напугана.

Когда мать отправила ее на уроки боевого искусства в надежде помочь научиться защищать себя, ведь теперь это стало жизненно необходимо, Анья восприняла их очень серьезно. С возрастанием ее силы ненависть и страх угасали. Но не решимость оставаться одной.

С тех пор, как на нее наложили проклятие, она ни разу не испытывала искушения дать мужчине такую власть над нею. И утрата свободы, когда боги заточили ее в отцовской тюрьме, лишь усилила эту решимость.

До настоящего момента.

Теперь же она жаждала познать восторг интимного прикосновения Люсьена. Внутри себя. Глубоко. Ритмичное движение. Трение. Она знала, что захочет этого, вне зависимости от того, есть у него возлюбленная или нет.

Самая мысль о близости с ним заставляла ее лоно исходить влагой, пропитывающей тонкую ткань трусиков. Чувствуя, что ей становится тесно в собственном теле, Анья потерлась бедрами о Люсьена, напоминая себе, что нет ничего важнее свободы.

Смертным, с которыми она проводила время, никогда не позволялось проникать в нее по-настоящему. Айасу, Капитану Бессмертной Гвардии, с которым она целовалась и забавлялась, тоже. Когда она положила конец их нескромным ласкам, он обозвал ее недотрогой и шлюхой – ублюдок, не знающий, что одно с другим никак не вяжется, – и подмял под себя.

Навалился, сорвал с нее одежду, спустил штаны. Анью обуял страх. Она орала на него, требуя отпустить, но он лишь рассмеялся ей в лицо. Она не могла телепортироваться, так как тогда еще не обладала такой способностью, – ее она получила позже в качестве первого и последнего подарка от своего отца. Она боролась изо всех сил и сумела-таки нанести смертельный удар, в точности как ее научили.

Анья никогда не раскаивалась в том, что сделала. Даже будучи заточенной в тюрьму. Никто не отберет то, что ей принадлежит. Никто.

– О чем ты думаешь? – спросил Люсьен. Его голос был хриплым от… желания?

Почему бы не сказать ему правду?

– О тебе. О сексе. О воровстве. О другом мужчине.

– Возлюбленном? – поинтересовался он с угрозой в голосе.

Ревнует, что ли?

– Вроде того.

Люсьен прищурился.

– Мысль о том, что я могу быть с другим мужчиной, приводит тебя в ярость, Цветочек?

– Черта с два! – рявкнул он, вырываясь из ее объятий и поднимаясь на ноги.

На Анью тут же обрушилось чувство утраты. Она робко встала и отряхнула пыль со своих ажурных чулок. «Так лучше, – сказала она себе. – Ты была в шаге от того, чтобы отдаться мужчине, который, вероятно, даже не хочет тебя. Который определенно хочет тебя убить».

– Давай вернемся к предыдущему разговору. Эшлин должна была пожертвовать собой ради спасения Мэддокса, – напряженным голосом сказал Люсьен. Он прошагал туда, где когда-то была алтарная комната, и, обернувшись вокруг своей оси, осмотрел открытое пространство. – Чем я могу пожертвовать?

– Люсьен, – позвал Страйдер. – Не пора уже чего-нибудь пожевать?

– Дайте мне еще пару минут, – ответил он, не отрывая от нее взгляда. – Анья? Жертва?

– Ты хочешь знать, не приносились ли здесь жертвы? – Погрузившись в свои тяжкие думы, она потеряла нить разговора.

– Да. И что с того?

– Кровавые жертвы?

– Да.

– К чему он клонит?

– Когда храм переместили на землю, здесь происходили кровавые жертвоприношения.

– Какие именно жертвы приносили прихожане? Чья это была кровь?

Мысленно Анья снова перенеслась в те давние дни. Тогда смертные поклонялись даже ей. Сегодня богов игнорируют, считая их не более чем выдумками из мифов и легенд. Но ее это не волнует так, как остальных, потому что собственная анонимность ей нравится.

– Они приносили в жертву членов своих семей, – чувствуя, как внутри все сжимается, наконец ответила Анья. Ох, как же ей было ненавистно это действо! Еще одна причина порадоваться, что прошлое… осталось в прошлом. – В большинстве случаев выбирались невинные. Девственницы. Им перерезали глотки и наблюдали, как они истекают кровью.

Люсьен побледнел.

– Вот, значит, что здесь ожидается? Вот что требуется?

– Не всегда. Иногда кровь, добровольно предложенная кем-то нуждающимся, предпочтительнее убийства, и все бы хорошо, но никто не желал рассматривать такую возможность. В таком случае пришлось бы ранить себя, а большинство людей скорее перережут горло близкому или любимому и назовут это актом благородства.

Лицо Люсьена постепенно восстанавливало естественный цвет. Он вынул из сапога кинжал, и металл звякнул, скользя вдоль кожи.

Анья отпрянула, выставляя перед собой ладони.


– Ты что – надумал принести в жертву меня?

– Ты не девственница и не возлюбленная, – пробормотал он в ответ.

Сжав зубы, она резко остановилась, упершись ногами в землю. Ублюдок. О первом он и понятия не имеет, а о последнем мог бы и не напоминать. Но ему, похоже, очень важно это подчеркнуть.

– Я начинаю немного уставать от твоих оскорблений, Цветочек. Я же помогла тебе сегодня. Помогла тебе на прошлой неделе. И месяц назад.

Он вздохнул с сожалением:

– Ты права. Прости. Это было незаслуженно, и я больше не скажу подобного.

– Ладно, чего уж там. – Она не ожидала от него извинений, поэтому их получение несколько выбило ее из колеи. – Что ты… – Она не договорила, потому что в этот момент Люсьен порезал себе левое запястье, затем – правое.

Шокированная этим поступком, Анья поспешила к нему.

– Ты сумасшедший, Люсьен! Абсолютно сумасшедший. – Она понимала, что он не умрет, но все же!

– Увидим.

Раны были огромными и глубокими.

Ее запястья сочувственно запульсировали от сопереживания. Однажды она собственноручно вонзила в Люсьена кинжал, но в данный миг не могла вынести вида его боли. Схватив его за руку, она притянула ее к себе, зажимая раны на запястье собственной одеждой. Кровь Люсьена испачкала и Анью, и землю вокруг.

Когда багряные капли попали на песок, Люсьен взревел и опустился на колени. При виде этого Анья разволновалась еще сильнее.

– Люсьен! Что случилось?

Он бессмертен и не может умереть от обычных ранений, но она все равно беспокоилась. Его могли проклясть. Его могли…

Он снова заревел и схватился за живот.

– Люсьен! Скажи мне, что, черт подери, происходит?

Его веки были плотно смежены, и он, с трудом дыша, медленно поднял их. Обе его радужки оказались голубого цвета. Потусторонние, кристальные, бурлящие, как шторм. Он встал на трясущихся ногах, вырвался из рук Аньи, и, словно в трансе, пошел вперед, к единственной из оставшихся стен храма.

– Я вижу, – произнес он.

Анья испытала облегчение. Так у Люсьена видение! В былые времена, когда жертва была угодна богам или самому храму, посылалось вознаграждение. Анья решила, что храм доволен тем, что его снова используют по назначению.

– Что ты видишь? – Ей пришлось тесно прижать руки к бокам – так велико было желание обнять его.

– Я, должно быть, что-то нашел! – прокричал он, не обращая на нее внимания.

Все четверо воинов ринулись к нему, выскакивая из-за колонн, подобно ангелам-мстителям. Заметили Анью и остановились. Ее костюм французской горничной был чересчур легкомысленным и предназначался только для глаз Люсьена. Но она не телепортировалась, чтобы переодеться, так как не хотела упускать ни минуты происходящего.

Мужчины с ней не заговаривали, хотя Парис и облизнулся в предвкушении, словно она была приготовленным специально для него блюдом. Она закатила глаза. Послать бы его на три буквы, но ведь он может воспринять это как приглашение к действию.

– Почему у тебя идет кровь? – потребовал ответа Страйдер, вытаскивая кинжал и обращая на Анью убийственный взгляд. – И что на ней надето?

Этому она бы без колебаний показала средний палец.

– Женщину трогать не вздумайте, – ровным тоном произнес Люсьен, по-прежнему внимательно глядя на стену. – Она моя.

«Моя», – сказал он. Улыбаясь, Анья помахала Владыкам пальцами:

– Все слышали? Я его, так что отвалите.

– А ты держи руки при себе, Анья, если не хочешь их лишиться, – пробормотал Люсьен.

– Ой, перестань! Будто твоим приятелям по силам меня одолеть! – парировала она, не вполне уверенная, слышит ли он ее. Виду, во всяком случае, не подал.

Владыки окружили Люсьена, и Анья втиснулась в их круг. Не отказав себе в удовольствии стянуть по пути парочку кинжалов. Боги, какое приятное чувство! В последнее время, будучи целиком поглощенной Люсьеном, она почти не воровала, а ведь это занятие всегда усмиряет ее разбушевавшиеся эмоции, замедляет пульс и успокаивает постоянную боль в животе. Парни даже не поняли, что она сделала, иначе набросились бы на нее – в том не могло быть сомнений. Однако они беспрепятственно пропустили ее.

Что обнаружил Люсьен? Что он видит?

Вперившись взглядом в стену, Люсьен раскинул руки в стороны, заставляя всех попятиться.

– Люсьен? – растерянно позвал Страйдер.

Анья покосилась на него краем глаза. Блондин с голубыми глазами, высокий и мускулистый, загорелый. Грубо вытесанные черты лица, импонирующее ей злое чувство юмора. Почему она запала не на него?

– Что ты видишь? – спросил Парис.

Стремление узнать больше и возбуждение так и вибрировали в воздухе.