Темный пакт
Часть 22 из 55 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Может быть, это черта характера юной черноволосой княжны либо Анна Николаевна хорошо умеет убеждать, но Анастасия внимания на меня обращала даже меньше, чем на прислугу. Вернее, вовсе не обращала. Вот и сейчас, едва глянув сквозь меня, вернулась к разговору с матерью.
Зато остальные двое мое появление показательно заметили. Белокурый худощавый юноша в форме поднялся со своего места. Двубортный черный китель с золотыми пуговицами и якорями на воротнике-стойке, широкий белый ремень и белые же перчатки. Морской кадетский корпус — определил я, потому как форму военных учебных заведений фон Колер мне за минувшие дни не только показывал, но и заставлял изучать, ориентируясь в многообразии мундиров и отличительных знаков.
«Морской кадетский корпус», — еще раз повторил про себя. Что-то при этом шевельнулось смутной догадкой, но ухватить я ее не успел, столкнувшись взглядом с сыном княгини. Кадет смотрел приветливо, не скрывая интереса. При взгляде на него я почувствовал легкую неправильность. Понял почти сразу же — потому что очень и очень часто видел похожего товарища последние дни после перевоплощения. В те моменты, когда смотрелся в зеркало.
Сидевшая рядом с кадетом девушка вставать не стала, но развернулась, открытым жестом вытянув руку вдоль спинки дивана. Она была в строгом наряде, вероятно являвшимся формой одной из частных закрытых школ — бордовый китель-жакет, клетчатая юбка, форменный бант красного цвета в светлых волосах. Единственное откровенно красное, кстати, в этом Красном только по названию зале.
Всегда мечтал о брате. А здесь и брат сразу, и сестра — развернувшаяся ко мне на диване девушка также была очень похожа на… меня. Законные дети Петра Алексеевича, значит. И первое мое впечатление о них оказалось обманчиво.
Стать и внутренняя уверенность вместе с аурой официоза обманчиво завысили их возраст в моих глазах. И кадет, и воспитанница школы благородных девиц были одного со мной возраста или даже младше — лет тринадцать-четырнадцать, не больше. Кроме того, глаза у обоих по-обычному голубые — без неестественного отсвета, который появляется после инициации. «Или близняшки, или погодки», — подумал я, осматривая неожиданных биологических родственников.
Анастасия выглядела старше всех нас. Держится как взрослая, даже слишком показательно, и, скорее всего, ей шестнадцать, не больше. Слишком уж пытается подчеркнуть свой статус одаренной. Может, и вовсе еще шестнадцати нет и только перешла на второй год обучения, пройдя инициацию.
Юная княжна, глядя необычными глазами, видя обращенное на меня внимание всех остальных «родственников», все же впервые взглянула прямо в глаза. Без тени эмоций, ровно изучающе. Ни намека на ярость, которую я чувствовал во время первого разговора с княгиней, на котором Анастасия присутствовала.
— Знакомьтесь, — ровным голосом заговорила Анна Николаевна. — Артур Волков, наш гость на ближайший год. Артур — личный помощник Максимилиана Ивановича и совсем недавно зачислен в штат воспитанников Высшей школы имени барона Витгефта. А это мои младшие дети, Николай и Александра, — улыбнулась княгиня, плавным жестом показывая на белокурых близнецов. — Ну а с Анастасией вы уже знакомы, хотя и не были представлены.
— Рад знакомству, — шагнул вперед кадет, протягивая мне руку. Белокурая девочка за его спиной в этот момент приветливо улыбнулась. Это настолько хорошая игра или они действительно так открыто благожелательны к незнакомцу, которого мать назвала гостем?
В тот момент, когда ответил на рукопожатие кадета, княгиня заговорила вновь. И сумела удивить, даже ошарашить всех присутствующих. Меня в том числе:
— Артур — вымышленное имя, подаренное нашему гостю жандармским ведомством, вместе с весьма сомнительной легендой. Настоящее — Алексей Петрович Юсупов-Штейнберг, и это сын Петра Алексеевича.
Николай ощутимо вздрогнул, юная гимназистка за его спиной широко распахнула глаза. Но удивление младших членов семьи не шло ни в какое сравнение с реакцией Анастасии, чей взор на миг вспыхнул синим пламенем.
— Прошу за стол. — Анна Николаевна легко, одним движением, поднялась с дивана.
Проводив ее глазами, я столкнулся со взглядом Николая. Смотрел тот без явной неприязни, больше с усилившимся интересом. В ответ я неопределенно пожал плечами — мол, сам не ожидал, что так получится.
Самое юное здесь белокурое создание и вовсе несмело улыбнулось, поднимаясь. Лицо же Анастасии словно окаменело, и, справившись с эмоциональной вспышкой, она вновь перестала обращать на меня какое-либо внимание.
За столом устроились интересно. Во главе, естественно, расположилась Анна Николаевна, по левую руку Анастасия и Александра, по правую Николай. Причем мне княгиня указала место рядом с ним, напротив девушек. Странно, я ожидал, что окажусь напротив княгини, с другой стороны стола. Получилось так, словно и не отделен от остальной части семьи.
— Завещание Петра Алексеевича стало достоянием узкого круга лиц совсем недавно, — заговорила княгиня, — и было сюрпризом как для меня, так и для… Алексея.
Княгиня неожиданно едва-едва улыбнулась, впервые с того момента, как мы сели за стол, прямо обратив на меня взгляд.
— Всю свою сознательную жизнь Алексей не знал о том, что связан… с нашей семьей, — сделала многозначительную паузу княгиня. Информация для него, — уже смотрела на своих детей княгиня, — стала не менее неожиданной, чем и для вас, и для меня. Надо отдать ему должное — столкнувшись с шокирующей новостью, Алексей не стал принимать необдуманных решений. Год, который он проведет у нас, он выторговал себе как время на раздумья.
Княгиня прервалась, вновь посмотрев на меня.
— Раздумья о чем, маме? — холодно поинтересовалась Анастасия.
— По завещанию, составленному Петром Алексеевичем, Алексею полагается право на герб Юсуповых-Штейнберг, с бастардной перевязью. А также доля в наследстве.
За столом воцарилась полная тишина. Я не видел взгляда Николая, но чувствовал его напряжение. Анастасия, все же отлично владевшая собой, сейчас смотрела на меня, сознательно не скрывая всю гамму чувств. Приязни среди них не было. И только белокурый ангел напротив глядела распахнув глаза с надеждой — на то, что сейчас все будут радоваться новому родственнику, а не ссориться.
— За время, которое есть у Алексея, он планирует закончить первый год обучения в гимназии имени барона Витгефта, пройти инициацию, а после уже принять решение. Отказаться ли от полагающегося ему герба и имущественной доли взамен на вознаграждение, либо… стать частью нашей семьи.
Воу. А она умеет удивить — причем я, наверное, даже гораздо больше изумился, чем остальные присутствующие. Был бы дома, в прошлой жизни, — кашлянул бы или хмыкнул показательно. Здесь уже привык, что подобные проявления чувств не приветствуются в высшем обществе, поэтому так и сидел с каменным лицом.
— При посторонних людях прошу обращаться к нашему гостю по имени Артур, дабы избежать кривотолков, — проговорила княгиня. — Анастасия, к тебе отдельная просьба — так как вы обучаетесь в одной гимназии, при необходимости оказывай Алексею посильную помощь.
Выражение лица княжны при этом явно рассказало о том, что она думает о возможности «посильной помощи». Но лишь на краткий миг — и девушка, возвращая себе холодно-отстраненный вид, кивнула.
— Конечно, мам.
Не знаю каким образом, но Анна Николаевна, видимо, отдала команду — потому что двери открылись и в проеме появилась прислуга с подносами и блюдами. Я на это даже не обратил внимания. Ко мне вернулась недавняя смутная догадка — причем вернулась уже знанием.
Морской кадетский корпус. Именно так — просто Морской кадетский корпус, а не Его Императорского Высочества наследника цесаревича Морской корпус.
В моей России в феврале семнадцатого года оркестры разучивали парадные марши и шилась форма по эскизам Васнецова для торжественного входа войск в Константинополь. Который, как и проливы, должен был отойти Российской империи. В это самое время, когда Россия была в шаге от по-настоящему великой победы, открывающей дорогу на вершину мира, первым из царской семьи нарушил присягу великий князь Кирилл, двоюродный брат Николая Второго, перейдя на сторону Государственной думы вместе с возглавляемым им Гвардейским экипажем, флотской элитной частью лейб-гвардии. Великий князь Кирилл был одним из многих, кто нацелился в то время на высшую власть — активный дележ которой среди высшего руководства страны и армии привел в итоге к гибели монархии.
В этом мире февраля семнадцатого не случилось. Именно в семнадцатом. Сведения, на которые я натыкался, были обрывочными, скудными, а глубже я еще копать не пробовал. Опасался ненужного внимания и вопросов, да и времени пока не было — задача не первостепенной важности. Но с большой долей уверенности предполагал, что без смуты под конец Первой войны не обошлось, и наверняка амбициозный великий князь Кирилл попытался и здесь отжать себе власть, опираясь именно на флотских офицеров. Как следствие — просто Морской кадетский корпус, а не вот это вот все.
Хотя, может, я и не прав, а все гораздо проще — наличие одаренных с начала двадцатого века наверняка кардинально повлияло на тактику сражений. Не совсем уверен, но думаю, к тому, что «большой корабль равно большая цель», здесь пришли гораздо раньше, чем у нас. Вообще, по устройству и истории Российской Конфедерации у меня было немало вопросов. Вплоть до лежащих на поверхности — почему Конфедерация, а служба безопасности — федеральная. Но опять же все это вопросы — не первостепенной важности.
Романовы в этом мире по-прежнему на троне, но ни одного Кирилла в списках, новостях, исторических справках я не видел. Здесь Первая мировая длилась дольше и гораздо жестче — по мере вхождения в силу одаренных. И, вполне вероятно, именно жестокость ведения войны позволила династии Романовых сохранить за собой трон. Учитывая также, что уже в начале двадцатых годов у стран Антанты — России, Англии и Франции — начали появляться свои одаренные, присоединяясь к местной аристократии. В основном это были те, кто безошибочно понял, что Тройственный союз, даже несмотря на наличие одаренных, войну на уничтожение не выдержит.
Но. Это все были мои догадки. А вот доподлинным знанием было то, что ни Морской кадетский корпус, ни гимназия имени барона Витгефта не принадлежат к категории учебных заведений первого и даже второго эшелона. То есть это не те места, куда отправляет учиться отпрысков высшая российская владетельная аристократия. Более того, гимназия, в которой мне предстояло учиться, пользуется отнюдь не самой лучшей репутацией. А княжна ведь, как только что узнал, обучается именно в ней.
Форма белокурого ангела напротив, по-прежнему смущенно мне улыбающегося, также не вызывала отклика в памяти. А значит, и учебное заведение, где числится самая юная из Юсуповых-Штейнберг, к элитным также не принадлежит. Безоговорочно уверен — по той теме фон Колер меня два дня гонял.
Княгиня, кстати, молодец. Без шуток.
Конечно, я не принял всерьез и безоговорочно ее неожиданную подачу про «стать частью семьи». Но и в корне отметать сразу не стал — потому что Юсуповы-Штейнберг явно не на вершине родовой российской аристократии, мягко говоря, и для княгини банально дешевле может быть на полном серьезе со всей проснувшейся родственной любовью принять меня в семью, минимизировав издержки. Что, в свою очередь, не исключает и того, что выждав лет пять, а может быть, даже все десять-пятнадцать, она выключит родственные чувства и оставит меня без штанов. Или еще хуже, под монастырь подведет.
Сложно это все. И с каждым новым знанием понимаю и принимаю — Олег бы здесь точно не вывез. Да, там он прибавил себе двадцать лет, но ведь… эх, ладно, пора уже забыть об оставшихся в том мире перспективах и накоплениях.
За столом между тем потекла неспешная и вначале несмелая беседа, но атмосфера понемногу разряжалась. Чему прямо способствовала княгиня — играя радушную хозяйку и демонстрируя мне явное расположение. При всем при этом она еще подарила мне удивительный взгляд и, по-моему, даже вложила несколько своих мыслей. Мол, улыбаемся и машем, но ведь ты умный мальчик, а мы с тобой вдвоем все понимаем…
Поэтому, перестав грузить голову тяжелыми размышлениями, я просто отдал должное мастерству повара — сомневаюсь, что на кухне княгини работает пищевой принтер, а не живые виртуозы кулинарного дела.
Николай, как и Александра, вели себя благожелательно и приветливо. Здесь опять же я без иллюзий — их благожелательность, даже искренняя, может быть выключена в одно мгновение. Мир здесь гораздо жестче, чем кажется на первый взгляд.
Одна Анастасия в разговоре участвовала мало, обращаясь лишь к младшему брату и сестре, по-прежнему не показывая в мою сторону ничего, кроме холодного равнодушия.
Как хорошо, что в ближайшее время мне предстоит просто съездить пострелять, стараясь попасть в цель, и при этом избегать того, чтобы другие попали в меня. Удивительно, но перспектива скорого участия в смертельном сафари кровавого спорта у меня даже некий энтузиазм вызвала — хоть голову разгрузить.
Господи, как же я ошибался.
ГЛАВА 13
— What is the purpose of your visit to the Protectorate Volyn?[2] — откинувшись в кресле, прокручивая между пальцами мой ай-ди, с ленцой поинтересовался сотрудник визового контроля.
«Конференция по новым компьютерным технологиям и защите компьютерных программ» — возник у меня сильный соблазн ответить, как можно более тщательно выговаривая слова. Сдержался.
— Там написано, — по-русски произнес я, показав взглядом на карту-носитель в руках пограничника.
Личного терминала у меня не было, поэтому я проходил в том числе и визуальный контроль. Правда, двигаясь по практически пустому зеленому коридору.
— Jaki jest cel pacskiej wizyty w Protektoracie Wolyc? — выпрямившись на стуле, уже по-польски задал тот же вопрос уязвленный моим вызывающим поведением пограничник.
— А?.. Не, не понимаю я, — уже не удержался и, все-таки копируя интонацию, процитировал я памятную сценку из кино моего мира.
Официальными языками общения в Волынском протекторате были английский и польский. Поэтому сотрудник визовой службы, в принципе, в своем праве. Хотя русский наверняка знал. Как знал и то, что и я могу легко на английском говорить.
Конечно, можно было и нормально ему ответить, но препятствовало этому несколько факторов.
Во-первых, передо мной сидел поляк, а я — по легенде, выходец из британской Калифорнии. Пусть и получивший недавно гражданство Российской Конфедерации. И если у поляков с русскими отношения были вполне нормальными — с учетом географии конечно же, то с британцами все обстояло сложнее.
После окончания Первой мировой Россия потеряла Царство Польское при активном участии британцев, которые, пользуясь смутой в России, создали в стране полностью контролируемую администрацию. Ослабленным Австро-Венгрии и Германии в то время было не до этого, а вот британцы, нацелившись на возрождение Речи Посполитой на словах, а по факту традиционно неся управляемый хаос, явно собирались сражаться со всем окружающим миром в Восточной Европе. Причем сражаться до последнего поляка.
Как понимаю, именно тогда, в середине двадцатого века, только из-за британцев Польша и не попала в первый мир. Сменив название на Речь Посполитую, с претензией на Великопольшу, она осталась во втором — ни в Европейский союз, ни обратно в Российскую империю, ставшую Конфедерацией, ее не пустили британцы, а как самостоятельной державе путь в большой мир, ко взрослым дядькам, полякам был заказан — никто в здравом уме себе конкурентов плодить не будет. И так Большой четверке явно тесно на планете — даже я это уже понял, с весьма ограниченным доступом к информации. Поэтому, естественно, о любви между островными англосаксами и рядовыми поляками речи не шло, даже совсем наоборот. Вернее, существовала односторонняя нелюбовь — большинству англосаксов на чувства поляков было по большему счету плевать. Хотя шутки про «польского сантехника» ходили именно с их подачи, почти как и в моем мире.
Во-вторых, причиной моего показательного небрежения был сословный фактор. У меня отсутствовал личный терминал, и пограничник просто обязан был спросить меня о цели визита. При этой проверке важен не ответ даже, а сам факт диалога — это у меня еще от Олега знания. Пограничник обязан был спросить, а я при этом не обязан отвечать. И тем более в такой форме, словно отчитываясь перед ним.
Дома, у себя в родном мире, я бы подобным совершенно не запаривался. Мне и официанта, как и дворника, не переломится поблагодарить за работу искренним спасибо. Но здесь не там, к сожалению.
Мой новый мир — сословный, и это просто одна из многих случайных тренировок. Я ученик высшей школы Конфедерации, гражданин одной из четырех держав. «Держава» по-английски — «Power», сила. Передо мной же сидит рядовой исполнитель из нижнего мира, который, пусть и без умысла, посмел требовать у меня отчета. Не здесь и не сейчас, но в подобной и похожей ситуации любое другое поведение, кроме высокомерного удивления чужой наглостью, может принести мне репутационный ущерб.
Пограничник, выдержав максимально возможную паузу — старательно играя мне на нервах, но при этом пройдясь по лезвию: я ведь мог и старшего смены позвать, требуя ответа — просканировал карточку с визой. Пока он по-прежнему старательно медленно, насколько возможно, вносил данные, мимо проследовала шумная компания молодежи.
Отвлекаясь, присмотрелся — две девушки и три парня. Заметив изучающий, пристальный взгляд, одна из девушек на миг замерла, сама меня рассматривая.
Я же немного подзавис. Очень примечательная и привлекательная внешность. Яркие голубые глаза, смуглая — не загорелая, а именно смуглая кожа, иссиня-черные прямые волосы, несколько заметных веснушек на носу. Не удержавшись, я приветливо подмигнул. Девушка в ответ подарила мне белоснежную улыбку, засмеялась и двинулась дальше, догоняя своих.
Улыбалась она мне, кстати, как маленькому, смеялась тоже. Опять я неверно оценил ситуацию. Это для меня «старого» они молодежь — восемнадцать лет всем, плюс-минус. Я же для них сам как «молодежь».
Никак привыкнуть не могу к несоответствию собственного восприятия мира и его ответного отношения. И не принимать это отношение на свой счет: мне тридцатипятилетнему такая снисходительная улыбка и смех — как обидная и злая шутка, а мне четырнадцатилетнему — совсем наоборот.
Шумную компанию, кстати, никто не проверял и не собеседовал дежурным диалогом. Судя по идеальным лицам и фигурам — аристократы или дженерики. И кто-то из оставшихся четверых спутников улыбнувшейся мне девушки точно охранник и ходячий личный терминал, как мой Планшет. Может, даже и не один.
— Welcome to the Protectorate Volyn,[3] — отвлекая от созерцания обтянутых тугой тканью удаляющихся женских бедер, ровным голосом произнес между тем пограничник, отдавая мне карту ай-ди.
— Thank you very much,[4] — широко улыбнулся я. Забрав карту, одновременно работающую как паспорт, виза и кошелек, двинулся к выходу из терминала.
Уже сидя в такси, внимательно осматривался по сторонам. Смотрел как гость, а не как недавний житель, ограниченный в правах вплоть до отсутствия возможности покинуть территорию.
Сейчас я прибыл сюда как Артур Волков. Все свидетели и участники событий в миссии Красного Креста, когда я мертвый лежал на каталке в операционной, перестали существовать. Все, кроме Степы. Надеюсь, и Степан не сильно задержится на этом свете. А кроме него — и то бездоказательно, о моей «смерти» никто и не знал.
Ответственными фээсбэтменами все было подготовлено идеально. Даже исчезновение Мустафы в новую историю укладывалось: по дополненной легенде именно он помог мне в краткий срок договориться с сотрудником социальной адаптации и вытащить сбережения отца. На которые я сумел приобрести себе новую, совсем недешевую личность. Очень важный момент на самом деле: здесь, в протекторате, проверить истинность легенды Артура Волкова гораздо проще. И можно найти гораздо больше информации без последствий для себя, нежели если задаться такой целью в Конфедерации, где контроль Сети строже.
Зато остальные двое мое появление показательно заметили. Белокурый худощавый юноша в форме поднялся со своего места. Двубортный черный китель с золотыми пуговицами и якорями на воротнике-стойке, широкий белый ремень и белые же перчатки. Морской кадетский корпус — определил я, потому как форму военных учебных заведений фон Колер мне за минувшие дни не только показывал, но и заставлял изучать, ориентируясь в многообразии мундиров и отличительных знаков.
«Морской кадетский корпус», — еще раз повторил про себя. Что-то при этом шевельнулось смутной догадкой, но ухватить я ее не успел, столкнувшись взглядом с сыном княгини. Кадет смотрел приветливо, не скрывая интереса. При взгляде на него я почувствовал легкую неправильность. Понял почти сразу же — потому что очень и очень часто видел похожего товарища последние дни после перевоплощения. В те моменты, когда смотрелся в зеркало.
Сидевшая рядом с кадетом девушка вставать не стала, но развернулась, открытым жестом вытянув руку вдоль спинки дивана. Она была в строгом наряде, вероятно являвшимся формой одной из частных закрытых школ — бордовый китель-жакет, клетчатая юбка, форменный бант красного цвета в светлых волосах. Единственное откровенно красное, кстати, в этом Красном только по названию зале.
Всегда мечтал о брате. А здесь и брат сразу, и сестра — развернувшаяся ко мне на диване девушка также была очень похожа на… меня. Законные дети Петра Алексеевича, значит. И первое мое впечатление о них оказалось обманчиво.
Стать и внутренняя уверенность вместе с аурой официоза обманчиво завысили их возраст в моих глазах. И кадет, и воспитанница школы благородных девиц были одного со мной возраста или даже младше — лет тринадцать-четырнадцать, не больше. Кроме того, глаза у обоих по-обычному голубые — без неестественного отсвета, который появляется после инициации. «Или близняшки, или погодки», — подумал я, осматривая неожиданных биологических родственников.
Анастасия выглядела старше всех нас. Держится как взрослая, даже слишком показательно, и, скорее всего, ей шестнадцать, не больше. Слишком уж пытается подчеркнуть свой статус одаренной. Может, и вовсе еще шестнадцати нет и только перешла на второй год обучения, пройдя инициацию.
Юная княжна, глядя необычными глазами, видя обращенное на меня внимание всех остальных «родственников», все же впервые взглянула прямо в глаза. Без тени эмоций, ровно изучающе. Ни намека на ярость, которую я чувствовал во время первого разговора с княгиней, на котором Анастасия присутствовала.
— Знакомьтесь, — ровным голосом заговорила Анна Николаевна. — Артур Волков, наш гость на ближайший год. Артур — личный помощник Максимилиана Ивановича и совсем недавно зачислен в штат воспитанников Высшей школы имени барона Витгефта. А это мои младшие дети, Николай и Александра, — улыбнулась княгиня, плавным жестом показывая на белокурых близнецов. — Ну а с Анастасией вы уже знакомы, хотя и не были представлены.
— Рад знакомству, — шагнул вперед кадет, протягивая мне руку. Белокурая девочка за его спиной в этот момент приветливо улыбнулась. Это настолько хорошая игра или они действительно так открыто благожелательны к незнакомцу, которого мать назвала гостем?
В тот момент, когда ответил на рукопожатие кадета, княгиня заговорила вновь. И сумела удивить, даже ошарашить всех присутствующих. Меня в том числе:
— Артур — вымышленное имя, подаренное нашему гостю жандармским ведомством, вместе с весьма сомнительной легендой. Настоящее — Алексей Петрович Юсупов-Штейнберг, и это сын Петра Алексеевича.
Николай ощутимо вздрогнул, юная гимназистка за его спиной широко распахнула глаза. Но удивление младших членов семьи не шло ни в какое сравнение с реакцией Анастасии, чей взор на миг вспыхнул синим пламенем.
— Прошу за стол. — Анна Николаевна легко, одним движением, поднялась с дивана.
Проводив ее глазами, я столкнулся со взглядом Николая. Смотрел тот без явной неприязни, больше с усилившимся интересом. В ответ я неопределенно пожал плечами — мол, сам не ожидал, что так получится.
Самое юное здесь белокурое создание и вовсе несмело улыбнулось, поднимаясь. Лицо же Анастасии словно окаменело, и, справившись с эмоциональной вспышкой, она вновь перестала обращать на меня какое-либо внимание.
За столом устроились интересно. Во главе, естественно, расположилась Анна Николаевна, по левую руку Анастасия и Александра, по правую Николай. Причем мне княгиня указала место рядом с ним, напротив девушек. Странно, я ожидал, что окажусь напротив княгини, с другой стороны стола. Получилось так, словно и не отделен от остальной части семьи.
— Завещание Петра Алексеевича стало достоянием узкого круга лиц совсем недавно, — заговорила княгиня, — и было сюрпризом как для меня, так и для… Алексея.
Княгиня неожиданно едва-едва улыбнулась, впервые с того момента, как мы сели за стол, прямо обратив на меня взгляд.
— Всю свою сознательную жизнь Алексей не знал о том, что связан… с нашей семьей, — сделала многозначительную паузу княгиня. Информация для него, — уже смотрела на своих детей княгиня, — стала не менее неожиданной, чем и для вас, и для меня. Надо отдать ему должное — столкнувшись с шокирующей новостью, Алексей не стал принимать необдуманных решений. Год, который он проведет у нас, он выторговал себе как время на раздумья.
Княгиня прервалась, вновь посмотрев на меня.
— Раздумья о чем, маме? — холодно поинтересовалась Анастасия.
— По завещанию, составленному Петром Алексеевичем, Алексею полагается право на герб Юсуповых-Штейнберг, с бастардной перевязью. А также доля в наследстве.
За столом воцарилась полная тишина. Я не видел взгляда Николая, но чувствовал его напряжение. Анастасия, все же отлично владевшая собой, сейчас смотрела на меня, сознательно не скрывая всю гамму чувств. Приязни среди них не было. И только белокурый ангел напротив глядела распахнув глаза с надеждой — на то, что сейчас все будут радоваться новому родственнику, а не ссориться.
— За время, которое есть у Алексея, он планирует закончить первый год обучения в гимназии имени барона Витгефта, пройти инициацию, а после уже принять решение. Отказаться ли от полагающегося ему герба и имущественной доли взамен на вознаграждение, либо… стать частью нашей семьи.
Воу. А она умеет удивить — причем я, наверное, даже гораздо больше изумился, чем остальные присутствующие. Был бы дома, в прошлой жизни, — кашлянул бы или хмыкнул показательно. Здесь уже привык, что подобные проявления чувств не приветствуются в высшем обществе, поэтому так и сидел с каменным лицом.
— При посторонних людях прошу обращаться к нашему гостю по имени Артур, дабы избежать кривотолков, — проговорила княгиня. — Анастасия, к тебе отдельная просьба — так как вы обучаетесь в одной гимназии, при необходимости оказывай Алексею посильную помощь.
Выражение лица княжны при этом явно рассказало о том, что она думает о возможности «посильной помощи». Но лишь на краткий миг — и девушка, возвращая себе холодно-отстраненный вид, кивнула.
— Конечно, мам.
Не знаю каким образом, но Анна Николаевна, видимо, отдала команду — потому что двери открылись и в проеме появилась прислуга с подносами и блюдами. Я на это даже не обратил внимания. Ко мне вернулась недавняя смутная догадка — причем вернулась уже знанием.
Морской кадетский корпус. Именно так — просто Морской кадетский корпус, а не Его Императорского Высочества наследника цесаревича Морской корпус.
В моей России в феврале семнадцатого года оркестры разучивали парадные марши и шилась форма по эскизам Васнецова для торжественного входа войск в Константинополь. Который, как и проливы, должен был отойти Российской империи. В это самое время, когда Россия была в шаге от по-настоящему великой победы, открывающей дорогу на вершину мира, первым из царской семьи нарушил присягу великий князь Кирилл, двоюродный брат Николая Второго, перейдя на сторону Государственной думы вместе с возглавляемым им Гвардейским экипажем, флотской элитной частью лейб-гвардии. Великий князь Кирилл был одним из многих, кто нацелился в то время на высшую власть — активный дележ которой среди высшего руководства страны и армии привел в итоге к гибели монархии.
В этом мире февраля семнадцатого не случилось. Именно в семнадцатом. Сведения, на которые я натыкался, были обрывочными, скудными, а глубже я еще копать не пробовал. Опасался ненужного внимания и вопросов, да и времени пока не было — задача не первостепенной важности. Но с большой долей уверенности предполагал, что без смуты под конец Первой войны не обошлось, и наверняка амбициозный великий князь Кирилл попытался и здесь отжать себе власть, опираясь именно на флотских офицеров. Как следствие — просто Морской кадетский корпус, а не вот это вот все.
Хотя, может, я и не прав, а все гораздо проще — наличие одаренных с начала двадцатого века наверняка кардинально повлияло на тактику сражений. Не совсем уверен, но думаю, к тому, что «большой корабль равно большая цель», здесь пришли гораздо раньше, чем у нас. Вообще, по устройству и истории Российской Конфедерации у меня было немало вопросов. Вплоть до лежащих на поверхности — почему Конфедерация, а служба безопасности — федеральная. Но опять же все это вопросы — не первостепенной важности.
Романовы в этом мире по-прежнему на троне, но ни одного Кирилла в списках, новостях, исторических справках я не видел. Здесь Первая мировая длилась дольше и гораздо жестче — по мере вхождения в силу одаренных. И, вполне вероятно, именно жестокость ведения войны позволила династии Романовых сохранить за собой трон. Учитывая также, что уже в начале двадцатых годов у стран Антанты — России, Англии и Франции — начали появляться свои одаренные, присоединяясь к местной аристократии. В основном это были те, кто безошибочно понял, что Тройственный союз, даже несмотря на наличие одаренных, войну на уничтожение не выдержит.
Но. Это все были мои догадки. А вот доподлинным знанием было то, что ни Морской кадетский корпус, ни гимназия имени барона Витгефта не принадлежат к категории учебных заведений первого и даже второго эшелона. То есть это не те места, куда отправляет учиться отпрысков высшая российская владетельная аристократия. Более того, гимназия, в которой мне предстояло учиться, пользуется отнюдь не самой лучшей репутацией. А княжна ведь, как только что узнал, обучается именно в ней.
Форма белокурого ангела напротив, по-прежнему смущенно мне улыбающегося, также не вызывала отклика в памяти. А значит, и учебное заведение, где числится самая юная из Юсуповых-Штейнберг, к элитным также не принадлежит. Безоговорочно уверен — по той теме фон Колер меня два дня гонял.
Княгиня, кстати, молодец. Без шуток.
Конечно, я не принял всерьез и безоговорочно ее неожиданную подачу про «стать частью семьи». Но и в корне отметать сразу не стал — потому что Юсуповы-Штейнберг явно не на вершине родовой российской аристократии, мягко говоря, и для княгини банально дешевле может быть на полном серьезе со всей проснувшейся родственной любовью принять меня в семью, минимизировав издержки. Что, в свою очередь, не исключает и того, что выждав лет пять, а может быть, даже все десять-пятнадцать, она выключит родственные чувства и оставит меня без штанов. Или еще хуже, под монастырь подведет.
Сложно это все. И с каждым новым знанием понимаю и принимаю — Олег бы здесь точно не вывез. Да, там он прибавил себе двадцать лет, но ведь… эх, ладно, пора уже забыть об оставшихся в том мире перспективах и накоплениях.
За столом между тем потекла неспешная и вначале несмелая беседа, но атмосфера понемногу разряжалась. Чему прямо способствовала княгиня — играя радушную хозяйку и демонстрируя мне явное расположение. При всем при этом она еще подарила мне удивительный взгляд и, по-моему, даже вложила несколько своих мыслей. Мол, улыбаемся и машем, но ведь ты умный мальчик, а мы с тобой вдвоем все понимаем…
Поэтому, перестав грузить голову тяжелыми размышлениями, я просто отдал должное мастерству повара — сомневаюсь, что на кухне княгини работает пищевой принтер, а не живые виртуозы кулинарного дела.
Николай, как и Александра, вели себя благожелательно и приветливо. Здесь опять же я без иллюзий — их благожелательность, даже искренняя, может быть выключена в одно мгновение. Мир здесь гораздо жестче, чем кажется на первый взгляд.
Одна Анастасия в разговоре участвовала мало, обращаясь лишь к младшему брату и сестре, по-прежнему не показывая в мою сторону ничего, кроме холодного равнодушия.
Как хорошо, что в ближайшее время мне предстоит просто съездить пострелять, стараясь попасть в цель, и при этом избегать того, чтобы другие попали в меня. Удивительно, но перспектива скорого участия в смертельном сафари кровавого спорта у меня даже некий энтузиазм вызвала — хоть голову разгрузить.
Господи, как же я ошибался.
ГЛАВА 13
— What is the purpose of your visit to the Protectorate Volyn?[2] — откинувшись в кресле, прокручивая между пальцами мой ай-ди, с ленцой поинтересовался сотрудник визового контроля.
«Конференция по новым компьютерным технологиям и защите компьютерных программ» — возник у меня сильный соблазн ответить, как можно более тщательно выговаривая слова. Сдержался.
— Там написано, — по-русски произнес я, показав взглядом на карту-носитель в руках пограничника.
Личного терминала у меня не было, поэтому я проходил в том числе и визуальный контроль. Правда, двигаясь по практически пустому зеленому коридору.
— Jaki jest cel pacskiej wizyty w Protektoracie Wolyc? — выпрямившись на стуле, уже по-польски задал тот же вопрос уязвленный моим вызывающим поведением пограничник.
— А?.. Не, не понимаю я, — уже не удержался и, все-таки копируя интонацию, процитировал я памятную сценку из кино моего мира.
Официальными языками общения в Волынском протекторате были английский и польский. Поэтому сотрудник визовой службы, в принципе, в своем праве. Хотя русский наверняка знал. Как знал и то, что и я могу легко на английском говорить.
Конечно, можно было и нормально ему ответить, но препятствовало этому несколько факторов.
Во-первых, передо мной сидел поляк, а я — по легенде, выходец из британской Калифорнии. Пусть и получивший недавно гражданство Российской Конфедерации. И если у поляков с русскими отношения были вполне нормальными — с учетом географии конечно же, то с британцами все обстояло сложнее.
После окончания Первой мировой Россия потеряла Царство Польское при активном участии британцев, которые, пользуясь смутой в России, создали в стране полностью контролируемую администрацию. Ослабленным Австро-Венгрии и Германии в то время было не до этого, а вот британцы, нацелившись на возрождение Речи Посполитой на словах, а по факту традиционно неся управляемый хаос, явно собирались сражаться со всем окружающим миром в Восточной Европе. Причем сражаться до последнего поляка.
Как понимаю, именно тогда, в середине двадцатого века, только из-за британцев Польша и не попала в первый мир. Сменив название на Речь Посполитую, с претензией на Великопольшу, она осталась во втором — ни в Европейский союз, ни обратно в Российскую империю, ставшую Конфедерацией, ее не пустили британцы, а как самостоятельной державе путь в большой мир, ко взрослым дядькам, полякам был заказан — никто в здравом уме себе конкурентов плодить не будет. И так Большой четверке явно тесно на планете — даже я это уже понял, с весьма ограниченным доступом к информации. Поэтому, естественно, о любви между островными англосаксами и рядовыми поляками речи не шло, даже совсем наоборот. Вернее, существовала односторонняя нелюбовь — большинству англосаксов на чувства поляков было по большему счету плевать. Хотя шутки про «польского сантехника» ходили именно с их подачи, почти как и в моем мире.
Во-вторых, причиной моего показательного небрежения был сословный фактор. У меня отсутствовал личный терминал, и пограничник просто обязан был спросить меня о цели визита. При этой проверке важен не ответ даже, а сам факт диалога — это у меня еще от Олега знания. Пограничник обязан был спросить, а я при этом не обязан отвечать. И тем более в такой форме, словно отчитываясь перед ним.
Дома, у себя в родном мире, я бы подобным совершенно не запаривался. Мне и официанта, как и дворника, не переломится поблагодарить за работу искренним спасибо. Но здесь не там, к сожалению.
Мой новый мир — сословный, и это просто одна из многих случайных тренировок. Я ученик высшей школы Конфедерации, гражданин одной из четырех держав. «Держава» по-английски — «Power», сила. Передо мной же сидит рядовой исполнитель из нижнего мира, который, пусть и без умысла, посмел требовать у меня отчета. Не здесь и не сейчас, но в подобной и похожей ситуации любое другое поведение, кроме высокомерного удивления чужой наглостью, может принести мне репутационный ущерб.
Пограничник, выдержав максимально возможную паузу — старательно играя мне на нервах, но при этом пройдясь по лезвию: я ведь мог и старшего смены позвать, требуя ответа — просканировал карточку с визой. Пока он по-прежнему старательно медленно, насколько возможно, вносил данные, мимо проследовала шумная компания молодежи.
Отвлекаясь, присмотрелся — две девушки и три парня. Заметив изучающий, пристальный взгляд, одна из девушек на миг замерла, сама меня рассматривая.
Я же немного подзавис. Очень примечательная и привлекательная внешность. Яркие голубые глаза, смуглая — не загорелая, а именно смуглая кожа, иссиня-черные прямые волосы, несколько заметных веснушек на носу. Не удержавшись, я приветливо подмигнул. Девушка в ответ подарила мне белоснежную улыбку, засмеялась и двинулась дальше, догоняя своих.
Улыбалась она мне, кстати, как маленькому, смеялась тоже. Опять я неверно оценил ситуацию. Это для меня «старого» они молодежь — восемнадцать лет всем, плюс-минус. Я же для них сам как «молодежь».
Никак привыкнуть не могу к несоответствию собственного восприятия мира и его ответного отношения. И не принимать это отношение на свой счет: мне тридцатипятилетнему такая снисходительная улыбка и смех — как обидная и злая шутка, а мне четырнадцатилетнему — совсем наоборот.
Шумную компанию, кстати, никто не проверял и не собеседовал дежурным диалогом. Судя по идеальным лицам и фигурам — аристократы или дженерики. И кто-то из оставшихся четверых спутников улыбнувшейся мне девушки точно охранник и ходячий личный терминал, как мой Планшет. Может, даже и не один.
— Welcome to the Protectorate Volyn,[3] — отвлекая от созерцания обтянутых тугой тканью удаляющихся женских бедер, ровным голосом произнес между тем пограничник, отдавая мне карту ай-ди.
— Thank you very much,[4] — широко улыбнулся я. Забрав карту, одновременно работающую как паспорт, виза и кошелек, двинулся к выходу из терминала.
Уже сидя в такси, внимательно осматривался по сторонам. Смотрел как гость, а не как недавний житель, ограниченный в правах вплоть до отсутствия возможности покинуть территорию.
Сейчас я прибыл сюда как Артур Волков. Все свидетели и участники событий в миссии Красного Креста, когда я мертвый лежал на каталке в операционной, перестали существовать. Все, кроме Степы. Надеюсь, и Степан не сильно задержится на этом свете. А кроме него — и то бездоказательно, о моей «смерти» никто и не знал.
Ответственными фээсбэтменами все было подготовлено идеально. Даже исчезновение Мустафы в новую историю укладывалось: по дополненной легенде именно он помог мне в краткий срок договориться с сотрудником социальной адаптации и вытащить сбережения отца. На которые я сумел приобрести себе новую, совсем недешевую личность. Очень важный момент на самом деле: здесь, в протекторате, проверить истинность легенды Артура Волкова гораздо проще. И можно найти гораздо больше информации без последствий для себя, нежели если задаться такой целью в Конфедерации, где контроль Сети строже.