Темный пакт

ГЛАВА 12




— Способности делятся на два вида: созидание и разрушение. Для созидания нужна энергия. Самая распространенная, доступная и легкая в освоении — это энергия стихий. Именно ее операторов, наделенных даром, количественно больше среди всех, обладающих сверхчеловеческими способностями. Стихийное созидание — первое из высоких искусств, которое стало доступно человечеству…

— Максимилиан Иванович, а покороче и попроще можете объяснить? — неожиданно перебив профессора, поинтересовался пленник.

Фон Колер едва заметно вздрогнул. Прервавший его заключенный лишь едва улыбнулся, блеснув яркого, ультрамаринового цвета глазами:

— Всегда мечтал вам об этом сказать.

С незнакомцем, кстати, я был согласен. Барон в своих лекциях страдал… не то чтобы излишним словоблудием, но он не передавал знания окружающим, а скорее разговаривал сам с собой, получая истинное удовольствие от процесса.

— Уж простите: когда, если не сейчас, — извиняющимся жестом развел руками пленник.

— Эх, Сережа, Сережа, — с искренним, как мне показалось, сожалением вздохнул фон Колер, — если бы ты уделял моим лекциям больше внимания, не оказался бы сейчас здесь.

Пленник в этот раз промолчал. Он подтверждающе пожал плечами, а потом опустил взгляд и принял равнодушный вид.

Эмоции чужих людей я безошибочно чувствовал, когда они были направлены именно на меня. Сейчас же незнакомец даже не обращал на меня внимания, но при этом я уже явственно ощущал окутывающую его ауру безнадежной тоски.

— Вам решать, Алексей Петрович, — вдруг обернулся ко мне барон. — Как популярно по последней моде в кругах молодежи, спрошу: правда или действие?

Мустафа, княгиня, Демидов — все, кто был в курсе моей личности, называли меня Артуром. И только фон Колер, при отсутствии лишних ушей, продолжал именовать меня на «вы», обращаясь «Алексей Петрович». Подчеркивая наше — пусть и негарантированное, будущее сословное равенство.

Пока я мельком подумал об этом — ощутил, что после слов барона невозмутимый на вид пленник вдруг преисполнился отчаянной надеждой. Его чувства были настолько сильны, что я не выдержал:

— Давайте перейдем к действию, а правду оставим на потом.

— Уверены, Алексей Петрович?

То, что находящийся в камере пленник обречен, сомнений у меня не вызывало. Как и то, что именно его жизнь послужит средством для создания слепка души на мне — подобного тому, что спас мне жизнь совсем недавно. И я просто не смогу со всем вниманием слушать профессора, ощущая рядом чужой страх смерти.

— Уверен.

— Ваш выбор, — даже, как мне показалось, с уважением покивал фон Колер. — Ну-с, начнем.

А вот после последней его фразы я напрягся. Барон покивал с уважением, но это было похоже на уважение перед слабоумием и отвагой.

Неожиданно воспрянувший духом пленник поднял взгляд и, несмело улыбнувшись, легким шагом подошел к барону. Белый мужчина, не старше тридцати — уже внимательно осмотрел я его. Одет так, словно только прибыл с великосветского приема — только пиджака и галстука не хватает. Мельком глянув на запонки и часы, я мысленно прикинул стоимость. Немало.

— На Петра как похож, — впервые глянул на меня незнакомец. Он хотел было что-то спросить у барона, но фон Колер взглядом заставил его замолчать.

— Прощай, Сережа, — мягко проговорил Максимилиан Иванович.

— Прощайте, Максимилиан Иванович, — склонил голову пленник.

Барон шагнул вперед и, взявшись за воротник рубашки, резким жестом дернул ткань в стороны, так что по полу покатилось несколько пуговиц. Фон Колер, не снимая полностью рубашку с обреченного, просто разведя отвороты, положил ладони на плечи пленнику и оглянулся на меня.

— Сюда встаньте, Алексей Петрович, — показал барон взглядом место поодаль, чуть в стороне от себя, по правую руку. — Опуститесь на одно колено, подбородок вверх. Вот так, постарайтесь не шевелиться.

«Дышать-то можно?»

— Дышать можно.

«Я это вслух сказал?»

— Помолчи…те, пожалуйста, — раздраженно буркнул фон Колер, отворачиваясь. Хорошо, что отвернулся, потому что лицо у меня застыло в глуповатом, надо сказать, выражении.

Ладони барона уже потемнели и подернулись дымкой, просачивающейся даже сквозь покрывающую их тонкую ткань рубашки. Фон Колер напрягся и неожиданно словно стал выше ростом, а вокруг него возникла пугающая до ужаса аура. Пленник в этот момент растерял невозмутимость — я видел, как лицо его все же перекосила испуганная гримаса. Он даже попытался зажмуриться, но вдруг дернулся, словно от электрического разряда, и широко раскрыл глаза. Причем явно против воли: из его тела сразу ушла плавность жизни — так выглядят люди на картинках неопытных еще художников. Деревянно, плоско, ненатурально.

Верх рубашки уже пошел прахом, и сейчас я видел, что руки фон Колера объяты темными лоскутными всполохами, словно кислота прожигавшими кожу. Распахнутые глаза жертвы вдруг ярко полыхнули синим пламенем, которое моментально укротилось, а чуть погодя в нем проявились темные, чернильные языки. Несколько секунд — и фигуру пленника полностью окутали всполохи синего пламени, которые почти сразу стали чернильно-синими, а после и вовсе полностью потемнели.

Фон Колер, находясь в состоянии высочайшей концентрации, плавя и сжигая черным пламенем кожу пленника, повел ладонями вверх по плечам, шее обреченного, уже касаясь лица. Страшное зрелище, но я смотрел не отрываясь.

Еще одно явное напряжение сил, и барон немного подался назад. Совсем немного, но в этот момент мне… нет, не по ушам ударило. Истошный и пронзительный вопль раздался словно из другого измерения или астрала — я слышал его, но при этом понимал, что это точно не местный, неестественный звук.

Вновь где-то за кромкой реального мира раздался крик обреченного на смерть и еще один. Барон в этот момент еще больше подался назад, отнимая руки от лица пленника. При этом к его ладоням оказалась словно приклеена призрачная маска. Барон в буквальном смысле вытягивал дух из тела — отступая назад совсем по чуть-чуть, он удерживал призрачную, сотканную из черных лоскутов фигуру, отделяющуюся от тела обреченного. Призрачную фигуру, в которой концентрировалась вся жизненная энергия жертвы.


Я наблюдал за происходящим, забыв как дышать. Еще несколько секунд, и вот уже фон Колер высоко поднял руки. Его ладони по-прежнему были на лице вытянутой из тела призрачной фигуры, которая сейчас дрожала в темно-сером мареве. Вновь зазвучал инфернальный вой — громко, так что меня словно током ударило. Но крик постепенно становился тише — по мере того, как бледнела, истончалась лоскутная тень, теряя форму человеческого тела. Как густой дым на легком ветерке. Нет, не так, присматриваясь, понял я свою ошибку. Призрачная фигура не истончалась — энергетические всполохи словно втягивались в маску.

Я не отрываясь смотрел на происходящее, но краем глаза заметил, что тело пленника постепенно превращается в прах. Вся жизненная сила и энергия, что присутствовали в одаренном, сейчас полностью сконцентрировались в руках барона. А именно — в посмертной маске, которая все сильнее наливалась глубоким мрачным отсветом.

Крики умирающего прервались, и лишь на периферии слышимости я ощущал, словно шелест, приглушенное перешептывание. Но сконцентрироваться на этом не успел — барон обернулся ко мне. Я невольно вздрогнул — лицо у фон Колера было бледное, белее мела. И от этого еще более сильно на нем выделялись абсолютно черные глаза, которые заполонил мрак.

— Я ослабил его, насколько можно. Удачи в бою, — негромко и вполне обычным своим голосом произнес фон Колер.

Никогда. Никогда больше я не стану никого жалеть в этом мире. Если еще хоть раз появится мысль пренебречь знаниями, то…

— Сосредоточься, будет непросто, — вдруг резко произнес барон.

Вовремя он. Я собрался и даже кивнул:

— Поехали.

Когда барон плавным, но быстрым и резким движением прислонил маску мне к лицу, ощущение было — на краткий миг, словно кожи коснулся тонкий и мокрый полиэтиленовый пакет. Но почти сразу чувствительность тела полностью пропала, а я осознал себя в черной пустоте, в виде призрачного силуэта среди бескрайнего ничто. Приготовился было к отпору, но ничего не происходило.

Секунда, две, три… Вот оно, началось. Возвращая чувствительность, от лица по телу начала растекаться чистая энергия. Ощущения подобны тому, как теплеет внутри от выпитого алкоголя. Теневые всполохи, возвращающие чувствительность, опускались от лица вниз по шее, груди. Руки, ноги, теперь спина — проходя по кругу, и в последнюю очередь задний отдел шеи и затылок.

Яркая вспышка, и я вновь полностью ощущаю и осознаю себя, по-прежнему находясь в абсолютной пустоте. Вот только сейчас я был не один. В меня словно по всему телу вцепились коготки, пытаясь разодрать, утянуть за собой в абсолютное ничто. На миг я ужаснулся перспективе, но практически сразу сосредоточился, сопротивляясь чужой умирающей душе.

Состояние абсолютной собранности и концентрации — совсем как тогда, когда в теле Олега сидел на Арене, ожидая начала поединка. Опаска перед неизведанным пропала, а я полностью успокоился — фон Колер сказал, что максимально ослабил противника, поэтому мне просто надо решить поставленную задачу.

Все происходящее дальше напоминало призрачный армрестлинг, только вместо рук были щупальца, которыми противник цеплялся за осколки своей оболочки. Несмотря на напряжение момента, я видел и безошибочно чувствовал, что я сильнее. Появилось внутреннее спокойствие — мне предстояло много грязной и сложной работы, которую просто необходимо выполнить.

Ошибся. Не предстояло.

Передо мною вдруг возникла призрачная фигура невероятно красивой женщины, от которой повеяло теплом и любовью. Ее аура оказалась настолько сильной, что чужое, сопротивляющееся окончательной смерти сознание мигом сдуло прочь, словно невесомую пыль порывом ветра. Последний пронзительный крик растворился в окружающей пустоте и оставил призрачное тело, сотканное из лоскутов энергии, в мое единоличное пользование.

Еще миг — и я открыл глаза, осознав себя стоящим на одном колене на холодном бетонном полу камеры.

«Я всегда буду рядом», — еще звучал в ушах шепот незнакомки. Хотя кто это, я догадался с легкостью — наверняка настоящая мать Олега. Узнала ли она, что в его теле чужая душа? Вероятно, нет — очень уж наполнены настоящей любовью ее прощальные слова. Разумный ли это был дух или только слепок чужой памяти? Если она разумна и узнает, что я не Олег, как отреагирует?

— Похвально быстро… — отвлекая от мыслей, протянул фон Колер, одобрительно поджав губы.

Отвечать я пока не стал. Перед глазами все еще стоял прекрасный образ с искренней любовью во взгляде, и я всеми силами пытался закрыться, абстрагироваться от мира. Это все Олега, личное. А также уже мое, как ни крути. И появившееся видение, играючи отправившее в небытие чужую душу, совсем не то, о чем нужно знать присматривающему за мной барону.

— Не волнуйтесь, Алексей Петрович, — негромко произнес фон Колер, заметив мою сосредоточенную отстраненность. — Ваши мысли я могу читать так явно лишь тогда, когда нахожусь в астральной форме. И тогда, когда объект чтения открыт так же, как и вы перед поединком, даже без активации ментальной защиты.

— Следующее занятие мне очень хотелось бы посвятить именно практике ментальной защиты, — ровным голосом проговорил я.

— Всенепременно, — кивнул барон. — Как ваше самочувствие?

Прикрыв на мгновение глаза, прислушался к себе.

— Легкость… даже эйфория, — негромко озвучил я. — Радость, природа которой мне пока не очень понятна. Облегчение. Отсутствие усталости. Словно заново родился, — открыв глаза, осмотрелся я по сторонам.

Удивительное чувство.

Впрочем, меньше чем за минуту эйфория прошла — энергетический слепок чужой души, из которого эта самая душа оказалась изгнана, оставив только энергию, интегрировался с моим телом, растворившись в нем.

Все, сохранился.

За счет чужой жизни. Даже более того — за счет жизни одаренного. Вот он и ответ, почему применение способностей темных искусств карается смертной казнью.

— Максимилиан Иванович.

— Слушаю вас.

— Это же было смертельно опасно для меня. Этот… Сергей, — кивнул я на кучку праха среди остатков одежды, — он же всеми силами пытался воспрепятствовать мне.

— Сережа был одаренным мальчиком. В прямом и переносном смысле, — кивнул фон Колер своим воспоминаниям, — но завладеть твоим телом, тем более поработить или даже изгнать разум, он бы не смог. Максимум — забрал бы тебя с собой.

— То есть я сейчас мог умереть полностью и бесповоротно.

— Именно так.

— А вы…

«Не предупредили», — хотел сказать я. Но не сказал — профессор даже переспросил меня, уверен ли я в первичном действии, а не в правде. М-да, если я еще хоть раз…

— Что — я? — с полуулыбкой поднял бровь фон Колер, заполняя паузу.