Темное дело

– А деньги? – спросил Мишю, который слушал молодую графиню в глубокой задумчивости.

– Сегодня я передала кузенам сотню золотых луидоров.

– Я привезу их живыми и невредимыми, – сказал Мишю. – Но вы не сможете навещать их в этом убежище. Моя жена или сын будет дважды в неделю приносить им еду. Однако за свою безопасность я поручиться не могу, а потому, мадемуазель, на случай беды знайте: на чердаке моего павильона я проделал сверлом отверстие в главной опоре и заткнул его большим болтом. В отверстии этом – план одной лесной делянки. Деревья, помеченные на плане красной точкой, у самой земли, на стволе, также имеют отметину, только черную. Эти деревья служат указателями. Под каждым третьим старым дубом слева, считая от помеченного дерева, в двух футах от ствола, то есть прямо перед ним, на глубине семи футов закопаны жестяные цилиндры, и в каждом – сто тысяч франков золотом. Эти одиннадцать деревьев – а их всего одиннадцать – все, чем владеют де Симёзы теперь, когда у них отняли Гондревилль.

– Дворянство и за сто лет не оправится от потерь, которые ему пришлось понести! – медленно проговорила мадемуазель де Сен-Синь.

– Я должен знать какой-то пароль? – спросил Мишю.

– «Франция и Карл» – для солдат. «Лоранс и Людовик» – для дʼОтсеров и де Симёзов. Боже правый! Вчера увидеть их впервые за одиннадцать лет и уже сегодня знать, что им грозит смерть, и какая ужасная смерть! Мишю, – проговорила она грустно, – ближайшие пятнадцать часов будьте так же бдительны, как и последние двенадцать лет! Если с моими кузенами случится несчастье, я умру. Нет! – поправила она себя, – я проживу до тех пор, пока не убью Бонапарта!

– Мы сделаем это вдвоем, если наступит день, когда надежды не останется.

Лоранс схватила обветренную руку Мишю и порывисто пожала ее, как это делают англичане.

Мишю вынул часы. Они показывали полночь.

– Пора выходить, чего бы нам это ни стоило, – сказал он. – И если какой-нибудь жандарм преградит мне путь, ему не поздоровится. Не подумайте, что я вам приказываю, госпожа графиня, но лучше бы вам поскорее вернуться в Сен-Синь. Шпионы там; развлеките их как следует.

Мишю разобрал входное отверстие. В лесу стояла тишина. Он приложил ухо к земле и тут же вскочил на ноги.

– Они на опушке, той, что ближе к Труа, – сообщил Мишю. – Я обведу их вокруг пальца!

Он помог графине выбраться наружу и уложил камни на место. Когда с этим было покончено, он услышал, как Лоранс тихонько зовет его по имени. Прежде чем уехать, девушке захотелось увидеть, как он садится на лошадь. Слезы навернулись на глаза этому закаленному невзгодами человеку, когда они с молодой госпожой обменялись прощальным взглядом. Графиня же и не думала плакать.

«Он прав, пора потешить гостей!» – сказала она себе, когда все снова стихло, и галопом направила свою лошадь к шато-де-Сен-Синь.





Глава 9

Неудачи полиции




Узнав, что ее сыновьям грозит гибель, г-жа дʼОтсер, которая к тому же не верила, что Революция закончилась и правосудие уже не так скоро на расправу, оправилась от обморока и обрела новые силы благодаря все той же жесточайшей тревоге, которая и заставила ее сомлеть. Страшась и в то же самое время желая узнать больше, она спустилась в гостиную и застала там сцену, достойную кисти жанрового художника. Кюре все так же сидел за ломберным столом, машинально перебирая фишки и поглядывая исподтишка на Пейрада с Корантеном, которые вполголоса переговаривались, стоя у камина. Не раз проницательный взгляд Корантена наталкивался на взгляд кюре, не менее проницательный, – так фехтовальщики, зная, что противник силен, скрещивают рапиры, чтобы затем снова встать в исходную позицию, – после чего оба быстро отводили глаза. Достойнейший г-н дʼОтсер застыл на месте, словно цапля, рядом с массивным, толстым и алчным Гуларом, все с тем же выражением глубочайшего изумления на лице. Мэра, одетого на буржуазный манер, по-прежнему легко можно было спутать с прислугой. Оба этих господина растерянно взирали на жандармов, которые удерживали хнычущего Готара: руки парню связали так крепко, что они отекли и посинели. Катрин не выходила из роли наивной простушки, и понять, что у нее на уме, было невозможно. Капрал, который, по мнению Корантена, допустил оплошность, арестовав двух невинных с виду подростков, не знал, оставаться ему или уйти. Он продолжал стоять посреди залы, положив руку на эфес сабли и глядя на двух парижан. Ошеломленные происходящим, супруги Дюрье и остальная графская челядь являли собой живое воплощение беспокойства. И если бы не судорожные всхлипы Готара, было бы слышно, как летают мухи.

Когда несчастная, бледная от испуга мать открыла дверь и вошла, опираясь на мадемуазель Гуже, глаза у которой покраснели от слез, все взгляды обратились к ним. Корантен с Пейрадом рассчитывали увидеть Лоранс, обитатели же шато, наоборот, при этой мысли затрепетали. Это спонтанное движение господ и слуг произошло словно под воздействием механизма, заставляющего деревянные фигурки одновременно моргать или выполнять то или иное движение.

Г-жа дʼОтсер поспешно шагнула навстречу Корантену и заговорила дрожащим, срывающимся голосом:

– Ради всего святого, мсье, в чем вы обвиняете моих сыновей? Неужели вы и вправду полагаете, что они здесь были?

Кюре, который, едва эта дама вошла в комнату, подумал: «Сейчас она сделает какую-нибудь глупость!» – опустил глаза.

– Мой долг и данное мне поручение не позволяют ответить на ваш вопрос, – с учтивым и в то же время насмешливым видом произнес Корантен.

Получив отказ, который омерзительная галантность этого франта сделала еще более беспощадным, несчастная мать в изнеможении опустилась в кресло рядом с аббатом Гуже, сложила перед собой ладони и стала молиться.

– Где вы схватили этого нытика? – обратился Корантен к капралу, указывая на грума Лоранс.

– На дороге, ведущей к ферме, – той, что тянется вдоль парковой ограды. Еще немного, и этот малый скрылся бы в лесу Клозо.

– А девушку?

– А, эту поймал Оливье.

– И где же?

– Она бежала в Гондревилль.

– То есть они направлялись в противоположные стороны? – спросил Корантен.

– Да, – отвечал жандарм.

– Это юный слуга гражданки Сен-Синь и ее горничная, верно? – спросил Корантен у мэра.

– Да, – ответил Гулар.

Перекинувшись с Корантеном парой фраз – шепотом, чтобы никто не услышал, – Пейрад вышел, уводя с собой жандармского капрала.


В следующую минуту в гостиную вошел капрал из Арси. Приблизившись к Корантену, он проговорил еле слышно:

– Я хорошо знаю это место и лично обыскал все подсобные помещения. Если только этих парней не упрятали под землю, в усадьбе больше никого нет. Сейчас мои люди прикладами ружей простукивают полы и стены.

Вернувшийся к этому времени Пейрад сделал Корантену знак подойти, после чего отвел к крепостному рву и показал насыпь, а также уходящую в сторону от рва дорогу, засаженную ореховыми деревьями.

– Мы разгадали их маневр, – сказал Пейрад.

– И я готов объяснить, в чем состоял их план, – отвечал Корантен. – Маленький грум и девчонка отвлекли на себя внимание этих недоумков-жандармов, чтобы настоящая добыча смогла ускользнуть.

– Правду мы узнаем только при свете дня, – сказал Пейрад. – Земля на дороге мокрая, и я поставил по одному жандарму в самом начале дороги и в конце. С рассветом следы покажут нам, что за звери здесь бродили.

– Я вижу отпечатки лошадиных копыт, – сказал Корантен. – Идемте-ка в конюшню!

– Сколько здесь лошадей? – Вопрос Пейрада был адресован г-ну дʼОтсеру и Гулару.

Они с Корантеном только что вернулись в гостиную.

– Полноте, г-н мэр! Вы прекрасно это знаете. Отвечайте! – прикрикнул на чиновника Корантен, видя, что тот колеблется.

– Кобыла графини и еще две лошади – Готара и г-на дʼОтсера.

– В конюшне мы увидели только одну, – сказал Пейрад.

– Мадемуазель уехала на прогулку, – сказал Дюрье.

– Надо понимать, ваша воспитанница часто прогуливается по ночам? – спросил либертен Пейрад у г-на дʼОтсера.

– Очень часто, – простодушно отвечал пожилой дворянин. – И г-н Гулар вам это подтвердит.

– Все знают, что у госпожи есть причуды, – подала голос Катрин. – Перед тем как лечь в постель, она глядела на небо, и я думаю, поблескивающие вдали штыки жандармов пробудили ее любопытство. Уходя, она сказала мне, что хочет посмотреть, не началась ли новая революция.

– Когда она вышла из дому? – спросил Пейрад.

– Когда увидела ваши ружья.

– И куда она направилась?

– Я не знаю.

– А где вторая лошадь? – спросил Корантен.

– Ж-ж-жанда-а-армы у ме-е-еня ее забра-а-али! – проблеял Готар.

– И куда же ты так спешил? – спросил у него кто-то из жандармов.

– Я е-е-ехал сле-е-едом за хозя-а-айкой на фе-е-ерму.

Жандарм посмотрел на Корантена, ожидая распоряжений; но в словах подростка было столько правды и лжи одновременно, столько глубочайшей непорочности и лукавства, что парижане лишь переглянулись, словно повторяя друг другу то, что ранее произнес Пейрад: «Перед нами отнюдь не простофили!»

Г-н дʼОтсер производил впечатление человека не слишком остроумного, а потому не способного оценить колкую насмешку. Мэр был глуп. Г-жа дʼОтсер, ослепленная материнской любовью, засыпа́ла агентов глупейшими, наивнейшими вопросами. Слуг жандармам пришлось вытаскивать из постелей… Взвесив все эти малозначимые факты и присмотревшись к обитателям шато, Корантен понял, что единственный достойный для него соперник – мадемуазель де Сен-Синь. Несмотря на ловкость жарндармов, им всегда трудно работать. Нужно не только выяснить все то, что уже известно заговорщику, но и сделать массу предположений, прежде чем верное решение будет найдено. Заговорщик денно и нощно заботится о своей безопасности, в то время как полиция действует строго по расписанию, так что, не будь предателей, злоумышленники могли бы с успехом осуществлять свои замыслы. Даже у отдельно взятого заговорщика смекалки больше, нежели у всей полиции с ее огромными возможностями. Вот и у Корантена с Пейрадом возникло чувство, будто они выбивают дверь, которую рассчитывали найти открытой; даже когда замок взломан, выясняется, что с обратной стороны на нее кто-то навалился и молча держит… Наших сыщиков разгадали и обыграли, и они представления не имели, кто именно это сделал.

– Я уверен в том, что, если господа де Симёз и дʼОтсер вчера остались здесь ночевать, спали они в комнатах своих родителей, мадемуазель де Сен-Синь или прислуги, а может, всю ночь гуляли в парке, – шепотом сообщил сыщикам капрал из Арси. – Никаких следов их пребывания мы не нашли.

– Кто бы мог их предупредить? – спросил Корантен у Пейрада. – О нашем деле знают лишь первый консул, Фуше, министры, префект полиции и Мален.

– Мы подсадим им кукушку[53], – сказал Пейрад на ухо Корантену.

– Прекрасная мысль! Благо у нас, в Шампани, леса знаменитые! – не смог сдержать улыбки кюре.

Он услышал слово «кукушка» – и обо всем догадался.

«Мой бог, это единственный здравомыслящий человек в доме, – подумал Корантен, улыбаясь в ответ. – С ним можно договориться. Попробую-ка я это сделать!»

– Господа… – обратился к парижанам Гулар, которому, несмотря ни на что, хотелось продемонстрировать преданность первому консулу.

– Следует говорить «граждане»; Республику еще никто не упразднил, – поправил его Корантен, бросая насмешливый взгляд на кюре.

– Граждане, – повторил мэр, – войдя в гостиную, я и рта раскрыть не успел, как явилась Катрин, чтобы забрать хлыст, перчатки и шляпку своей госпожи.

Из груди присутствующих вырвался возмущенный ропот, промолчал лишь Готар. Все, не считая жандармов и агентов, вперили взгляды в предателя Гулара, грозя его испепелить.

– Что ж, гражданин мэр, теперь нам все ясно, – сказал ему Пейрад. – Гражданку Сен-Синь вовремя предупредили.

И он с подчеркнутым недоверием посмотрел на Корантена.