Танец змей

Я обернулся и вперил взгляд в начало переулка – ворон по-прежнему гордо восседал на фонаре.

Тут раздался металлический щелчок, и Макгрей облегченно выдохнул.

Я даже не заметил перекушенное звено. Макгрей успел оттянуть цепь, приоткрыв ворота ровно настолько, чтобы можно было пролезть внутрь. Я просочился следом за ним, толкнул ворота обратно и, обернувшись, увидел, как из-за переулка появилась тень. Черные полы плаща развевались на ветру.

Не мешкая, я потащил Макгрея прочь от ворот, мы нырнули в тоннель и очутились во внутреннем дворе библиотеки. Концы цепи болтались, как маятники, цепь была грубо перекушена, но нам уже было не до этого. Мы схоронились сразу за углом тоннеля, вжавшись в холодную стену. Перед нами был двор, погруженный в абсолютную темноту – сюда не добирался свет уличных фонарей, а луны и звезд сегодня не было. Я видел только контуры готических пинаклей, венчавших весь периметр библиотеки, – с внешней стороны здания их освещали фонари. Над ними нависало лишь густо-черное небо.

Мы ждали, напрягая слух. С улицы донеслись тихие шаги, затем – едва слышное хлопанье крыльев. Мог ли ворон разглядеть нас даже в такой кромешной тьме? Вполне вероятно.

Я услышал шорох одежды Макгрея – он достал револьвер. Я положил книгу наземь и сделал то же самое, сердце громко стучало в груди. Если та, кого я видел, – ведьма, она точно знает, что мы здесь.

Мы ждали, но ничего не происходило. Мы больше не слышали ни шагов, ни карканья, ни звяканья свисающей цепи.

Но тут раздался звук, от которого мы вскинулись. Над городом раскатился бой колоколов, отмечающий середину часа.

Макгрей, воспользовавшись моментом, шепнул:

– Что дальше-то?

Я не ответил и просто пошел вдоль стены, ощупывая известняк в поисках двери. Первая обнаружилась всего через пару шагов: дубовая и на засове, заперта. Я потрогал широкую задвижку – ледяная на ощупь сталь, замочная скважина величиной с мой палец – и вспомнил связку увесистых ключей, которую библиотекарь везде носил с собой. Я пошел дальше – Макгрей тихо двигался следом – и добрался до башни в углу двора. Там нашлась еще одна дверь – тоже запертая.

Я осмотрелся, пытаясь представить схему двора. В каждом углу должно быть по паре дверей, но было бы глупо надеяться, что какую-то из них оставили незапертой. Я чуть не застонал от досады.

Вдруг нечто – поначалу медленно – поползло по моей ноге вверх. Едва ощутимое, неожиданное тепло – словно нерешительное прикосновение руки, возникшей из-под земли.

Я отскочил, едва сдержав вопль ужаса. Я услышал, как Макгрей бросился ко мне, наступил на что-то металлическое, а я снова ощутил тепло – на сей раз обеими ногами.

И тут я понял: это теплый сквозняк, который вылетал наружу сквозь железную решетку в земле. Под этим люком проходили трубы бодлианской смехотворно бесполезной системы обогрева пола.

Я присел и поднес руку к земле. Вот он, теплый воздух, тихонько дует вверх. Я нащупал края решетки. Сталь была влажная – снег вокруг люка тоже подтаял. Это был воздухоотвод, созданный для того, чтобы вода остужалась и легковоспламеняющиеся полы не перегревались, когда библиотека не работает.

Макгрей тоже дотронулся до решетки, и мы оба нащупали толстые болты, которыми люк крепился к земле.

– Сможем? – шепнул он.

Я закрыл глаза, пытаясь вспомнить свои студенческие годы, когда все, от студентов до профессоров, жаловались на нещадный холод. Я вспомнил, что в полу всюду были широкие решетки и как мы сражались за возможность занять место рядом с ними. Трубы пролегали в каменных желобах и потому не соприкасались с деревянными половицами. Возможно, их ширины как раз хватит для того, чтобы мы смогли протиснуться внутрь. И паровой котел никогда не топили по ночам – то, что мы почувствовали, было остатками дневного тепла, – так что ошпариться об трубы нам не грозило.

– Возможно, – ответил я.

Макгрей в ту же секунду принялся за болты. Он отсек первый, и звук головки, отскочившей на брусчатку, вышел чудовищно громким. С оставшимися тремя он проявил большую осторожность, а я тем временем приглядывал за выходом из тоннеля, опасаясь, что фигуры в плащах появятся оттуда в любой момент. Пока что все было тихо.

Я был уверен, что видел тех женщин. Не сомневался ни на секунду. А они наверняка увидели меня и перекушенную цепь. Почему они не преследовали нас?

Времени задаваться вопросами больше не было. Макгрей оттолкнул меня, поскольку я стоял на решетке, и оттащил ее в сторону. Глаза мои уже привыкли к темноте, и я разобрал стенки коллектора шириною в два фута, вдоль которого пролегала пара свинцовых труб.

Макгрей свесил вниз ногу.

– Черт, тут немного…

– Сможешь проле… – начал было я, но Девятипалый к тому моменту успел нырнуть вниз – лицом вперед – и, дергаясь и кряхтя, едва протиснул внутрь свои широкие плечи. После долгой возни его ботинки наконец пропали из виду – он уполз в сторону ближайшего крыла библиотеки.

Я сунул книгу под пальто – так, чтобы она была плотно прижата к груди. И, сделав последний обреченный вздох, полез вниз.

Воистину это был позорнейший, самый унизительный момент в моей жизни.

Я передвигался самым неуклюжим и нелепейшим манером, зажатый промеж все еще теплых труб и ледяного влажного камня, по каналу, покрытому грязью смутного происхождения, скопившейся тут за бесчисленные годы. Я абсолютно ничего не видел и слышал только сердитое кряхтенье Макгрея, которому пришлось куда туже, чем мне. Он протискивался вперед, одежда его шумно терлась о желоб. Это звучало так, словно кто-то пытался протолкнуть винную пробку внутрь бутылки. Ему же на ум пришла куда менее изящная аллегория:

– Вот, видимо, на что похож запор изнутри…

Я все продирался вперед, радуясь, что на сей раз я хотя бы не в своей одежде, – но тут же вспомнил, что все мои любимые костюмы сгорели дотла в Эдинбурге, и меня захлестнуло волной отчаяния. На пару секунд я замер – сломанная рука заныла от сырости и холода. Я попробовал медленно подышать, чтобы успокоиться, но это лишь вызвало боль – вдохнуть полной грудью в этом крошечном пространстве не получалось никак. Я уперся лбом в теплую трубу, чтобы ощутить хотя бы толику физического комфорта в мире, ополчившемся против меня по всем фронтам.

– Тут решетка, – вдруг сказал Макгрей с тенью надежды в голосе. Он был гораздо дальше, чем я думал. – Кусачки у тебя?

Я застонал:

– Нет. Я сам еле…

– Ох, твою же мать! – не выдержал он, дергаясь, как живая сардина, запечатанная в жестянке. – Я даже рукой тут пошевелить не могу! – И со всей мочи ударил в железную решетку. Он прополз еще немного вперед, чтобы пинать ее ногами – коему занятию и предался с неистовой яростью. Трубы вздрагивали, и оглушительный лязг разносился по всему каналу.

– Макгрей! – возмущенно окликнул я, но тут решетка поддалась – я услышал, как она сдвинулась, а потом снова упала. Грохот был ужасный – слышно его было, вероятно, даже в самых дальних углах здания.

Не успело эхо утихнуть, как Макгрей выскочил наружу и громко, с облегчением выдохнул. Я пополз вперед – в желоб пролился слабый золотистый свет. Передо мной возникла четырехпалая ладонь Макгрея – он вытянул меня наверх, и я очутился на краю люка.


Внезапно я снова мог дышать, а глаза мои – видеть тусклое сияние уличных фонарей, проникавшее внутрь сквозь широкие окна библиотеки.

Я вытащил книгу из-за пазухи и позволил себе протяжно, утомленно выдохнуть.

Наконец-то мы были внутри.





40




– Теперь весь Оксфорд знает, что мы здесь! – простонал я, доставая из кармана спички и свечи.

– Ох, простите, пожалуйста! – воскликнул Макгрей, потирая ладони и локти – все в ссадинах. Плечи на его пальто и брючины на коленях протерлись до дыр. – Это я испортил твою чертовски гениальную идею, как проникнуть внутрь? – Он повертел головой. – Ты хоть знаешь, где мы, черт возьми, находимся?

Я как раз зажег первую свечу – воск вскоре закапал на старинные половицы. По обе стороны этого крыла были витражные окна, а изящные резные арки камня сливочного оттенка соединялись у нас над головами в готический сводчатый потолок. Ни книг, ни полок здесь не было. Продолговатое широкое помещение скорее напоминало богато убранную церковь. Я сразу же понял, где мы.

– Это просколиум, – сказал я.

– А книги-то где?

– На втором этаже. Лестница, видимо, там.

Я показал на северную часть крыла, где сквозь витражное окно с улицы попадало немного света от фонарей. Макгрей взял еще одну свечу и зажег ее от моей. Он помог мне подняться, подобрал книгу с пола, и мы направились в ту сторону – пламя свечей плясало, поскольку шли мы быстро.

Слева мы увидели тяжелую дубовую дверь.

– А эта куда ведет? – спросил Макгрей.

– Прямо на улицу, – сказал я, и Макгрей недовольно крякнул. Это был один из множества запертых входов, которыми мы не смогли воспользоваться.

Напротив этой двери высилась темная арка, которая вела к лестнице. Мы свернули туда, и в тот же самый миг, смешавшись со звуком моих шагов, раздался приглушенный лязг металла.

Мы с Макгреем замерли на месте. Звук повторялся с неравномерными промежутками – где-то у нас за спиной. Из-под пола. Мой пульс ускорился.

Мы молча ждали – дыхание Макгрея собиралось облачками над его свечой.

– Это они? – пробормотал я.

Мы прислушались – Макгрей с хмурым видом. Лязг постепенно утих, но наступившая тишина тревожила не меньше.

– Давай-ка поспешим, – процедил Девятипалый, и мы двинулись дальше.

Ступени были низкими, лестница широкой – ничего общего с удушливыми коридорами Йоркского собора, – и мы быстро поднялись на второй этаж.

Мы вышли с лестничного пролета, и я очень осторожно поднял свечу повыше, опасаясь, что совершу одно неловкое движение – и либо она выпадет у меня из рук, либо выбросит искру, и вокруг сразу же вспыхнет пожар. Масштабы библиотеки медленно проступили во тьме.

Мы увидели набитые книгами двухъярусные стеллажи высотой в пятнадцать футов, которые занимали все крыло, от края до края. Ряды тонких дубовых колонн поддерживали балконы, на которых находились самые высокие полки, – каждый из них был снабжен лестницей на колесиках. В воздухе, пусть и прохладном, стоял терпкий, чем-то схожий с коричным аромат кожи и старой бумаги. Над нами в сиянии свечи тускло поблескивал средневековый кессонный потолок, богато украшенный орнаментами и позолоченной резьбой.

– Это Отдел искусств, – сказал я. – Мы приходили сюда поглумиться над парнями из Школы богословия.

Я посветил в сторону остроконечной каменной арки в самом центре крыла. От нее начинался просторный темный коридор.

– А вон библиотека Хамфри, – пояснил я, указав на арку. – Каталог должен быть там.

Он обнаружился именно там, где я и ожидал его найти, – прямо за аркой, напротив стола библиотекаря. Каталог представлял собой лишь аккуратный книжный шкаф, уставленный томами, которые были явно новее, чем все остальные издания вокруг. Я бросился к нему и посветил на корешки книг. Макгрей тоже подошел – сразу стало светлее.

– Хергест, говоришь? – спросил я его.

– Ага, «Красная книга Хергеста».

Вскоре я нашел соответствующий том каталога. Единственной здоровой рукой я держал свечу, так что снять его с полки пришлось Макгрею. Он отнес его на стол библиотекаря (а заодно и нашу книгу-фальшивку) и раскрыл.

– Ищи, – велел он и забрал у меня свечу.

– Будем надеяться, что запись все еще соответствует действительности, – вздохнул я, спешно перелистывая книгу. – Эти штуки имеют обыкновение быстро устаревать.

– А картотекой тут не пользуются, что ли? – удивился Макгрей.

– Она только для печатных книг. Перечень древних манускриптов – в этих каталогах. Старая традиция.