Танец змей
Часть 37 из 70 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я резко вдохнул, внезапно почувствовав, как ноет сломанная рука. Похоже, я обо что-то ударился ею, пока отбивался. Я поднес больную кисть к груди и накрыл ее здоровой рукой.
– Они здесь? – шепнул я как можно тише. Харрис кивнул. – Все? И Девятипалый? И дамы? – Он снова кивнул, а затем вручил мне клочок бумаги, свернутый в рулон, как пергамент.
Я разгладил записку и прочел ее при свете огня. Почерк Макгрея я не спутал бы ни с чьим другим:
Люди П-М опасны. Они предадут нас. Приходи в паб «Братство садовников» на Гудрамгейт-стрит. Сейчас же. Убедись, что тебе не сели на хвост.
Ошарашен я не был, лишь утомленно застонал. В ту же секунду Харрис выхватил у меня записку, смял ее в шарик и проглотил. В буквальном смысле проглотил.
– Что он имеет в виду? – спросил я. – Мне грозит опасность? – Харрис закивал. – Нам нужно идти прямо сейчас?
Харрис снова кивнул, а я внезапно вспомнил о фотографии, спрятанной у меня комнате, о револьвере и деньгах лорда Солсбери…
– Я успею за оружием сходить? – спросил я.
Харрис посмотрел на меня с сомнением. Спустя миг он коротко кивнул мне и изобразил, будто щелкает пальцами, – поторопил меня. Он приоткрыл дверь на дюйм, выглянул в щелку, затем позволил мне выйти. И показал на пол – мне надлежало вернуться сюда же.
Я крался по коридору, стараясь двигаться как можно тише и быстрее. Благо Харрис затащил меня в чулан рядом с черной лестницей. Я взлетел на третий этаж и вскоре добрался до своей комнаты. Вот только…
Там был Боб – он курил, прислонившись к стене возле моей двери.
Он косо посмотрел на меня.
– А что ты в той стороне забыл? – требовательно осведомился он и кивком указал на лестницу посолиднее в нескольких ярдах от нас.
– Искал треклятую горничную, если тебе так надо знать, – ответил я с показательным негодованием в голосе, быстро отпер дверь, и вошел в комнату. И снова заперся, как можно громче бренча ключами и проклиная судьбу. Пока этот чертов громила стоит там, мне отсюда не выйти.
Сначала – главное, решил я и глубоко вдохнул. Я достал фотографию из-за плинтуса, забрал револьвер, пули и толстый бумажник, по-прежнему туго набитый банкнотами.
На одну неприятную секунду я засомневался, стоит ли надевать пальто и шляпу. Я выглянул в окно – во дворе вокруг единственного фонаря порхали крупные хлопья снега. Там, должно быть, лютая стужа. Но опять-таки, если я выйду из комнаты и Боб увидит, что я одет в уличное…
Тут кто-то закричал.
Это был женский голос, за которым раздалось тихое, но зловещее рычание. Боб сорвался с места – его тяжелая поступь удалялась, затем под его ботинками заскрипели ступени.
Терять время было некогда. Я тотчас накинул пальто, отпер дрожащей рукою дверь и, так и не успев схватить шляпу, метнулся к черной лестнице.
Едва я занес ногу над ступеньками, как услышал жалобный писк горничной. Той самой, что днем приносила мне чай.
– Это не я! Это не я, сэр! – в отчаянии верещала она этажом ниже. – Я даже в комнату к вам не заходила!
На долю секунды меня охватил порыв бежать дальше, но тут Шеф взвыл как дикий зверь:
– Ах ты, лживая ведьма!
За этим его воплем последовал звук двух ударов – кулаком по плоти, и бедная девушка завизжала от боли.
Я помчался обратно к парадной лестнице, на ходу вытаскивая револьвер. О том, как ужасно целюсь левой, я вспомнил, когда уже был на лестничной площадке, где Шеф тряс за плечи девушку, а Боб стоял рядом.
– Ты украла ее, лживая тварь!
– Это не я! Это не…
– Это я ее взял! – заорал я. – Я взял фотографию!
Все повернулись ко мне: Боб и горничная – моментально, а вот Шеф – медленно, скрежеща зубами и пыхтя от неконтролируемого гнева.
Его свирепый взгляд метался между моим лицом и револьвером.
– В поезде, значит… – прошипел он. – Так я и знал, гаденыш!
Он отбросил девушку в стену. Та взвизгнула и рухнула на пол, как куль тряпок, а Шеф и Боб медленно, с угрожающим видом двинулись в мою сторону.
– Стоять, не двигаться! – крикнул я, сжимая револьвер в руке, но они лишь рассмеялись, шагая по скрипучим ступеням.
Я неуклюже попятился – подниматься задом наперед, не сводя с них глаз, было непросто.
– Стоять! – снова выкрикнул я, но они только усмехнулись.
– Мы видели, как ты тренировался в Эдинбурге, – ехидно произнес Шеф и опустил взгляд на мое пальто. – Сбежать хотел? Не глупи. Отдай мне тот снимок, и я, возможно, притворюсь, что ничего этого не было.
Я сделал еще один шаг назад и чуть не оступился.
– Кто она? – спросил я – эти слова моментально стерли улыбочку с его лица. – Твоя зазноба? Она умерла в 1878 году? Долго же ты горюешь.
Сказав это, я взглянул на горничную и кивком велел ей улепетывать. Бедное создание поползло прочь и вскоре исчезло в темноте коридора.
Когда я перевел глаза на Шефа, он был уже в опасной близи от меня.
– Не подходи! – взревел я, и когда они просто захохотали и, нимало не смутившись, бросились вперед, чтобы схватить меня, как малое дитя, я преисполнился жгучей ярости.
Я выстрелил в потолок – эти двое инстинктивно прикрыли лица, а я метнулся вверх и, не оглядываясь, дважды выстрелил в их сторону.
Когда я достиг третьего этажа, ноги у меня горели. Я снова пробежал мимо своей комнаты и помчался к черной лестнице. Оттуда выступила огромная тень: Харрис – с оружием наголо и настороженным взглядом желтоватых глаз. Он потянул меня за локоть на узкую лестницу в тот самый миг, когда позади послышались голоса и топот бегущих ног.
Мы бросились вниз, с каждым шагом на лестнице становилось все темнее и темнее, пока единственным, что можно было различить, не остались лишь очертания плеч Харриса. Затем я услышал треск дерева и звон металла – он пнул какую-то хлипкую заднюю дверь, – и пространство впереди залил тусклый лунный свет. Увидев перед собой обледенелый двор, я, не помедлив ни секунды, побежал.
Ноги скользили в снежной жиже, и я чуть не потерял равновесие, но Харрис поймал меня за воротник и удержал от падения. Он решительно потащил меня в сторону конюшни и пинком распахнул ближайшую дверцу – старые доски брызнули щепками, словно сухая галета – крошками.
Я опознал убогую лошаденку, которую мы с Шефом купили тем же самым утром, – бедное животное было напугано и забилось в угол. Харрис запрыгнул ей на спину, и ноги ее на миг подогнулись под его весом. Я хотел возразить, но Харрис стиснул мою правую руку – да, ту самую – и дернул меня вверх.
Я завопил от боли, но, кое-как взобравшись на лошадь, уцепился за его пояс. Он тут же пришпорил клячу, и животное галопом поскакало в сторону проулка.
Когда мы пересекали двор, из черного хода выскочил Шеф и рванулся ко мне, выпростав руки, чтобы стащить меня вниз.
Мне не потребовалось особой ловкости, чтобы врезать ему точно в нос, отчего абсурдные усы его густо оросило кровью.
И пока Харрис гнал лошадку прочь оттуда, а полы моего пальто развевались на ледяном ветру, я понял, почему Макгрею так нравилось раздавать тумаки.
27
Несколько минут мы мчали во весь опор, петляя по узким улочкам Йорка.
Нас окружали каркасные дома эпохи Тюдоров с нависающими над дорогой верхними этажами и решетчатыми окнами, и с каждым шагом хрипевшей от натуги лошади мы, казалось, все глубже погружались в многовековое прошлое.
В отсутствие уличных фонарей ориентироваться мы могли лишь на свет каминов и свечей, исходивший из окон здешних густонаселенных домов, и за каждым углом я опасался увидеть шайку ведьм в плащах до пят, вооруженных зелеными факелами.
Стоило мне подумать об этом в очередной раз, как раздалось карканье ворона. Я задрал голову и увидел, что тот летит прямо над нами.
Сердце мое замерло, а птица скрылась за остроконечными крышами.
Как они нас нашли? Кто из нас троих ненароком выдал свой маршрут? Макгрей, Кэролайн или я сам? Означает ли это, что йоркские ведьмы уже сбежали отсюда? Еще одна порция вопросов для моей и без того сбитой с толку головы. Я вспомнил послание Макгрея: «Люди П-М опасны. Они предадут нас». Что он имел в виду? Откуда он об этом узнал? Вдруг это ловушка? Мог ли кто-то подделать почерк Макгрея? Что, если Харрис везет меня на верную смерть?
В тот момент, когда я поежился от этой мысли, Харрис направил лошадь в темный проулок, спешился и помог мне спуститься. Он что-то буркнул извиняющимся тоном, когда увидел, что я сжимаю перевязанную руку.
– Все нормально, – пробормотал я, стараясь не выдать своих внезапных сомнений в его преданности. – Ты… ты сделал, что должен был.
Лошадь мы оставили в проулке – бедное животное пыталось отдышаться, выпуская клубящиеся облачка пара, – и дальше зашагали пешком. Доставать карту не было нужды, ибо Харрис шел быстро, уверенно сворачивая то тут, то там.
Я же, напротив, постоянно оглядывался по сторонам, опасаясь услышать голоса Шефа и Боба или обнаружить их высокие фигуры за очередным поворотом. Следил я и за каждым движением Харриса в страхе, что он, стоит нам свернуть в какой-нибудь темный уголок, достанет кинжал и перережет мне глотку. Когда мы наконец достигли кривой улочки под названием Гудрамгейт, нервы у меня были уже ни к черту.
Вскоре показалось и «Братство садовников». Вывеска паба, вся в трещинах и выцветшая за десятки лет под ветрами и дождями, поскрипывала на морозном ветру.
Это было здание шестнадцатого века: потемневшие дубовые балки, сотни лет поддерживавшие верхние этажи, прогнулись, лепнина и эркерные окна, нависавшие над дорогой, казалось, грозили вот-вот рассыпаться в прах.
И, судя по всему, это было единственное бойкое место на улице: за запотевшими окнами двигались бесчисленные силуэты, но голоса звучали тихо и спокойно – ничего общего с криками и гоготом, которые я неизменно встречал в «Энсине Юарте» в Эдинбурге.
Харрис толкнул входную дверь, и нас окатило жарким влажным воздухом, насыщенным запахами выдохшегося пива, закисших солений и множества человеческих тел. Впрочем, закашлялся я вовсе не из-за этой вони, а из-за густого тошнотворного дыма, витавшего внутри.
Сомнительная местная клиентура – сплошь мужчины, за исключением нескольких беззастенчивых распутниц, – тотчас повернулась в нашу сторону, сверля меня грозными взглядами. Это была одна из тех берлог, куда люди приходили обстряпывать свои неблаговидные делишки.
– Нутрь з’ходь! – крикнул кто-то из-за барной стойки. Я лишь захлопал глазами, услышав сие безжалостное надругательство над языком, но тут одна из местных леди подошла и захлопнула дверь у меня за спиной. Крикуна это, похоже, угомонило.
Харрис опустил руку мне на плечо. Его прищур как бы сообщал всем присутствующим: «Не лезьте к денди, он со мной». Он повел меня вверх по крутой лесенке с перилами, до того липкими, что, едва коснувшись их, я не сдержался и отдернул руку. Я зашагал вверх, испытывая страх при мысли о том, что меня там ждет. К счастью, то были не темнота и не безмолвие.
Второй этаж был поделен на закутки: столы друг от друга отсекали деревянные панели и дымчатое стекло. Вокруг гудели разговоры – все они велись приглушенным, но суровым тоном. Я мог лишь догадываться, что за сделки заключались…
– Иэн, мальчик мой!
– Они здесь? – шепнул я как можно тише. Харрис кивнул. – Все? И Девятипалый? И дамы? – Он снова кивнул, а затем вручил мне клочок бумаги, свернутый в рулон, как пергамент.
Я разгладил записку и прочел ее при свете огня. Почерк Макгрея я не спутал бы ни с чьим другим:
Люди П-М опасны. Они предадут нас. Приходи в паб «Братство садовников» на Гудрамгейт-стрит. Сейчас же. Убедись, что тебе не сели на хвост.
Ошарашен я не был, лишь утомленно застонал. В ту же секунду Харрис выхватил у меня записку, смял ее в шарик и проглотил. В буквальном смысле проглотил.
– Что он имеет в виду? – спросил я. – Мне грозит опасность? – Харрис закивал. – Нам нужно идти прямо сейчас?
Харрис снова кивнул, а я внезапно вспомнил о фотографии, спрятанной у меня комнате, о револьвере и деньгах лорда Солсбери…
– Я успею за оружием сходить? – спросил я.
Харрис посмотрел на меня с сомнением. Спустя миг он коротко кивнул мне и изобразил, будто щелкает пальцами, – поторопил меня. Он приоткрыл дверь на дюйм, выглянул в щелку, затем позволил мне выйти. И показал на пол – мне надлежало вернуться сюда же.
Я крался по коридору, стараясь двигаться как можно тише и быстрее. Благо Харрис затащил меня в чулан рядом с черной лестницей. Я взлетел на третий этаж и вскоре добрался до своей комнаты. Вот только…
Там был Боб – он курил, прислонившись к стене возле моей двери.
Он косо посмотрел на меня.
– А что ты в той стороне забыл? – требовательно осведомился он и кивком указал на лестницу посолиднее в нескольких ярдах от нас.
– Искал треклятую горничную, если тебе так надо знать, – ответил я с показательным негодованием в голосе, быстро отпер дверь, и вошел в комнату. И снова заперся, как можно громче бренча ключами и проклиная судьбу. Пока этот чертов громила стоит там, мне отсюда не выйти.
Сначала – главное, решил я и глубоко вдохнул. Я достал фотографию из-за плинтуса, забрал револьвер, пули и толстый бумажник, по-прежнему туго набитый банкнотами.
На одну неприятную секунду я засомневался, стоит ли надевать пальто и шляпу. Я выглянул в окно – во дворе вокруг единственного фонаря порхали крупные хлопья снега. Там, должно быть, лютая стужа. Но опять-таки, если я выйду из комнаты и Боб увидит, что я одет в уличное…
Тут кто-то закричал.
Это был женский голос, за которым раздалось тихое, но зловещее рычание. Боб сорвался с места – его тяжелая поступь удалялась, затем под его ботинками заскрипели ступени.
Терять время было некогда. Я тотчас накинул пальто, отпер дрожащей рукою дверь и, так и не успев схватить шляпу, метнулся к черной лестнице.
Едва я занес ногу над ступеньками, как услышал жалобный писк горничной. Той самой, что днем приносила мне чай.
– Это не я! Это не я, сэр! – в отчаянии верещала она этажом ниже. – Я даже в комнату к вам не заходила!
На долю секунды меня охватил порыв бежать дальше, но тут Шеф взвыл как дикий зверь:
– Ах ты, лживая ведьма!
За этим его воплем последовал звук двух ударов – кулаком по плоти, и бедная девушка завизжала от боли.
Я помчался обратно к парадной лестнице, на ходу вытаскивая револьвер. О том, как ужасно целюсь левой, я вспомнил, когда уже был на лестничной площадке, где Шеф тряс за плечи девушку, а Боб стоял рядом.
– Ты украла ее, лживая тварь!
– Это не я! Это не…
– Это я ее взял! – заорал я. – Я взял фотографию!
Все повернулись ко мне: Боб и горничная – моментально, а вот Шеф – медленно, скрежеща зубами и пыхтя от неконтролируемого гнева.
Его свирепый взгляд метался между моим лицом и револьвером.
– В поезде, значит… – прошипел он. – Так я и знал, гаденыш!
Он отбросил девушку в стену. Та взвизгнула и рухнула на пол, как куль тряпок, а Шеф и Боб медленно, с угрожающим видом двинулись в мою сторону.
– Стоять, не двигаться! – крикнул я, сжимая револьвер в руке, но они лишь рассмеялись, шагая по скрипучим ступеням.
Я неуклюже попятился – подниматься задом наперед, не сводя с них глаз, было непросто.
– Стоять! – снова выкрикнул я, но они только усмехнулись.
– Мы видели, как ты тренировался в Эдинбурге, – ехидно произнес Шеф и опустил взгляд на мое пальто. – Сбежать хотел? Не глупи. Отдай мне тот снимок, и я, возможно, притворюсь, что ничего этого не было.
Я сделал еще один шаг назад и чуть не оступился.
– Кто она? – спросил я – эти слова моментально стерли улыбочку с его лица. – Твоя зазноба? Она умерла в 1878 году? Долго же ты горюешь.
Сказав это, я взглянул на горничную и кивком велел ей улепетывать. Бедное создание поползло прочь и вскоре исчезло в темноте коридора.
Когда я перевел глаза на Шефа, он был уже в опасной близи от меня.
– Не подходи! – взревел я, и когда они просто захохотали и, нимало не смутившись, бросились вперед, чтобы схватить меня, как малое дитя, я преисполнился жгучей ярости.
Я выстрелил в потолок – эти двое инстинктивно прикрыли лица, а я метнулся вверх и, не оглядываясь, дважды выстрелил в их сторону.
Когда я достиг третьего этажа, ноги у меня горели. Я снова пробежал мимо своей комнаты и помчался к черной лестнице. Оттуда выступила огромная тень: Харрис – с оружием наголо и настороженным взглядом желтоватых глаз. Он потянул меня за локоть на узкую лестницу в тот самый миг, когда позади послышались голоса и топот бегущих ног.
Мы бросились вниз, с каждым шагом на лестнице становилось все темнее и темнее, пока единственным, что можно было различить, не остались лишь очертания плеч Харриса. Затем я услышал треск дерева и звон металла – он пнул какую-то хлипкую заднюю дверь, – и пространство впереди залил тусклый лунный свет. Увидев перед собой обледенелый двор, я, не помедлив ни секунды, побежал.
Ноги скользили в снежной жиже, и я чуть не потерял равновесие, но Харрис поймал меня за воротник и удержал от падения. Он решительно потащил меня в сторону конюшни и пинком распахнул ближайшую дверцу – старые доски брызнули щепками, словно сухая галета – крошками.
Я опознал убогую лошаденку, которую мы с Шефом купили тем же самым утром, – бедное животное было напугано и забилось в угол. Харрис запрыгнул ей на спину, и ноги ее на миг подогнулись под его весом. Я хотел возразить, но Харрис стиснул мою правую руку – да, ту самую – и дернул меня вверх.
Я завопил от боли, но, кое-как взобравшись на лошадь, уцепился за его пояс. Он тут же пришпорил клячу, и животное галопом поскакало в сторону проулка.
Когда мы пересекали двор, из черного хода выскочил Шеф и рванулся ко мне, выпростав руки, чтобы стащить меня вниз.
Мне не потребовалось особой ловкости, чтобы врезать ему точно в нос, отчего абсурдные усы его густо оросило кровью.
И пока Харрис гнал лошадку прочь оттуда, а полы моего пальто развевались на ледяном ветру, я понял, почему Макгрею так нравилось раздавать тумаки.
27
Несколько минут мы мчали во весь опор, петляя по узким улочкам Йорка.
Нас окружали каркасные дома эпохи Тюдоров с нависающими над дорогой верхними этажами и решетчатыми окнами, и с каждым шагом хрипевшей от натуги лошади мы, казалось, все глубже погружались в многовековое прошлое.
В отсутствие уличных фонарей ориентироваться мы могли лишь на свет каминов и свечей, исходивший из окон здешних густонаселенных домов, и за каждым углом я опасался увидеть шайку ведьм в плащах до пят, вооруженных зелеными факелами.
Стоило мне подумать об этом в очередной раз, как раздалось карканье ворона. Я задрал голову и увидел, что тот летит прямо над нами.
Сердце мое замерло, а птица скрылась за остроконечными крышами.
Как они нас нашли? Кто из нас троих ненароком выдал свой маршрут? Макгрей, Кэролайн или я сам? Означает ли это, что йоркские ведьмы уже сбежали отсюда? Еще одна порция вопросов для моей и без того сбитой с толку головы. Я вспомнил послание Макгрея: «Люди П-М опасны. Они предадут нас». Что он имел в виду? Откуда он об этом узнал? Вдруг это ловушка? Мог ли кто-то подделать почерк Макгрея? Что, если Харрис везет меня на верную смерть?
В тот момент, когда я поежился от этой мысли, Харрис направил лошадь в темный проулок, спешился и помог мне спуститься. Он что-то буркнул извиняющимся тоном, когда увидел, что я сжимаю перевязанную руку.
– Все нормально, – пробормотал я, стараясь не выдать своих внезапных сомнений в его преданности. – Ты… ты сделал, что должен был.
Лошадь мы оставили в проулке – бедное животное пыталось отдышаться, выпуская клубящиеся облачка пара, – и дальше зашагали пешком. Доставать карту не было нужды, ибо Харрис шел быстро, уверенно сворачивая то тут, то там.
Я же, напротив, постоянно оглядывался по сторонам, опасаясь услышать голоса Шефа и Боба или обнаружить их высокие фигуры за очередным поворотом. Следил я и за каждым движением Харриса в страхе, что он, стоит нам свернуть в какой-нибудь темный уголок, достанет кинжал и перережет мне глотку. Когда мы наконец достигли кривой улочки под названием Гудрамгейт, нервы у меня были уже ни к черту.
Вскоре показалось и «Братство садовников». Вывеска паба, вся в трещинах и выцветшая за десятки лет под ветрами и дождями, поскрипывала на морозном ветру.
Это было здание шестнадцатого века: потемневшие дубовые балки, сотни лет поддерживавшие верхние этажи, прогнулись, лепнина и эркерные окна, нависавшие над дорогой, казалось, грозили вот-вот рассыпаться в прах.
И, судя по всему, это было единственное бойкое место на улице: за запотевшими окнами двигались бесчисленные силуэты, но голоса звучали тихо и спокойно – ничего общего с криками и гоготом, которые я неизменно встречал в «Энсине Юарте» в Эдинбурге.
Харрис толкнул входную дверь, и нас окатило жарким влажным воздухом, насыщенным запахами выдохшегося пива, закисших солений и множества человеческих тел. Впрочем, закашлялся я вовсе не из-за этой вони, а из-за густого тошнотворного дыма, витавшего внутри.
Сомнительная местная клиентура – сплошь мужчины, за исключением нескольких беззастенчивых распутниц, – тотчас повернулась в нашу сторону, сверля меня грозными взглядами. Это была одна из тех берлог, куда люди приходили обстряпывать свои неблаговидные делишки.
– Нутрь з’ходь! – крикнул кто-то из-за барной стойки. Я лишь захлопал глазами, услышав сие безжалостное надругательство над языком, но тут одна из местных леди подошла и захлопнула дверь у меня за спиной. Крикуна это, похоже, угомонило.
Харрис опустил руку мне на плечо. Его прищур как бы сообщал всем присутствующим: «Не лезьте к денди, он со мной». Он повел меня вверх по крутой лесенке с перилами, до того липкими, что, едва коснувшись их, я не сдержался и отдернул руку. Я зашагал вверх, испытывая страх при мысли о том, что меня там ждет. К счастью, то были не темнота и не безмолвие.
Второй этаж был поделен на закутки: столы друг от друга отсекали деревянные панели и дымчатое стекло. Вокруг гудели разговоры – все они велись приглушенным, но суровым тоном. Я мог лишь догадываться, что за сделки заключались…
– Иэн, мальчик мой!