Танец марионеток

– Именно. Конечно, в Каэллархе нет портов. Откуда им взяться? Их создание потребует долгосрочного планирования и тяжелой работы, но это не наши сильные стороны. Даже мои предки, хотя и достигли большего, чем кто-либо другой на этой земле, никогда не пробовали этого. Ключ их успеха – способность плыть против течения. Пока все местное население сопротивлялось Эрее руками и ногами, моя семья взяла в свои руки всю торговлю с Королевством и стала подражать эрейцам. Такая стратегия принесла огромный успех, но в то же время ослепила их, побудив искать другие, более крупные и уникальные для Каэлларха возможности. Они упорно пытались найти в этой бедной земле полезные ископаемые или пробовали выращивать на ней привезенные с юга Королевства растения. Они совершенно не усвоили уроки процветающих городов на побережье Свободного моря… Ты же с Другого Берега, ты должен хорошо в этом разбираться, правда?

Я даже глазом не моргнул. Я был уверен, что упоминая о моем происхождении, Вээн хотела показать, как много она обо мне знает.

– Там, откуда я родом, мы не используем понятие «Другой Берег», – медленно произнес я. – Для нас побережье Континента – это «другой берег».

– Ах, верно, – призналась она, немного сбитая с толку.

– Однако я понимаю, что ты имеешь в виду. Торговый обмен Эреи со странами Другого Берега основан на продуктах, производимых в центральных областях обеих земель. Там расположены шахты, лесопилки, мануфактуры и сельскохозяйственные угодья. Между тем богатство, порожденное обменом, оседает не внутри страны, а в портах на обоих берегах и, конечно же, в Городе на Скале. У портовых городов нет месторождений, нет производств, за исключением судостроения, а Город на Скале – это… ну, город на скале. Как можно жаловаться на нехватку полезных ископаемых, зная, что самый богатый город в мире – это не что иное, как большой рынок на груде камней в стратегически важном месте?

– Именно к этому я и клоню. Город на Скале достиг высот благодаря своему расположению посреди Свободного моря. Он – единственно доступный нейтральный пункт остановки на пути судов, курсирующих между двумя берегами, экономика которых не может функционировать без постоянной торговли.

– Ты забываешь о военном флоте на службе Города. Торговля в открытом море процветает, потому что ее корабли не дают распоясаться ни пиратам, ни другим государствам, если бы те вознамерились установить пошлину или заблокировать торговлю. Ты знаешь, что название «Свободное море» происходит…

– …от свободного рынка? Да, я знаю, – перебила она с легким раздражением. – Свободный рынок, защищенный интересами и кораблями Города на Скале. Во всяком случае, торговля с народами из-за Пограничных гор для Эреи почти так же важна, как и для Другого Берега. Если бы на северном побережье Каэлларха находился хотя бы один порт, он мог бы сравниться по значимости с Городом на Скале.

– Так почему бы тебе не построить его? У тебя же есть средства.

Вээн, обычно скупая в движениях, вдруг резко замахнулась и ударила кулаком по постаменту, на котором покоился древний клык мамонта.

– Нету, блядь, нету! У моей семьи они есть, и я могу распоряжаться имуществом в определенной степени, но не могу инвестировать такие огромные средства без согласия других. Они против рискованных предприятий и больших расходов. Они никогда не поддержат предложение, которое в случае неудачи лишит нас статуса первого рода Каэлларха. Зачем, по-твоему, ты мне нужен? Да, у рода ван Доррен есть средства, способные изменить эту сраную страну, которая сама, по собственной воле, никогда не изменится. Она похожа на заросший пруд, в который не впадает ни один ручей. Мы оторваны от большого мира, здесь нет дорог, никто не ездит по Каэлларху, потому что наши пути в буквальном смысле ведут в никуда. А приезжают к там только такие головорезы, как ты, которые прячутся за стенами и вылезают оттуда лишь затем, чтобы перерезать глотки паре-тройке бунтовщиков. Так откуда же здесь взяться новым идеям, развитию? Как я могу что-то изменить, если у меня нет свободы действий? Если у меня будут достаточные ресурсы и полный контроль, я смогу заново прочертить торговые пути и обозначить Каэлларх на карте мира. И тогда широкая река потечет к нашему пруду, мы начнем разрастаться, и в воде начнется наконец какое-то движение, а ил… – Вээн резко остановилась и посмотрела на руку, которой била по каменной поверхности постамента. Из разорванной кожи на костяшках пальцев сочилась кровь. Спокойным движением женщина достала из кармана платок, обмотала им ладонь, а потом закончила: – …а ил останется на дне.

Теперь всё было сказано. Я вышел на улицу, где, как всегда, торчал бдительный Вильгельм, пока Вээн оставалась наедине с фальшивыми реликвиями своей родины. Я не знал, как воспринимать то, что она мне сказала, и понятия не имел, как помочь ей осуществить амбициозный план по перекройке торговых путей Континента. Но я знал ответ на другой вопрос. У меня не было никаких сомнений в том, где следует искать сведения о пропавших караванах.





* * *


Каким образом такой ленивый, легкомысленный и коррумпированный человек, как Считала, получил должность интенданта? В этом нет ничего удивительного. Во-первых, Считала воровал, конечно, много, но никогда не трогал имущество полка. Во-вторых, он обладал недюжинными организаторскими способностями, хотя из-за отсутствия мотивации пользовался ими редко и неохотно. Когда ему хотелось, он становился настоящим волшебником, и во многих сложных ситуациях его вклад был неоценимым. Сколько раз во время длительных зимних походов наш полк ел досыта, в то время как другие армейские части десятками теряли людей из-за голодной смерти? Мы же обошлись без потерь только благодаря нашему интенданту. Да, он часто добывал для нас припасы за счет других подразделений. Но тем хуже для них.

Однако подлинную гениальность Считала проявлял не столько в добывании материальных ценностей, сколько в заметании следов. Транспортировка военного снаряжения из пункта А в пункт Б – это серьезная проблема. Захватить чужой транспорт на полпути, похитить его, не оставив и следа, спрятать товар в надежном месте, а потом продать его на черном рынке, да так, чтобы никто не мог найти концов, – это уже была логистическая магия высшего уровня. Или – как сказал бы Считала – рутинное дело.

Поэтому, когда Вээн ван Доррен рассказала мне историю своих исчезающих караванов, я сразу узнал почерк Считалы. Любой художник охотно оставляет подпись на своем творении, поэтому и Считала, когда я прямо спросил его, тут же признался мне. Однако, как я ни давил на него, он наотрез отказался объяснять, каким образом ему удалось заставить весь караван вместе с повозками, извозчиками, охраной и тягловыми животными просто исчезнуть с тракта, не оставив никаких следов и никаких свидетелей. Некоторые вещи, как сказал Считала, составляют профессиональную тайну.

Первый похищенный груз он уже продал какой-то мануфактуре в Ворейне, но два других по-прежнему оставались в надежном укрытии неподалеку от Д’уирсэтха. Считала, которого не сильно и интересовал текстиль, ведь караваны он похищал уже из спортивного интереса, без сопротивления согласился вернуть все законным владельцам. Итак, мы договорились, что он перевезет весь груз из своего секретного склада в новое место, где мы торжественно передадим его Вээн ван Доррен.

Пришлось выждать несколько дней, чтобы не возбудить ее подозрений слишком быстрым решением этого, казалось бы, сложного дела, а затем связаться с Вильгельмом и сообщить ему, что мне удалось выявить виновных и спасти часть украденного груза. Оставалось найти козла отпущения. Совершенно случайно примерно в то же время я узнал, что капитан Носьерес по какому-то дивному стечению обстоятельств выжил в ту роковую ночь и вернулся в свою часть. Появилась возможность решить две проблемы одним махом…





* * *


– Извини, но твое дело подождет, – заявил Безумный Йорлан. – В данный момент я очень занят.

Невысокий человечек, держащий отрезанное человеческое ухо на вытянутой руке, продолжал злиться.

– Ты уже в третий раз прогоняешь меня с этим вопросом, – фыркнул он.

– Извини, но моя голова занята другими неотложными делами, – с ангельским терпением ответил алхимик. – Мы разберемся с этим в другой раз.

– Знаешь, как глупо я выгляжу, бегая по городу с ухом в руке?

– Не понимаю, что в этом странного.

Йорлан, искренне удивляясь, пожал плечами и, развернувшись на пятке, двинулся в сторону монастыря. Человечек с ухом в руке хотел последовать за ним, но часовые, охранявшие вход в монастырский двор, преградили ему путь. Мы со Считалой кинулись догонять алхимика.

– Что там с этим ухом? – спросил интендант.

– Ты действительно хочешь знать? – ехидно ответил Йорлан.

– Ну, рассказывай. Зачем ты заставил его ходить с ухом в руке?

– Если честно… – он замешкался, – …я не помню.

Я недоуменно покачал головой, а Считала расхохотался, после чего мы все вместе двинулись в сторону монастыря, к главной часовне, где должно было состояться собрание офицерского корпуса Седьмого полка. С самого утра среди бойцов нарастало нервное напряжение, мы то и дело слышали тревожный шепот, когда пересекали двор. По полку прошел слух, что собрание связано с решением Толстого Альфа наконец резко отреагировать на рост мятежных настроений в городе. «А какая еще причина, – говорили все вокруг вполголоса, – могла заставить нашего командира, полковника Герарда Сожене, покинуть свой кабинет на вершине южной башни?» В последние недели мы почти не видели полковника, а во всех повседневных рутинных вопросах, связанных с управлением подразделением, его заменяла Ника. Сам же Герард покидал башню только ради визита в штаб графа де Верде в Цитадели. Однако для нас это было не самое лучшее время, и полк очень нуждался в своем легендарном командире, чей вид всегда воодушевлял и ободрял.

Застой и вечное напряжение в Д’уирсэтхе явно шли Герарду не на пользу. Этот потухший, оторванный от бойцов человек теперь мало напоминал прежнего полковника, полного неутомимой, яростной энергии, который не так давно въехал в город во главе колонны гордо маршировавшего войска. Поэтому он все больше становился похожим на Нику, которая, когда хотела, умела управлять жесткой рукой, но у нее просто не было на это времени, так как почти все уходило на обширную разведывательную сеть и охоту на бунтовщиков. Поэтому дисциплина в полку становилась все более рыхлой.


– Я бы отдал месячное жалованье, лишь бы принять участие в этом совещании, – сказал Зеленый, который прицепился к нам, когда мы проходили через двор.

– Люди преувеличивают, конечно, не будет никаких сенсаций, – бросил я ему быстро, потому что на лице Считалы уже читалось, как он высчитывает жалованье сержанта.

– Дело не в совещании. Я просто… я никогда не видел полковника.

– Как это возможно?

– Ведь ты служишь с нами уже более двух лет.

– Конечно, я видел его издалека, во время тренировок и маршей или когда он выходил с охраной на какое-нибудь штабное собрание в Цитадели. Но я никогда не встречался с ним лично, лицом к лицу. Я присоединился к полку, вдохновленный историями о его легендарных подвигах, которые ходили по всему Королевству. Будучи студентом в Ворейне, постоянно слышал или читал о блефе при Алленберге, о захвате порта Наксиос и переходе через горы Баргаэль. Но сейчас, попав в Седьмой полк, я не чувствую, что стал к полковнику ближе, чем в те времена, когда сидел в университетской библиотеке Ворейна.

– Блеф при Алленберге? – удивился Считала. – В первый раз слышу.

– Последний год манийской кампании, – напомнил я. – Во время великой засухи, когда вся наша конница была на грани голодной смерти. Неудивительно, что ты не помнишь. Ты был тогда в нескольких десятках километров от полка, опустошал с отрядами фуражиров деревни и отбирал последние крохи у отчаявшихся крестьян.

– Тогда всё сходится, – кивнул он. – Так что же, собственно, произошло под Алленбергом?

– Полковник подошел к городу с небольшим, всего в несколько сотен человек, отрядом изможденных и голодных солдат, – тут же подхватил Зеленый. – У них не было ни осадного снаряжения, ни даже провианта, чтобы продержаться дольше нескольких дней. Между тем у Алленберга были мощные укрепления, за которыми скрывался трехтысячный гарнизон.

– Защитники сожгли все земли вокруг города, – добавил я. – У нас не было шансов захватить крепость, и если бы мы отошли от стен, нам пришлось бы пройти много дней, чтобы добраться до земель, способных нас прокормить. А силы и запасы были уже на исходе. Многие уже не стояли на ногах, и все мы были мертвенно бледны и измождены. Походили на армию призраков.

– История гласит, что Герард выбрал нескольких относительно неплохо выглядевших солдат, посадил их на коней, специально прикрытых длинными чепраками, чтобы не было видно торчащих ребер, и, подъехав к городским воротам, потребовал сдачи Алленберга.

– Мы подошли к городу посреди ночи, поэтому защитники не могли видеть со стен, насколько велика на самом деле наша армия. Мы должны были действовать быстро, чтобы заставить их сдаться до рассвета. Герард приказал развести костры, их было гораздо больше, чем людей, чтобы ввести гарнизон в заблуждение.

– Кажется, когда Герард вел переговоры с начальником гарнизона, он сказал, что вы привезли с собой огромные запасы провианта, которые вам отдали предатели из соседнего Ваальбурга, его правитель имел давние претензии к Алленбергу. В доказательство полковник достал большую буханку хлеба, откусил кусок и тут же с отвращением швырнул в кусты, заявив, что любит только полбяной хлеб, а интендант по ошибке упаковал ему какую-то «кукурузную гадость».

Я рассмеялся:

– Не знаю, правда ли это. Но анекдот разошелся по нашему лагерю уже к моменту возвращения Герарда с переговоров. И слух этот был таким убедительным, что голодный Винон покинул свой пост, хотел найти хлеб в кустарнике под стенами. Но к тому времени это уже не имело значения, гарнизон открыл перед нами ворота.

– Что меня всегда удивляло, – пробормотал Зеленый, – так это почему в тот момент, когда вы вошли в город, а защитники поняли, насколько мал ваш отряд, они не накинулись на вас? Они бы с вами справились при таком численном превосходстве.

– Но тогда им пришлось бы признать, что мы напугали их до чертиков. Им оставалось только согласиться с тем, что они повели себя глупо и трусливо. Уничтожение нашего скромного отряда не смыло бы с них позора. Поэтому они продолжали маскарад, притворяясь перед нами и самими собой, будто с честью сдались более сильному противнику. Еще долго после этого бойцы гарнизона клялись, что капитулировали перед многотысячной армией.

Мы погрузились в молчание.

– Вот почему я должен встретиться с Герардом лицом к лицу, – неожиданно воскликнул Зеленый. – Я бросил все, чтобы сражаться за командира, который взял Алленберг, не обнажив меча. Я должен убедиться, что это один и тот же человек.

Мы обменялись со Считалой скептическими взглядами.

– Всё из-за этой дерьмовой страны, – заявил наконец интендант. – Отвратительной погоды, вечной влаги, грязи и маразма, парящего в воздухе. Он лишает всех нас энергии.

Я кивнул. Йорлан был непривычно молчалив.

Мы втроем пришли на совещание последними, когда все остальные уже были на месте. Скамьи часовни были расставлены полукругом, а во главе сидели Герард и Ника. Кроме них присутствовали все командиры рот, два врача полка в звании лейтенанта и Считала вместе с Йорланом, которые формально также принадлежали к офицерскому составу.

– Ну, наконец-то, дождались, – рявкнул на нас Герард, пока мы торопливо занимали свои места. – Уважаемое собрание найдет для меня сегодня немного времени?

Догадавшись, что вопрос риторический, никто не отозвался. Полковник, худощавый брюнет с тонкими задиристыми усиками и отвратительным шрамом на лице, оглядел зал.

– Если вы думаете, что я созвал совещание, потому что у меня для вас новости из Цитадели, то поздравляю вас – вы угадали, – разорвал наступившую тишину его голос. – Граф де Верде сообщил мне сегодня, что в город прибывает Первый некромант.

Собравшиеся в часовне удивленно заворчали и подняли брови вверх.

– Ну вот, я уже думала, что больше испортить свой образ в глазах местного населения невозможно. И вот эрейцы вытаскивают своего заклинателя трупов, – насмешливо вставила Ника. – Это настоящий подарок небес для пропаганды бунтовщиков.

– И как только Толстый Альф на это согласился? – спросил М’Донго, поручик роты Д.

– А ему-то что соглашаться? – фыркнул Вэй Лей из роты А. – Если бы кто-то в столице считался с Толстым Альфом, то он бы сейчас торчал при королевском дворе, а не гнил с нами в этой дыре.

– Граф де Верде, – сказал Герард, акцентируя это имя, – полностью одобряет приезд Первого некроманта и считает его неотъемлемой частью своей новой стратегии.

По часовне вновь пробежал ропот. Полковник продолжал, не обращая внимания на нашу реакцию:

– По мнению графа, настало время изменить наш подход к проблеме Каэлларха. После последних событий де Верде решил, что прежняя политика, когда пряник преобладал над кнутом, совершенно неэффективна. Провинция получила свой пряник в виде мягкой оккупации и перспектив получить в будущем ограниченную автономию. Однако местные жители не проявили никакой благодарности и продолжают всячески усложнять нам жизнь. Приказы из Цитадели ясны: пришло время кнута.

– Значит, мы резко переходим от обещанного самоуправления к живым трупам, патрулирующим улицы? – спросила Ника.

– Именно так, – в голосе Герарда прозвучала предостерегающая нотка. Его прерывали слишком часто. – Закручиваем гайки. Де Верде не любит полумеры, поэтому отныне в городе будет царить террор. Когда Первый некромант прибудет сюда, будет установлен запрет покидать дома после наступления темноты, а трупы выйдут на улицы. Городская стража будет разоружена и ликвидирована, а ее офицеры призваны в эрейскую армию и отправлены в части на другом конце Королевства. Гражданского губернатора отзовут в столицу, и вся власть отныне будет сосредоточена в Цитадели у де Верде как военного диктатора провинции и королевского наместника с абсолютной властью над местными землями. Дуранская ересь официально запрещена, бороться с ней будут огнем и мечом. Также будет введен запрет на использование каэллархского наречия в общественных местах, и единственным разрешенным языком станет эрейский. Название «Д’уирсэтх» выйдет из употребления, и город переименуют в Новый Эребург.

Наступила тишина. Никто больше не роптал и не двигал бровями. Мы все думали о последствиях новой политики. Никто из нас не чувствовал никакой привязанности к местному диалекту или названию города, но мы знали, что местное население отнесется к этому совершенно иначе. Такие радикальные изменения не могут не вызвать определенного сопротивления. Очевидно, мы собирались тушить огонь, поливая его маслом.

– Мы, конечно, ожидаем сопротивления со стороны местного населения и усиления гражданского недовольства. – Герард, как всегда, читал наши мысли. – Это просчитанный риск. Де Верде намерен сломить дух сопротивления в провинции. Если для этого ему придется сначала подавить всеобщее восстание, то он так и поступит. И когда граф покончит с ним, этот город уже никогда не будет прежним.