Танец марионеток

* * *


Никаких похорон, разумеется, не было. Тело Ифрита забрала стража, а потом эрейцы на мгновение сделали вид, что ведут расследование, но при отсутствии улик и какой-либо мотивации просто махнули рукой. Труп сожгли. В полку тоже никто не проливал слез. Цефель некоторое время не мог решить, радоваться ли тому, что предатель мертв, или злиться, что не он убил его. Потом Цефель всё же вернулся к своему обычному состоянию равновесия. Ника приняла факт смерти Ифрита к сведению и вычеркнула одно имя из списка осведомителей.

После полудня я начал готовиться к следующей встрече с Вээн. Я до сих пор не понимал, почему для Араи было так важно, чтобы меня включили в платежную ведомость семьи ван Доррен. (Кстати, я хотел бы наконец увидеть эти деньги!) Конечно, масштабы богатств и влияния семьи поражали воображение. Но каким образом моя работа на Вээн могла облегчить Араи доступ к родовой сокровищнице? Чем больше я думал об этом, тем менее что-либо понимал. Единственная польза от этих размышлений заключалась в том, что я наконец сделал то, что давно собирался. Приказал своим людям следить за Араи и ее борделем. Я понимал, что если хозяйка намерена что-то сохранить в тайне, то, скорее всего, она это сделает, а значит, вероятность того, что мои люди узнают нечто принципиально новое, относительно невелика. Но когда в твоем распоряжении целая рота скучающих солдат, почему бы не погнать их на работу? Даже если Араи не совершит ошибку, возможно, это сделает кто-то из ее коллег?





* * *


Вээн ван Доррен вскинула голову, глядя на старый ржавый меч, покоящийся на каменной подставке.

– Знаменитый Ветерок, – заявила она, приказав мне жестом подойти ближе. – Во времена своего расцвета, по-видимому, самый острый меч в мире. Им можно было разрезать падающий лист. Чтобы выковать его, кузнец ушел в самую глухую чащу Каэлларха. Он работал непрерывно двенадцать дней и двенадцать ночей, пока, наконец, не упал замертво от истощения. Когда братья добрались до его убежища в лесу, они нашли мертвое тело, а рядом с ним самый великолепный меч, когда-либо созданный в этой провинции.

– Прекрасная история. Очевидно, ее трудно проверить.

– Это зависит от того, кого спросишь: эрейца или каэлларца.

Мои глаза только сейчас начали привыкать к царящему вокруг полумраку. Я находился в большом зале огромного загородного дома с соломенной крышей. Под стенами на выставленных в ряд каменных постаментах лежали разнообразные предметы, в основном оружие и трофеи. Каждый из них был освещен отдельным факелом.

– Добро пожаловать в Дом Славы, Ис. В сокровищницу бесценного культурного наследия Каэлларха.

– Плохо же она охраняется.

– Только не говори, что удивлен. Да, легендарные артефакты из прошлого покоятся в гнилой хижине, вдали от исхоженных дорог и без намека на защиту. И все же они находятся в полной безопасности, потому что никто не решился бы их украсть. И поэтому мы можем свободно говорить здесь, не опасаясь лишних ушей. Никто не заглядывает сюда месяцами, за исключением разве что пары самолюбивых богачей, которые время от времени любят сделать перерыв в преумножении капиталов, чтобы поиграть в патриотизм.

– Я полагал, что национальная идентичность Каэлларха…

– О, да, там всё в порядке. И Ветерок, и другие реликвии из прошлого играют в ней жизненно важную роль. Но это не значит, что кто-то чувствует потребность лицезреть их. Не говоря уже о том, чтобы прилагать усилия или нести расходы на обеспечение их сохранности. Достаточно знать, что они покоятся на почетных местах в доме Славы.

– Полагаю, эрейские исследователи были бы рады изучить эти экспонаты.

– Сомневаюсь, что жители Каэлларха разделяют их энтузиазм. Видишь ли, Ис, Каэлларх не имеет историографии в эрейском смысле, и термин «исторический факт» здесь имеет довольно вольное толкование. Нет сохранившихся летописей, документов, дневников и других письменных источников. Нет никаких дат или календарей. Единственным источником информации о прошлом является устная традиция, которую в Королевской академии, кажется, считают синонимом слова «бред». Короче говоря, когда эрейские профессора допускаются к местным сокровищам, случаются неприятные вещи.

– Например?

– Всем известно, что Ветерок появился за сотни лет до эрейского завоевания. Между тем, когда несколько лет назад здесь случайно появился исследователь из Академии, ему хватило одного взгляда на меч, чтобы сделать однозначный вывод: Ветерок никак не мог возникнуть в Каэллархе до инкорпорации. Племена, обитавшие здесь, своими главными противниками считали лесных животных и поэтому совершенствовали орудия, приспособленные для охоты, а не для борьбы с вооруженными людьми. Техника изготовления мечей всегда отставала по сравнению с более цивилизованными землями. Оружие, которое ты видишь перед собой, имеет форму прямого креста. Такой тип вооружения появился в провинции только через несколько десятилетий после присоединения к Королевству, когда здесь распространилась эрейская металлургическая технология. Раньше местные кузнецы изготавливали мечи с эфесом в виде широкого посоха.

– А это что? – я указал на предмет, похожий на огромный рог, который лежал на соседнем постаменте.

– Это клык Вилдхе Боэара, Вечного волка. Этот легендарный зверь, согласно преданиям, жил много сотен лет, достиг огромных размеров и десятилетиями опустошал северные боры Каэлларха, убивая каждого человека, попавшегося ему на пути. И только Таешаш, первый среди воинов, сумел приручить чудовище своей песней и впредь садился за него, когда вел соплеменников в бой с эрейскими захватчиками. Как ты, наверное, догадался, ни в одной военной хронике Королевства не упоминается кампания, в ходе которой армии пришлось столкнуться с могучим диким зверем, на котором восседал человек.

– Мне тоже кажется, что этот клык совершенно не похож на волчий, а скорее сильно напоминает представленные на гравюрах бивни мамонтов, отнюдь не хищных существ, которые якобы населяли эти земли тысячи лет назад, задолго до появления Эреи. Погоди… Я не ошибся? Я вижу, что там стоит медведь с ногой лошади, пришитой к хребту? Я просто обязан услышать эту легенду…

– Если тебя так интересует местный фольклор, то приходи сюда с гидом, – бросила Вээн, потеряв вдруг терпение. – У меня есть для тебя работа.

– И как в прошлый раз, я должен выполнить ее, даже не заикаясь об оплате?

– Если хочешь, я могу тебе кинуть кошелек, полный золота, за набитую морду Менехайма и оплатить твои услуги, как и любого другого наемного головореза. Или же, если ты продемонстрируешь свою полезность в долгосрочной перспективе, я могу дать тебе нечто действительно ценное, чего ты больше нигде не найдешь, – она сделала эффектную паузу и закончила: – «О появлении монстра».

– Я весь внимание, – заявил я, вмиг посерьезнев.

– Мне это больше нравится. А теперь слушай, – произнесла она, обходя по кругу постамент с клыком. – У моей семьи есть мануфактура, которая производит одежду из тонких тканей, поставляемых из-за Пограничных гор. К сожалению, уже три недели мануфактура стоит закрытой, потому что последние три каравана с тканями для производства не добрались до цели.

Я открыл рот, чтобы вставить свои несколько слов, но Вээн внезапно остановилась и подняла палец, заставив меня замолчать.

– Я знаю, что ты хочешь сказать, – отрезала она и снова стала ходить от стены к стене. – Да, купеческие караваны не всегда доходят до места назначения. Да, есть определенные риски, связанные с дальними путешествиями, разбойниками, дикими животными и так далее. Мы уже теряли грузы раньше, и это предусмотренные издержки данного бизнеса. Но три каравана подряд – это уже закономерность. К тому же все они пропали примерно в одном и том же месте, на последнем участке дороги, прямо перед воротами Д’уирсэтха.

– Я понимаю, почему ты не могла поручить Вильгельму дело Менехайма. Но, насколько я слышал, у вашей семьи есть небольшая частная армия. Охрана купеческих караванов, казалось бы, их обязанность.

– Ты думаешь, я не пыталась решить эту проблему таким образом? Я поручила Вильгельму осмотреть участок дороги, на котором, по нашим оценкам, пропали караваны, и провести расследование. Знаешь, что он нашел? Абсолютно ничего. От трех караванов не осталось и следа. Ни сгоревших повозок, ни трупов, ни путников, которые рассказывали бы об орудующих в округе разбойниках. Какой напрашивается вывод?

У меня уже были свои подозрения, но я предпочел оставить их при себе.

– Это была не случайная шайка разбойников, – ответила сама себе Вээн. – Разбойники не убирают за собой. Они оставляют трупы, повозки и менее ценный товар, забирая только то, что могут унести с собой. В нашем случае не осталось ни следа. Кто-то либо подкупил всех членов каравана, либо убил их так чисто и профессионально, что не оставил никаких улик. А потом увез весь транспорт вместе с повозками и перебитой охраной в какое-то тайное место. Более того, похищенная ткань даже не всплыла на местном рынке. Если бы кто-нибудь из местных ограбил караван с текстилем ради наживы, то ему пришлось бы потом продать товар либо оптовому покупателю, либо мелким торговцам в розницу. В любом случае мы бы обнаружили наши ткани в местном товарообороте. Однако этого не произошло. Так что либо кто-то из посторонних организовал крупную операцию, то есть грабит караваны и сбывает похищенный товар в других городах, либо кто-то действует против нас не ради наживы, а для того, чтобы лишить прибыли. А значит, кому-то важно нанести удар по роду ван Доррен.


Вээн закончила свою речь и остановилась передо мной. Я не произнес ни слова, но был впечатлен ее анализом и ходом мыслей.

– Поэтому я не могу доверить это дело Вильгельму, – призналась она. – Если бы это была шайка разбойников, которых можно выловить и развесить на суках вдоль дороги, он бы с этим справился. Но здесь мы имеем дело с масштабной операцией, на вершине которой, скорее всего, стоит либо кто-то из моих конкурентов, либо какой-то недобросовестный торговец из-за рубежа. В любом случае, чтобы разобраться в корне проблемы и устранить ее, нужно будет допросить многих людей, используя… прямые методы убеждения. И, вероятно, некоторые из них в конце концов окажутся невиновными. Во всяком случае, я не думаю, что Вильгельм может себе это позволить. Но ты не отступишь ни перед чем, чтобы достичь цели. Правда?

– Правда, – подтвердил я.

Я глубоко задумался над следующим шагом. Я уже знал, к чему она клонит, но не мог сразу выдать свой ответ – это выглядело бы подозрительно. Мне пришлось немного замутить воду.

– У вас в последнее время какие-то… проблемы с репутацией, – заметил я.

– Что ты имеешь в виду?

– О роде ван Доррен много говорят в трактирах, на базарах и в храмах. Там, где бывает простой народ и где не бывает представителей вашего клана. Говорят много, но ничего хорошего. «Предатели» – это самое мягкое слово, которым вас называют.

– Ты думаешь, кто-то из этих крикунов мог…

– Я ничего не думаю. Я изучу все возможности и докопаюсь до сути. Я просто говорю, что круг подозреваемых очень широк.

Я изобразил на лице внутренние колебания и смущение.

– Теперь, когда я думаю об этом… вся эта шумиха могла бы послужить отличным прикрытием для другой стороны конфликта.

Я попал в уязвимое место. Вээн заметно вздрогнула, когда поняла, что я имею в виду.

– С чего бы эрейцам…

– Ты их союзник или, как утверждают некоторые, коллаборационистка. – Она поморщилась от этого слова, но я невозмутимо продолжил: – Однако это не значит, что они тебе доверяют или желают добра. Напротив, они следят, чтобы ты не стала слишком сильной и не вышла из-под их контроля. Ты как будто плывешь посередине реки, и на обоих берегах тебя поджидают с вилами.

Вээн надолго замолчала.

– Я знаю, что говорят обо мне люди, – заговорила она наконец. – Они считают меня предательницей. Говорят, я продала свой народ. Будто я сотрудничаю с эрейцами, потому что предпочитаю увеличивать состояние своего клана, а не бороться за независимость.

Правда в том, что я не лоялистка и не националистка. Я отвергаю этот выбор. Единственное, за что я хочу бороться, – это рост и процветание. Все эти местные патриоты настолько ослеплены своими идеалами, что не видят, в каких кошмарных условиях живет большинство населения. Своими гордыми лозунгами они пытаются прикрыть тот факт, что Каэлларх – это бедная, жалкая дыра, в которой от голода и болезней гибнет больше людей, чем от эрейской оккупации. Мы слабые и отсталые, но это не самое худшее. Видишь ли, мы в этом состоянии по собственной воле. Прогресс у нас под рукой, более того – он навязывается нам силой! А мы отбиваемся от него руками и ногами! Эрейцы стоят на более высоком уровне во всех отношениях и пытаются привить нам свои методы и стандарты. Но мы упорно держимся за традицию, потому что она наша, а не чужая. Мы используем эту идиотскую древнюю систему мер и весов, несмотря на то что она мешает нам торговать, потому что весь мир, а не только Эрея, использует метрическую систему. Мы настаиваем на измерении времени с помощью свечей, а не часов, несмотря на очевидные преимущества последнего способа.

– Когда мы прибыли в Каэлларх и мне впервые объяснили местную меру времени, – вставил я, – мой первый вопрос был такой: если основной единицей времени является одна свеча, то из скольких свечей состоит один день?

Вээн горько рассмеялась.

– Никто не знал ответа? – догадалась она.

Я подтвердил.

– За все эти столетия никому и в голову не приходило объединять единицы времени. Нам потребовалась неделя, чтобы понять, насколько это большая проблема. Сразу по прибытии нам предстояло провести за городом совместные учения с Городской стражей – «Маневры дружбы», как их назвал какой-то болван из свиты губернатора. Кончилось все, конечно, неудачей, по многим причинам, главной из которых был тот факт, что наши формирования сразу же воспылали друг к другу искренней ненавистью. Мы знали это еще до начала учений. В процессе планирования наш капитан спросила одного из офицеров, сколько времени им нужно, чтобы развернуть свое подразделение на окраине города. Офицер ответил: «Семь свечей». Когда же Ника, еще не разобравшись в местных единицах измерения, спросила, это половина или четверть дня, стражник только посмотрел на нее тупым взглядом. Для него это была полная абстракция.

Вээн энергично кивнула, и глаза ее просветлели.

– Точно! – воскликнула она, чуть ли не радуясь тому, что я разделяю ее точку зрения. – У меня был совершенно противоположный опыт во время моей поездки к королевскому двору. На экскурсии по столице Эреи мне показали огромные часы в центре города. Мой сопровождающий объяснил, что самый длительный день в середине лета идет четырнадцать часов, а самый короткий зимой – восемь с половиной часов. Затем он спросил меня, так ли в Каэллархе. Я понятия не имела. Никто никогда не измерял это. Все, конечно, знают, что летом дни длиннее, а зимой короче. Так зачем напрягаться и проверять, сколько свечей составляет эта разница?

– Восемь часов зимой, тринадцать с половиной часов летом, – пробормотал я. – Столько длится день в Каэллархе.

– Теперь-то я знаю. Наверное, из того же источника, что и ты. Эрейцы все измерили, и я проверила записи Королевской Академии наук, когда была в столице. Вот почему королевские войска завоевали Каэлларх. Потому что они знают эту страну лучше, чем ее жители. Это не просто вопрос численного превосходства, материальных ресурсов и лучших технологий. У них есть какое-то вечно неудовлетворенное любопытство, которое заставляет их постоянно спрашивать, подвергать сомнению и систематизировать полученную информацию. Мы, напротив, не исследуем свою родину, мы только поклоняемся ей. Веками засеваем землю совершенно случайным образом и в случайных местах, а потом жалуемся на голод и неурожай. Между тем соседняя провинция, в которой такие же почва и климат, это настоящие закрома Королевства. Почему? Потому что они пользуются знаниями Королевского общества развития агрокультуры, которое может проанализировать пригодность земли для посева, определить лучшие места для выращивания и постоянно разрабатывает методологию озеленения, орошения и подбора видов растительности к свойствам местности. Между тем в Каэллархе ни один крестьянин не позволит королю диктовать ему, что, где и как сеять. Потому что это его земля, и он знает лучше. Знаешь ли ты, что шестьдесят лет назад севооборот стал общим стандартом растениеводства во всех регионах Королевства, кроме Каэлларха? У нас еще даже трехполье не ввели! Посев по-прежнему проводится по принципу: «До сих пор здесь хорошо росло, так что посею еще раз». Мы на две сельскохозяйственные революции отстаем от остального мира! – Вээн, явно расстроенная, сделала паузу, чтобы отдышаться.

До сих пор я был несколько удивлен ее волнением, но вдруг мне все стало ясно. Ведь она произносила эту речь уже сотни раз! Ей пришлось потратить десятки часов, пытаясь убедить своих земляков и даже своих родственников, что Каэлларх отчаянно нуждается в модернизации, которую могла бы предложить Эрея. Но на каждый рациональный довод у них был свой ответ: предательство. Учиться у оккупантов – это предательство. Торговать с оккупантами – это предательство. Брать современные инструменты у оккупантов – это предательство. Вээн ван Доррен, несмотря на все свое богатство и могущество, не имела шансов в этом споре. Однако неожиданно она нашла слушателя, который полностью понимал ее точку зрения, – меня.

– Если бы я хотел освободиться от господствующего надо мной врага, – нарушил я молчание, – то сначала завладел бы его знаниями, методами и техникой, а потом использовал все это, чтобы победить его собственным оружием.

Мне как офицеру оккупационных сил, наверное, не следовало делать такие заявления. Однако Вээн с энтузиазмом согласилась.

– Я не стремлюсь к революции, – сказала она. – Я хочу только мира и процветания для меня, моей семьи и населения Каэлларха. Именно в таком порядке, за что я не собираюсь извиняться. Но если бы я принадлежала к революционной партии, то подошла бы к этому именно так. Кивай, учись и жди подходящего момента. Однако некоторые настолько убеждены в собственном превосходстве, что не могут увидеть очевидных преимуществ, которые они могли бы получить, отказавшись хотя бы раз от такого антагонистического отношения. Эта страна бедна и слаба, отчасти из-за природных условий, но в значительной степени по нашей собственной вине. Когда в горнодобывающей отрасли произошла революция, мы потеряли несколько десятилетий, безуспешно пытаясь добывать природные ресурсы. Между тем группе геологов, присланной из Эреи, понадобилось всего несколько месяцев, чтобы понять, что недра этой земли пусты, как утроба семидесятилетней дамы. Конечно, никто в Каэллархе не поверил геологам, и они все-таки построили шахты. Только после нескольких десятков лет бесплодных поисков всё равно признали свое поражение.

– Однако стоит учитывать, что королевские геологи представляют интересы короля. Если бы они и правда что-то нашли, то никому бы не сказали, отправили бы отчет губернатору, а тот под ложным предлогом скупил бы или конфисковал землю.

Вээн возмутилась:

– Конечно. Я не говорю, что мы должны доверять эрейцам. Но нам необходимо изучить их методы, чтобы потом проверять. У нас должны быть свои геологи, которые подтвердят или опровергнут утверждения королевских. Нет, нашим, конечно, сразу приспичило копать! Как же иначе! Ведь не могла же мать-земля не одарить щедро наш исключительный народ! Даже мой дед и прадед, известные своим прагматизмом и близкими связями с Эреей, дали себя втянуть в этот идиотизм.

– Если земля бедна, то само собой.…

– И что с того? Грунт – это еще не все, даже на самой бедной земле возводились империи. Каэлларх находится на севере Континента, дальше простираются только густые необитаемые леса и океан. На северо-востоке лежат Пограничные горы. За ними живет богатая, развитая цивилизация, но сухопутный транспорт через горы невозможен, поэтому всякая торговля осуществляется морем. Купеческие суда огибают Каэлларх и пристают в Эрее. Если бы купцы путешествовали по нашим землям или хотя бы останавливались в наших портах по пути, чтобы пополнить запасы, регион немедленно расцвел бы. Между тем торговые караваны обходят нас стороной, хотя путь вдоль северного побережья континента более долгий и изнурительный.

– Трудно ожидать, что они остановятся в Каэллархе, раз на северном побережье нет портов. Там также нет и дорог, по которым можно перевозить товары.

– Ты смотришь не с той стороны. Что с того, что от стран Северо-Востока нас отделяет стена гор, а земли к северу от Д’уирсэтха являются непроходимой пустыней? Горы можно обойти морем, непроходимые леса выкорчевать, а из полученной древесины построить корабли и порты для них. Можно построить гостиницы, где странствующие торговцы смогут остановиться, и рынки, где они будут торговать своими товарами, не испытывая необходимости ехать в какой-нибудь крупный торговый город западного побережья. Если бы мы прорубили хотя бы один тракт через леса и построили хотя бы один порт на севере, мы бы усилили свой экономический потенциал среди портовых городов Свободного моря.

– А ради этого все-таки придется рискнуть и приложить усилия?