Танец марионеток

– Не припомню ни одного банкира, который вел бы свои дела в Д’уирсэтхе, – Ферре задумался. – Это что, ростовщик для богатых?

– Полагаю, он сам не согласился бы с этим определением, – пробормотал я под хлопанье своих шагов. – Ростовщиков, как правило, осуждает религия и презирает аристократия. Банкиры пьют со священниками и дворянами за одним столом.

– Я аристократ, но не презираю лихоимцев.

– Ты презираешь Ифрита.

– Я ничего не имею против него как ростовщика. Это с Ифритом-дантистом у меня проблема.

Перед нами возникла еще одна большая лужа, растянувшаяся на всю ширину дороги. Ферре подошел к тому месту, где она была самой узкой, и неправдоподобно длинным прыжком перебрался на другой берег. Я же, напротив, решил, что терять мне уже нечего, и прошел через самый центр лужи, смиренно встретив новую волну мутной темной жижи, заливающую стопы.

Итак, мы в медленном темпе продвигались в сторону антикварной лавки, принадлежавшей Женеру Ля Вайю. Был он по происхождению эрейцем, который перебрался сюда несколько лет назад и очень быстро нажил состояние. Среди жителей Д’уирсэтха ходили слухи, что своим успехом он обязан сбыту краденого. Мы в Седьмом полку знали, что на самом деле так оно и было, и могли без труда подвести Ля Вайя под монастырь, но нас это не интересовало. Шантажировать его было бессмысленно, потому что во всем городе не осталось ни единого человека, который хоть немного доверял ему, так что в качестве информатора Женер имел нулевую ценность.

Магазин напоминал большую, плохо освещенную лавку старьевщика. Чтобы дойти до расположенного в конце магазина прилавка, за которым сидел скучающий хозяин, нужно было протиснуться сквозь дебри беспорядочно расставленной мебели. А казалось бы, клиентуру антикварных магазинов составляют в основном богатые толстые купцы и их не менее толстые жены, и можно было в первую очередь обеспечить пространство для раздутых животов клиентов, но этого явно никто не учел.

Хозяин – бледный, темноволосый доходяга – заметил нас издалека и сразу узнал форму Седьмого полка. Он вскочил со своего стула и выпрямился за прилавком. Мелькающие в его голове мысли можно было почти что разглядеть: он лихорадочно пытался понять, чего мы от него хотим, ведь было очевидно, что мы посетили его лавку не ради покупки барахла.

– Мне нужна рука помощи, – без предисловий сказал я, подходя к прилавку.

Ля Вай побледнел еще больше и кивнул.

– Сюда, – сказал он и повел нас в подсобку. – Дверь в конце коридора.

Он показал, в какую сторону нам идти, и вернулся на свое место. Я бросил взгляд на бесстрастное лицо Ферре, и мы вошли в узкий темный коридор. В дальней его части виднелись очертания двери и человеческий силуэт, скрывающийся в тени.

– Поручик Норгаард, – произнес чей-то голос. – Проходите.

Мы подошли ближе и увидели перед собой тридцатилетнего худощавого мужчину. Очки и серая повседневная одежда придавали ему вид безобидного чиновника, но меня было не обмануть. В его движениях и взгляде таились острота и ловкость. Было видно, что он дьявольски опасен. Не сомневался я и в том, что где-то в складках его потрепанного, неприметного костюма прячется клинок, который в мгновение ока может оказаться в его руке.

– Дайте угадаю, – сказал я. – Вы хотите, чтобы мы сдали оружие и дали себя обыскать?

– В этом нет необходимости, – ответил тот. – Мы не воспринимаем вас как угрозу.

Должен признаться, меня немного обидели эти слова.

– Входите, поручик. Но я должен попросить вашего товарища составить мне компанию.

Ферре вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул. Привратник нажал на дверную ручку и жестом пригласил меня войти.

Я оказался в огромном помещении, которое раньше служило, вероятно, складом магазина Ля Вайя, но теперь было заброшено; отсюда убрали не только запасы, но даже полки, на которых их хранили. Передо мной на несколько десятков метров открывалось свободное пространство, но вдалеке, прямо под стеной, одиноко стоял письменный стол, за которым сидел человек в шляпе. Мои шаги эхом разносились по пустому залу, когда я медленно приближался, оставляя на совершенно чистом полу четкие следы моих измазанных в грязи ботинок.

– Огромное спасибо за столь скорое прибытие, – не вставая, поприветствовал меня мужчина, когда до него оставалось несколько шагов. – Присаживайтесь, поручик Норгаард. Приятно видеть вас в форме после вашего последнего неудачного приключения.

Он указал мне на небольшой шаткий табурет, стоявший прямо перед письменным столом. Сам он сидел на высоком, богато украшенном стуле, напоминавшем королевский трон. Тонко.

Господину Рука Помощи было около сорока лет. Его лицо украшали усы внушительных размеров, а короткие темные волосы выдавали первые признаки седины. На голове – элегантная шляпа, изготовленная по столичной моде, но практически невиданная в Д’уирсэтхе, а на носу – очки. Одет он был в темные тона, безукоризненно, но без особого шика. Он все время доброжелательно и слегка снисходительно улыбался, как любезный дядя, глядя на своего любимого племянника.

– Вы знаете мою фамилию, но я не знаю вашу, – заметил я, нерешительно присаживаясь на неустойчивый табурет. – Как мне к вам обращаться?

– Не утруждайте себя этим, – он улыбнулся еще шире. – Мое имя вам знать ни к чему. Я буду обращаться к вам, а не вы ко мне.

– Тогда я слушаю внимательно.

– Начнем с того, что я объясню вам, как работает отрасль, в которой я работаю, и в какой именно сфере вы могли бы быть полезны. В мире есть два способа разбогатеть. Архаичная модель предполагает, что человек, не способный выполнять определенную работу (к примеру, построить мост), платит человеку, который может эту работу сделать. Современная модель, в свою очередь, предполагает, что человек, у которого нет денег, расплачивается с человеком, у которого деньги есть.

– Полагаю, вы человек современный?

– Я человек гибкий, – ответил Господин Рука Помощи, развалившись на стуле. – Я приспосабливаюсь как к меняющимся временам, так и к тому месту, где нахожусь.

– И как вам это место?

– Это плодородная земля, и я буду первым пахарем, который ее засеет. Но пахарю, прежде чем он начнет свою работу, нужен плуг, чтобы разрыхлить землю.

– У вас очень впечатляющие знания в области сельского хозяйства, – я улыбнулся. – Я полагаю, почетная роль плуга в этой метафоре должна выпасть на долю моей скромной персоны?

– Это еще предстоит выяснить.

– Уверяю вас, у меня большой опыт работы в роли инструмента в чужих махинациях. Однако я не совсем понимаю, чем я мог бы пригодиться банку. Нужна помощь в строительстве новой штаб-квартиры?

– Я пришел сюда не для того, чтобы строить, – Господин Рука Помощи наклонился ко мне и слегка повысил голос, но его лицо не изменило выражения. – Здания – всего лишь балласт, ненужное ограничение. Не важно, насколько велика штаб-квартира банка, ее все равно можно сжечь или ограбить. Ее также можно обойти стороной, если задерживаешь платежи. Я не привязан к месту, и банк, который я представляю, не имеет штаб-квартиры. Не клиент приходит в Центральный банк, а Центральный банк приходит к клиенту. И он не уйдет, пока не получит того, что хочет.

– А чего Центральный банк хочет от меня?

– Даже руку помощи приходится иногда прикладывать к кастету.


– Еще одна метафора, представляющая меня в очень выгодном свете, как приятно.

– Поручик Норгаард. Я человек, который принимает решения, руководствуясь только рациональными соображениями. Эмоции или моральные мотивы не имеют для меня никакого значения. Могу ли я ожидать от вас того же?

– Полагаю, вы ознакомились с моей биографией, – ответил я. – Этого должно хватить для ответа.

– Мы понимаем друг друга. Давайте перейдем к делу. В этом городе работает один человек, который ведет бизнес, представляющий для меня конкуренцию. Очень несуразную, но тем не менее обременительную. Это создает неприятный и обидный для моих чувств диссонанс, который должен быть устранен. Уверен, его имя вам знакомо. Его зовут Ифрит.

Я был почти уверен, что сохранил абсолютно невозмутимое выражение. Я мог бы поклясться, что в тот момент по моему лицу было невозможно прочесть, что я раньше слышал имя этого ублюдка.

– Полагаю, вам нужна дополнительная мотивация.

Господин Рука Помощи вытащил из ящика стола толстый кошель и протянул его мне.

– Вот десяток тысяч веских причин работать на меня. Аванс за первое задание. Но я знаю, поручик Норгаард, что вы один из немногих людей, которые понимают, что информация – валюта более ценная, чем любые деньги. Вот почему я выбрал вас. Знайте, я могу платить и в этой, более дорогой валюте. Позвольте мне привести один пример. Вы пытаетесь выяснить, кто занимается производством нелегальной святой воды, не так ли? Вам уже удалось связаться с продавцами и посредниками. Возможно, в будущем вам даже удастся выследить производителей и их телохранителей. Но человек, который является идейным вдохновителем всего этого, тот, кто все организовал и получает основную часть прибыли, остается вне досягаемости. Вы никогда не доберетесь до него, используя свои методы. Я мог бы передать вам его на блюдечке. Я мог бы открыть перед вами дверь, которая заперта до сих пор. Но сначала вы должны заслужить мое доверие.

Господин Рука Помощи поднял руку и сделал жест, недвусмысленно указывающий на дверь. Аудиенция была закончена.





* * *


Я тщательно спрятал мешочек под одеждой и вытащил его, только оказавшись в полном одиночестве в своей монастырской келье. Банкир не преувеличивал, говоря о десятке тысяч причин. Высыпав содержимое на кровать, я насчитал пятнадцать тысяч эрейских крон, в основном в тяжелых золотых монетах высоких номиналов. Эквивалент моего трехлетнего жалованья. И все же не деньги убедили меня работать на Господина Рука Помощи. Этот человек создавал вокруг себя удивительную и неповторимую ауру, придававшую ему авторитет. Я видел в жизни множество личностей – высокопоставленных священнослужителей, некромантов, военачальников, аристократов и богачей. Однако никто из них не излучал власть так сильно, как Господин Рука Помощи. Араи была права. Для Д’уирсэтха настало время больших перемен, и я чувствовал, откуда дует ветер.

Неподчинение. За это я получил пятнадцать тысяч крон. За выступление против интересов полка. За нарушение четко сформулированного приказа. Мелкие кражи, темные дела на стороне, мелкие работы по заказу местных жителей – всё это было терпимо. Пока наши делишки не вступали в противоречие с целями подразделения, Ника закрывала на них глаза. По поводу Ифрита она высказалась недвусмысленно: он был неприкасаем. Тем не менее я собирался его убить.

Седьмой полк был моим домом в течение многих лет, а его бойцы были единственными людьми, к которым я мог без страха повернуться спиной. Я всегда считал, что следовать приказам Ники и Герарда – это наилучший способ дожить до следующего дня. Но в то же время я не питал иллюзий, что у этой службы есть будущее. Я не находил ни одного вероятного сценария, при котором моя жизнь как офицера наемного подразделения заканчивалась безопасной, процветающей старостью. Меня ждала жалкая, бесславная смерть, если не в Каэллархе, то в каких-нибудь других забытых богом землях, во время очередной злосчастной кампании с целью добавить еще один алмаз в королевскую корону. Слова Араи о грядущих переменах застряли у меня в мозгу, потому что многие из нас, хотя никто этого не говорил, предчувствовали этот слом. Мы гибли десятками за мизерные деньги на службе у графов и князей, не надеясь, какими бы великими ни были наши заслуги, что нас ждет лучшая судьба. До настоящего времени. Да, я понимал, что, по сути, просто обменяю одного господина на другого. Но для меня это была возможность оказаться на вершине волны, которой предстояло смести установленный порядок. В итоге я ожидал улучшения не мира, а лишь своего положения в нем. В конце концов, чего хорошего можно ожидать от эпохи, предвестником которой является убийство ростовщика?

Если нам предстояло действовать вопреки четкому приказу Ники, операцию следовало провести безупречно. Нельзя было оставлять следы, выводившие на нас и позволявшие нас опознать. Говоря «мы», я имею в виду себя и двух своих товарищей, которых я попросил о помощи и в отношении которых мог быть абсолютно уверен, что они никогда не выдадут меня, если Ника начнет их допрашивать, – я говорю о Ферре и Считале. Убедить Считалу оказалось легко – достаточно было вручить ему семь тысяч пятьсот крон и сказать, что речь идет об Ифрите. Ферре я тоже предложил такую же сумму, но он, как и ожидалось, не принял ее. Тем не менее, я мог быть уверен в его участии. Он отдал всё – дворянский титул, наследственные владения и даже душу, чтобы увековечить свое имя, а между тем застрял на краю света на бесславной службе. С каждым днем он все больше отдалялся от победоносных поединков и бравурных рейдов Континентальной войны. Целыми днями ходил взад-вперед по плацу, словно лев в клетке. Чувство собственного достоинства не позволяло ему выказывать разочарование, но его голодный взгляд постоянно высматривал возможность вступить в бой. Не нужны были деньги, чтобы сподвигнуть падшего барона ввязаться без лишних вопросов даже в самую рискованную и отчаянную акцию. Я думал посвятить еще кого-нибудь в наш план, но люди, на которых я, как правило, рассчитываю – Чи, Зеленый, Цефель, – всегда были послушны высшему командованию; когда их спрашивал капитан или полковник, они немедленно исповедовались им во всем, что я велел им делать. А Гиена и Парша, которые, конечно, не проболтались бы Нике, были слишком несолидными фигурами, чтобы вовлекать их в предприятие, что следовало провести тихо, точно и безошибочно.

Таким образом, нам предстояло выполнить задание исключительно втроем. Перед выходом мы сняли все знаки отличия полка и скрыли под перчатками татуировки на правых руках. Мы не стали брать дополнительного снаряжения и не надели ничего тяжелее стандартных доспехов. Мы со Считалой, фехтовавшие чуть лучше остальных, решили, что в критической ситуации будем рассчитывать на демоническую скорость Ферре или же совершим тактический отступающий маневр – попросту говоря, бросимся бежать.

Ника приказала сохранить Ифриту жизнь, но это не значит, что она не держала его под постоянным наблюдением. Однако нам были хорошо известны его привычки, и мы знали, где устроить ему ловушку. Он был высокомерен и считал, что благодаря своей мастерской тактике стравливания конкурирующих группировок сам остается неприкасаемым. Поэтому у него не было ни капли паранойи, столь характерной для подобных ему личностей, и он не считал нужным отказываться от своих привычек. Каждую ночь после закрытия врачебной практики он возвращался в свой дом, расположенный в богатой части города, одним и тем же маршрутом под охраной четырех громил. Ростовщик считал, что четырех телохранителей достаточно, чтобы отпугнуть воров и мстительных должников, а хитрость защищает его от игроков покрупнее. Однако он не предполагал, что на сцене может появиться такая личность, как Господин Рука Помощи.

Мы тщательно проанализировали ежедневный путь Ифрита к дому и выбрали самое подходящее время и место для засады. Шанс наткнуться на случайных прохожих здесь был минимальный, а рядом стояло заброшенное здание, где мы собирались затем провести с Ифритом короткую беседу. Сам план по своей сложности не превосходил конструкцию тисков. С одной стороны выходил Ферре, привлекая внимание телохранителей, с другой – мы со Считалой, отрезая Ифриту путь к отступлению.

Ночь уже давно наступила, когда мы заняли позиции. Вокруг царила почти полная тишина, если не считать двух дерущихся кошек в соседнем переулке и пьянчужки, блевавшего за углом. Мы со Считалой спрятались в тени прямо у поворота в переулок, а наш друг голубой крови расположился в нескольких десятках метров, готовый перекрыть дорогу. Долгое время ничего не происходило, и я спокойно наслаждался звуками кошачьей драки и пытался угадать смысл вывески, висевшей на доме с противоположной стороны, – на ломаном эрейском она гласила: «Добро пожаловать на право тети сукна». Ферре спокойно ждал, стоя прямо посреди улицы, и наблюдал за приближающимся отрядом громил, окружавших Ифрита. Он стоял в небрежной позе, скрестив на груди руки и даже не вынимая меч из ножен. Нам было известно, какого рода субъектов нанимал ростовщик в качестве телохранителей и каков был набор их основных навыков: пробивать коридор в переполненном кабаке, вышвыривать пьяниц за дверь, блокировать проход нежелательным гостям и набивать морду злостным должникам. Даже если они и имели при себе мечи, пользоваться ими совершенно не умели, полагаясь исключительно на физическую силу.

Когда они приблизились, Ферре плавным движением извлек клинок и без предупреждения пошел в атаку. Никто из дуболомов даже не успел среагировать, а кровь уже хлестала из сонной артерии одного из них. Трое оставшихся кинулись в атаку, а Ифрит бросился бежать, налетев прямо на Считалу, который точным ударом сбил его с ног. Я помог интенданту обездвижить ростовщика, и мы оба спокойно дождались исхода схватки, не собираясь встревать между охраной Ифрита и убийственно быстрым клинком Ферре.

Барон неплохо развлекался, танцуя вокруг телохранителей, чья нескоординированная атака и медленные, размашистые удары тяжелого, громоздкого оружия сводили их шанс поразить быстрого фехтовальщика к успеху лягающейся клячи в борьбе с назойливым слепнем. Вскоре все четверо наемников Ифрита лежали мертвыми на земле, а Ферре вытирал меч об одежду одного из них.

Мы связали дантиста и заткнули ему рот, а затем понесли его, как чрезвычайно громоздкую поклажу, к заранее выбранному зданию. В это время и в этом районе нам не было необходимости прятаться от людских взглядов. Только однажды на коротком маршруте мы столкнулись с каким-то заплутавшим прохожим, который, впрочем, быстро ускользнул, сообразив, что наш груз по форме очень напоминает человеческое тело.

Мы усадили связанного Ифрита на стул в заброшенном здании, и Считала взялся за дело. Мы знали, что убежденный в своей неприкосновенности ростовщик не поверит, что мы не блефуем, пока своими поступками не выведем его из заблуждения. Только после того, как нож Считалы лишил его незначительного объема крови и значительного участка кожи, мы приступили к вербальной коммуникации.

Ифрит заговорил. Он говорил все, что знал, и говорил быстро; до такой степени, что его речь то и дело переходила в невнятный, бессмысленный поток слов. К сожалению, он оказался вовсе не тем самым кладезем информации, на который мы рассчитывали, главным образом потому, что уже продал нам большую часть ценных данных, которые мог предложить.

Что-то стукач смог сообщить лишь о Носьересе и производстве святой воды. По его словам, в течение нескольких месяцев эрейский капитан и несколько младших офицеров и солдат его полка занимались этим делом, в котором и сам Ифрит принимал самое непосредственное участие, предупреждая об опасностях и помогая найти новых торговцев. Однако эрейские кавалеристы отвечали только за охрану и логистику. Они обеспечивали транспортировку оборудования и сырья, необходимого для производства, и координировали распределение готового товара. Производством занимались местные алхимики. Ростовщик не знал, кто был мозгом всей операции, но не сомневался, что это не были ни эрейские ренегаты, ни алхимики. Кто-то другой руководил бизнесом и получал прибыль, но был достаточно умен, а потому никогда не вступал в непосредственный контакт со святой водой или людьми, занимающимися ее производством и торговлей. Насколько знал Ифрит, выйти на организатора не мог вообще никто.

Когда мы вытащили из зубодера все, что он мог сказать, я перерезал ему горло. Теперь оставалось только подготовить спектакль. Но едва мы вытащили тело Ифрита из здания, тут же услышали топот шагов и лязг доспехов.

– Стража идет! – прошипел Считала. – Надо сваливать отсюда.

Было уже слишком поздно. С двух сторон к нам приближались вооруженные стражники. Я насчитал их шесть. Плохо, даже при поддержке Ферре нам бы пришлось туго.

– Стоять! – крикнул один из стражников. – Сложите оружие и встаньте к стене.

Отдавать себя в руки Стражи было смерти подобно. Нарушив приказ, мы никак не могли попасть под арест. Потому сразу потянулись за мечами, стражники стали нас окружать и готовиться к стычке, как вдруг один из них внимательно пригляделся к трупу.

– Это же тот мудак Ифрит! – воскликнул он. – Красиво они его уделали.

Отношение охранников к нам вдруг резко изменилось.

– Пора было кому-нибудь разобраться с этим ублюдком, – бросил другой.

– Хорошая работа, – сказал нам тот, кто до этого кричал, чтобы мы бросили оружие. – Извините за вторжение, продолжайте.

Они повернулись и ушли так же внезапно, как и появились.

Когда на следующее утро жители окрестных домов вышли на улицу, глазам их предстала жуткая картина. Мертвое, окровавленное тело Ифрита свисало с фонаря, подвешенное вверх ногами. На соседнем здании красовалась большая надпись кровью: «Предатель Каэлларха, кровопийца и мучитель простого народа». Ни у кого не осталось сомнений, что до эрейского доносчика добрались именно мятежники.