Святой из тени

Барсетка права – ей придется поговорить с Келкином. Эладора измученно стащила окровавленное платье и надела чистую одежду.

Из окна ее спальни видны сверкающие соборы на вершине Священного холма, за ними прятался дворец патроса, и когда она устремила взгляд к этим храмам Хранимых Богов, то внезапно к ней прилила нежданная сила. От их окрестностей до сих пор поднимались столбы густого дыма, и, наверное, площади перед церквями полны рьяных, новообращенных поклонников.



Эладора заглянула по пути в «Вулкан», но сразу стало ясно, что Келкина в кофейне нет. За келкинским столом в глубине кофейни расположился какой-то писец. Формально столик свободен, и его мог занять любой посетитель, но он был за Келкином столько лет, что никто не смел за него садиться без разрешения. Этот писец, проработавший здесь целую ночь, даже в мыслях боялся коснуться раскиданных по столешнице бумажных груд и пустых чашек. У себя на столе Келкин знал, где лежит каждый клочок бумаги и черствый сухарь, и горе тому, кто посмеет нарушить его систему.

Она направилась на улицу Сострадания, поднимаясь на горку к парламенту. Торговец газетами что-то выкрикивал про вторжение Хайта – о хайитянской угрозе газеты мололи годами и каждые несколько месяцев разжигали на страницах настоящую панику. Тем не менее она взяла себе одну.

В парламенте людно. Кругом армейские офицеры – их столько, будто здесь разместили военный лагерь. «Кажется, – подумала она, – после Фестиваля намечается предвыборное наступление».

Ее пригласили в приемную у кабинета Келкина. Там уже некуда было сесть. Некоторых в очереди она знала: другие такие же, как она, партийные представители на выборах, несколько членов текущего парламента. Делегаты от гильдии алхимиков. Жрецы различных церквей – ни одного от Хранителей.

Человек, ждущий рядом с ней – алхимик, – углядел у нее под мышкой газету.

– Не возражаете, если я попрошу почитать?

Эладора развернула листы, пробежала первую страницу. Хайитяне требовали вернуть им «одного сотрудника их посольства», кто, по слухам, «искал в Гвердоне убежище». Связь с убийством посла не озвучивалась, но намек очевиден. Эладора и так знала об этом, поэтому передала газету.

– Благодарю вас, – сказал алхимик.

А потом его голос стал негромким, но терзаемым мукой:

– ТЫ ВИДЕЛАСЬ С Карильон?

Эладора подняла взгляд. Лицо алхимика стянул ужас, тело застыло в параличе. Паника билась в его глазах с желтоватым просветом в глубине зрачков.

Эладора тоже понизила тон:

– Владыка Крыс, хотите со мной поговорить, придите сами.

– ЗАНЯТ. – Недолгое затишье. – ОНА ЖИВА?

– Да. – Эладора немного помедлила. – Ее схватил Синтер. По-моему, ее собирались отвезти на Чуткий.

– ЭТИ ПОЖАРЫ… ЕЕ РАНИЛИ. КТО, СИНТЕР?

– Моя м-мать.

– УРХХХХР. – Страшный вздох, отдаленно похожий на хохот, потом алхимик вдохнул воздух, скривившись всем телом. Некоторые в приемной с изумлением на него обернулись. Крыс заставил его кашлянуть, как бы прикрывая свое странное поведение, но получилось ужасно ходульно. – ОТ ТЕБЯ НЕСЕТ СВЯТОСТЬЮ. В ОТКРЫТЫЕ РАНЫ ЧАСТО ПРОНИКАЕТ ЗАРАЖЕНИЕ. – На краткий миг внимание Крыса сместилось куда-то еще в другой части города, и алхимик, свободный от его контроля, покачнулся, начиная валиться с ног. Затем Крыс вернулся.

– ХРАНИМЫЕ БОГИ. ФУ. – Даже отсюда чувствовалось, как от упыря исходит отвращение пополам с подозрительностью. Свет в глазах алхимика померк.

– Постойте! – Свет замерцал снова. – Я не вступала с ними ни в какой с-с-союз. Я не сафидистка. И вы бы тоже погибли там, в гробнице моего дедушки, если бы не Святая Алина.

Алхимик всхрапнул, как конь, выплескивая длинные сопли на великолепный костюм.

– Карильон НУЖНА МНЕ. В ПОДЗЕМЬЕ НАГРЯНУЛИ НЕДОУМКИ. ЛЮДИ ИЗ ХАЙТА ЛЕЗУТ КУДА НЕ ПРОСЯТ. ПУСТЬ ОНА ПОМЕШАЕТ ИМ ОТКРЫТЬ ГРОБНИЦЫ. В НИЖНЕМ ГОРОДЕ ДОЛЖНО БЫТЬ СПОКОЙНО – МНЕ И МОИМ. ЛЖИВЫЙ ЖРЕЦ УПРЯТАЛ ЕЕ НА ЧУТКИЙ. НЕ ГОВОРИ НИКОМУ, НО ПРИВЕЗИ ЕЕ МНЕ. И МЫ БУДЕМ С ТОБОЙ ДОБРЫМИ ДРУЗЬЯМИ.

И человек опять повалился ничком, избавленный от власти упыря. В следующий миг открылась дверь в кабинет и вышла секретарша Келкина.

– ЭЛАДОРА ДАТТИН? – позвала она необычным, гортанным голосом. Тело ее словно окоченело, а глаза выпучились и незряче таращились. Крыс отошел недалеко.

Протиснувшись мимо одержимой секретарши, Эладора вошла в святилище высокой политики.



У стола Келкина примостился несчастный машинист эфирографа из городского дозора, занеся пальцы над медными кнопками своего инструмента. Вокруг напирали вожди промлибов и флотские командиры. На карте ближних морей стояли отметки обнаружений вражеских судов и показаний колдовских приборов.

Внезапно она ощутила здешнее напряжение, едва сдерживаемый в этой комнате ужас. Это не учебная отработка, не обсуждение вероятных будущих угроз.

Это миг перед тем, как на побережье обрушится буря.

Перед тем, как в Гвердон придет Божья война.

Эладора отразила укол животного страха, сопутствующий этому осознанию – падению в невообразимую пропасть, где невидимые силы и чокнутые фанатики кромсают реальность чудесами со скотобойни. Заодно проскочило и короткое, недостойное облегчение – она почитай целый год жила с этим страхом бок о бок, с самого Кризиса, с той встречи с дедом в семейной гробнице. А теперь к ней приобщится весь остальной город, души людей омрачат те же самые ночные кошмары. Это бремя ей больше не нести в одиночку.

Пока Эладора тихонько и незаметно занимала место в кабинете, адмирал Вермейл гремел, втолковывая Келкину:

– Парламент совершенно не прикрыт! Этому зданию тысяча лет. Мы не можем его укрепить. Надо немедленно перебираться на Мыс Королевы.

Возразил помощник Келкина, Огилви:

– Министр Дроуп не далее как в прошлом году следил отсюда за развитием Кризиса, а тогда город подвергался куда более прямой угрозе, чем сегодня.


– Дроупу не разрешалось и высморкаться без команды, – рыкнул Келкин. – Я не Дроуп, вам понятно? Командую я, и я отсюда не уйду. Вы притащили сюда свою шарманку, – показал на эфирограф, – и сами все в сборе, так что давайте уж приступим к делу.

Вермейл вздохнул:

– Мониторы на Чутком пока еще подстраиваются под новый лагерный набор. Но уже даже здесь, в Гвердоне, мы сталкиваемся с признаками враждебного божественного вмешательства. По наводке жреца Хранителей мы арестовали вражеского святого.

– Какого бога?

– Ишмирского паука, божества тайн. Ткача Судеб. Мы ожидали, что Ткач прибудет вперед главных сил, собирать разведданные и передавать сведения от внедренных шпионов.

– Так вы думаете, что бог уже здесь? Не просто какое-то его проявление? – Келкин заметил в глубине комнаты Эладору, поманил ее к себе. Она подошла, будучи не в своей тарелке у всех на виду.

– Его влияние накрывает широким охватом, – спорил Вермейл. – Паук уж точно связан с часовней в Ишмирском посольстве – они используют его божественную паутину для передачи секретных посланий.

– Но этот самый Ткач Судеб не военное божество – или я ошибаюсь? Рами… ах да, ее здесь нет. – Келкин посуровел, тыча пальцем на другую женщину в комнате, незнакомую сотрудницу дозора. – Вы. Он ведь не бог войны, так?

– У них воюет весь пантеон, но у нас нет сведений о том, чтобы Ткач Судеб возглавил хотя бы одно нашествие, – отвечала дозорная. – Вероятнее всего, это будет Кракен или Царица Львов.

Вермейл покачал головой:

– Донесения о кракенах в море уже поступали. Они идут.

Божья война. Страх грозит подмять Эладору. Она смотрит на лица созванных в этот кабинет, на солдат, генералов и чародеев, согнувшихся над своими приборами; уверяет себя, что они готовы к любой катастрофе. «Для того алхимики и выводили чудовищ», – подумалось ей. Гвердону полагается быть самым защищенным из всех городов на свете.

И если война пришла-таки сюда, то что она может с этим поделать?

Внезапно застрекотал эфирограф, Эладора аж подпрыгнула. Затрещал сосуд с зеленовато-желтой жидкостью, и в его мутной глубине вспыхнул свет. Клавиши стали двигаться сами по себе. Машинист положил ладони на рычаги механизма, беззвучно шепча слова, из которых пытался составить сообщение. Комната погрузилась в тишину, пока все ждали его расшифровки нового известия.

Эладора воспользовалась моментом и пробралась вплотную к Келкину.

– Вас сюда не приглашали, – негромко сказал ей Келкин.

– Что происходит? – кивнула она на эфирограф.

– Ничего. Пока. Пройдет несколько часов, и тогда, возможно, произойдет. Что вы хотели, мисс Даттин?

– Я… – Она сглотнула. – Арестовали по меньшей мере одного нашего кандидата, вместе со многими невинными людьми. Это жертвы войны, а не святые, не божьи поклонники. И… – Она уже хотела добавить «и Карильон», но вспомнила о предупреждении Крыса. Она не догадывалась, зачем Крысу скрывать нахождение Кари в лагере острова Чуткий, но без нужды не собиралась перечить упырю. – И на мою м-мать напали. Синтер напал.

– Ты сама пострадала?

Она отрицательно покачала головой.

– А мать?

– Да. Не уверена, насколько сильно. Ее после этого забрали на Священный холм.

– Синтер сосредоточивает власть, ясно, – пробормотал Келкин, понизив голос. – Хочу с тобой это обсудить поподробнее, когда закончу здесь.

– Мне надо ехать на Чуткий, – сказала Эладора, – и освободить наших людей из лагеря.

– Нет, нижние боги, не вздумай. Составь мне список имен, и посмотрим, что можно будет сделать, но прямо сейчас передо мной более важные вопросы. Ступай домой, Даттин. Подожди, нет. Будь тут, в парламенте. На случай, если… хм, в общем, здешние подземные убежища будут поглубже.

Примчался Огилви, держа записку, нацарапанную машинистом эфирографа.

– Только что поступило от патроса. У них тот, кто убил посла.

– Долбаные Хранители сумели его взять? – восхитился Келкин. – Этот придурок что, пришел и попросил у них укрыться?

– Он был со мной, когда на нас напала моя мать. Когда Синтер подстерег ее в засаде, – встряла Эладора.

В первый раз с момента, как она вошла, Келкин обратил на нее всю полноту внимания.

– Как только здесь все закончится, я обязательно обсужу с тобой все в подробностях. – Он покачал головой, не веря своим ушам, затем взглянул на Огилви. – Они настроены выдать его Хайту?

– Он не убивал своего брата!

– Нижние боги! – Келкин схватил Эладору за руку и поволок в угол. – Да где-то там дрочится целый Ишмирский флот! Они не атаковали Лирикс! Они успели сменить курс, и если нагрянут сюда, то у нас есть только один, мать его так, выстрел. А еще наши Хранители пришпорили своих богов. Пичкают их верой, сажают короля на свое место, заставляют их думать, будто сейчас – пятьсот лет назад! Погоняют тварей, вместо того чтобы держать их в узде! Втянут нас в Божью войну! – Он побагровел, брызжа ей в лицо негодованием. – А я еще не сказал про войско из Хайта, которое пристало к городу, как нож к моей глотке? И все это на предвыборной платформе мира и сраного единения! Да коли выдача Эревешича решит хоть одну мою проблему, то в добрый ему путь!

– Даже если он не виноват?

– Он подданный Короны Хайта. Посол погиб на территории Хайтского представительства. Это совершенно и неоспоримо не наша забота. – Келкин вздохнул. – Нижние боги. Когда я принимал тебя к себе, то думал, ты будешь как Джермас в былые времена. А у него хребет был стальной. В отличие от тебя. – Он повернулся спиной. – Ну, где мы сейчас?

Она подавила злость. Стиснула ее в себе, так же как стыд и гордость. Отступила, неловко кивнув. Мать научила ее быть вежливой и не закатывать сцен.