Свет невозможных звезд

— Насчет чего? — Я присела перед маленьким механиком на корточки и коснулась ладонью его чешуйчатой спины. — Сообразил, что делать с воздушными фильтрами в трюме?

— Кузены.

— Что?

— Драффы служат очажникам.

— Да, и что?

— На флоте должны быть механики-драффы.

Я откачнулась на пятки. Теперь, когда он пояснил, это казалось таким очевидным. Все расы Множественности использовали драффов, причем чуть ли не с начала своей истории. Естественно, и построенные очажниками корабли Мраморной армады обслуживаются шестирукими механиками.

— Только не вижу, какая нам с того польза?

— Я тоже. Но Чет хотел, чтобы мы знали. Сказал — важно.

— Чет?

— Механик с «Души Люси».

У меня заболели колени. Опершись ладонями о бедра, я выпрямилась и прошла через камбуз к чайнику, тщательно заварила себе чай по-флотски — адской крепости, зато гарантированно изгонявший усталость и позволявший остаться на своем посту.

— Хочешь чашечку? — спросила я.

Нод, подражая человеческому жесту, качнул одним из лиц:

— Вкус кипяченой болотной воды.

— Как знаешь.

Пока заваривался чай, я смотрела на расхаживавшего по комнате Нода. Его рты чмокали по металлической палубе.

— Ты знаешь, что сегодня сочельник?

Нод остановился и, вопросительно изогнув шею, оглянулся на меня:

— Что такое сочельник?

Я пожала плечами:

— «Собака» что-то раскопала. По-моему, она становится сентиментальной.

— Это изделие?

— Праздник.

— Что такое «праздник»?

— Вроде увольнения на берег. День, когда можно не работать.

— Всегда работаю.

— Я знаю.

— Работа, потом отдых.

Я потерла лоб. В чем-то Нод был самым разумным из моих знакомых. А в чем-то — как ребенок.

— Когда-то на Земле, когда Конгломерат только зарождался, людям приходилось трудиться ради средств на покупку пищи и жилья.

— Покупку у кого?

— У корпораций, на которых они работали.

Пальцы-лепестки затрепетали.

— Неэффективная система.

— Это верно.

— Значит, праздник?..


— Праздники — это такие особые дни, когда позволялось не работать.

Механик обдумал мои слова.

— А как же маленькие?

— Им тоже не надо было работать.

Одно лицо Нода встревоженно запрокинулось вверх.

— Они умирали?

— Как?!

— Маленькие без работы чахнут и умирают. Потомков ровно столько, сколько нужно для работы. Без запасных.

Я далеко не сразу осмыслила его слова.

— Дети драффов умирают, если им не хватает работы?

— Да, для равновесия Мирового Древа.

— Ужасно!

Все шесть конечностей Нода шевельнулись, правдоподобно изобразив человеческое пожимание плечами.

— Так и есть.

— Но твои дети?..

— Много работы. Много работы для драффов по всему небу.

Я никогда раньше не задумывалась над вопросом: почему сородичи Нода с удовольствием трудятся механиками звездолетов по всей Множественности? А они спасались от смерти. Замкнутая система Мирового Древа никогда не позволила бы их популяции разрастись настолько, чтобы перенапрячь емкость экологической ниши и поставить под угрозу существование самого Древа. Вот добровольное служение и стало для них предохранительным клапаном, позволяющим выживать тем, кто иначе превратился бы в кучку компоста. С точки зрения моей человеческой морали подобный выход представлялся сомнительным. Я невольно подумала, что расы Множественности (и человечество в том числе) попросту воспользовались чужой бедой и инстинктивной склонностью этих созданий к восстановительным работам. Но наш эгоизм все же стал для них спасением. Это нисколько не оправдывало нас — как и тот факт, что люди переняли существующий порядок у старших рас, — но все же на сегодняшний день драффов выжило больше, чем было бы без нас.

— Извини, — сказала я.

Нод раскрыл и сомкнул пальцы-лепестки.

— За что?

— За все, — грустно улыбнулась я.

Его замешательство бросалось в глаза.

— Не понимаю.

— Я чувствую себя виноватой.

— За что?

— За преступления моего народа.

Нод поднял две чешуйчатые конечности-шеи и стукнул ими друг о друга, как мы хлопаем себя по лбу ладонью.

— Люди поломаны.

— В каком смысле?

На меня смотрело несколько пар маленьких угольных глазок.

— Люди винят себя не за свою вину. Люди ломаются из-за чужих поступков. Люди слишком много заботятся.

Вблизи Нод пахнул, как опрокинутая в пруд полка с пряностями.

— Что же нам, стать равнодушными?

— Нет, — качнулась одна из голов. — Заботиться, но не ломать себя заботой.

Я перенесла чашку на стол и села. Нод прошаркал ко мне и устроился у моих ног.

— По-моему, я этого не умею.

— Да. Потому люди и ломаются. Но жизнь ломает нас всех. — Он поднял лицо к потолку — словно подсолнечник потянулся к солнцу. — Кто мы есть, определяется способом, каким мы чиним поломки.

Я не сводила глаз с поднимавшегося над чашкой пара.