Свет невозможных звезд

— Потому что мы прошли полпути сквозь тьму?

Она посерьезнела.

— И еще потому, что неизвестно, выпадет ли другой случай.

Где-то далеко, за скрытым листьями горизонтом, прогремел гром. Свет внизу стал меркнуть, а ветви закачались под порывом ветра.

— Счастливого Рождества, коммодор.

Приближалась буря. Я повернула к посадочной площадке, Люси побежала за мной, а образ «Злой Собаки» по-прежнему колебался перед глазами, как призрак будущего.

— Счастливого Рождества, «Злая Собака».





29

Мишель Па




Пыхтя, я вскарабкался на великанскую лестницу, только чтобы уткнуться в огромную металлическую дверь на две или три головы выше меня. Снизу слышалось эхо затихающих моторов флайера, и я догадывался, что через две-три минуты меня обнаружат. Они знали, куда я ушел. Если вывернут из-за поворота лестницы раньше, чем я пройду в эту дверь, — припрут к стене и застрелят.

Я в панике водил руками по косяку. Ни кнопок, ни рукояток; только маленькая коробочка, вделанная в стену рядом, и в ней четыре пластиковых диска на штырьке. Покрутив диски пальцами, я увидел на них точки. На каждом свое число, и расположены по-разному. На первом точки группировались в 2, 4, 6 и 8, на втором — в 2, 3, 6, 9, на третьем — в 5, 6, 8, 9, а на четвертом было 4, 6, 7 и 8.

— Черт!

Дверь запирал цифровой замок. Я торопливо выставил на каждом диске число 6, но ничего не изменилось. Нет, это было бы слишком просто.

Я стукнул себя кулаком по лбу:

— Думай, черт тебя побери!

Напрягая слух, не звучат ли за спиной шаги, я провернул первый диск на двойку. С чего-то надо же начинать, почему бы не с наименьшего числа? Старьевщикам попадалось немало таких загадок. Иногда их разгадывала Корделия, иной раз мы просто забирали запертый предмет и доставляли его покупателю невскрытым. На рынке неповрежденный объект стоил даже больше, чем захватанный нашими грязными пальцами.

Я провернул второй диск на тройку.

2 и 3.

Что-то в этой паре чисел щекотало мне мозги. Снизу донеслись резкие щелчки — там перезаряжали дробовик. У меня остались считаные мгновенья.

Два и три, два и три… что такого особенного в этих цифрах? Что-то такое мне говорила Корделия, когда мы пытались вскрыть запертый сундучок в сыром подвале Старого поля. Какая-то последовательность. Если бы вспомнить!

Я услышал кашель и шаги. Погоня поднималась по ступеням с заряженным оружием, с пальцами на спусковых крючках. Просто нажать.

Просто…

Ну конечно же!

Обмякнув от облегчения, я прокрутил оставшиеся диски на 5 и 7, завершив ряд: 2, 3, 5, 7 — начало последовательности простых чисел. В дверной раме щелкнуло, створка приоткрылась. Я шагнул в проем и захлопнул ее за собой в надежде, что замок, вернувшись к прежней позиции, даст мне выигрыш во времени. Кто бы ни были преследователи, оставалось верить, что умом они не отличаются — и что у них нет таких головастых сестренок, как у меня.



Еще одна винтовая лестница привела меня на мостик со стеклянными стенами, соединявший мое здание с намеченной Доберманом высоткой. Башня торчала передо мной, как узловатый палец дяди Калеба, загораживала звезды и тихий свет ближних тарелок. Она не была самой высокой в городе, зато явно выглядела самой прочной. Толстые закругленные стены вырастали из вещества тарелки так внушительно, словно должны были противостоять осаде. Под их основанием со всех сторон лежал блестящий материал тарелки. Кажется, кроме стеклянного моста, других путей в башню не было, а окна или проемы начинались только на высоте шестого или седьмого этажа. Всякого, наступающего по стеклянному мосту, обороняющиеся могли обстреливать сверху, да и сам мост, без сомнений, скрывал в себе сюрпризы, позволявшие отбить или остановить штурм.

От конца моста в здание вел ход сквозь высокую арку. Стены оказались толщиной больше двух метров. Щель в своде над головой указывала, откуда должна была вывалиться железная решетка — может быть, заимствованная из древней истории строителей. Очажники были блестящими техниками. Они создали двадцать плоских миров-тарелок, но при этом хранили прочную память о прошлом. В былые времена они нуждались в бастионах, рвах и прочих оборонительных сооружениях — и призраки древних крепостей сопровождали их в новых проектах. Это позволяло связать их историю с нашей и давало надежду, что со временем мы сумеем постичь их мысли и побуждения.

По ту сторону арки мне открылось низкое помещение, набитое колеблющимися, как трава, скульптурами, — их ржавые стебли шевелились под воображаемым ветерком. Стоило мне коснуться ближайшей пальцем, раздался перестук, словно качнулись бамбуковые колокольчики, и я выругался. Одного такого хватило бы, чтобы навсегда убраться с тарелок. Доберман не ошибся — он и вправду напал на главную жилу. Но за мной по пятам гнались убийцы, и задерживаться было нельзя. Высмотрев выход, я бросился к нему — к трехметровому проему на противоположной стороне. Металлические стебли перезванивались в такт моим шагам, колебания передавались от скульптуры к скульптуре, дальше и дальше. Когда я достиг выхода, вся комната уже наполнилась тонким звоном.

Дверь вывела на новую лестницу. Ноги у меня подгибались, как резиновые, но я остро ощущал, что в эту самую минуту преследователи, может быть, уже разобрались с цифровым замком. Об усталости можно будет подумать после, сейчас же главное было — найти укрытие. Я на четвереньках полз по слишком высоким для меня ступеням, спиралью уходившим к вершине башни.





30

Корделия Па





В лазарете «Тети Жиголо» пахло дезинфекцией и сдобренным яйцами пердежом Ганта. Лягух стоял по ту сторону кровати, его желтая физиономия едва торчала над одеялами.

Засунув в уголок рта корешок лакрицы, он проговорил:

— С виду ничего такого особенного.

Я пропустила его слова мимо ушей. Побывав в Интрузии, я знала, что эта женщина, кем бы она ни была, много значит. Может быть даже, она ключ ко всему происходящему. А мне сейчас требовались ответы на вопросы. Зачем я здесь, куда девался мой отец, что творится с Интрузией и как развалилась Общность?

Новости, поступавшие на наши коммутаторы, были, мягко говоря, чудовищными. По всему небу гибли корабли. Нас усмиряли, как невоспитанных детей, какими мы и были. Все игрушки убрали в коробку.

Меня это не пугало. Я не для того четыре года проторчала в летной школе, чтобы теперь засесть на грунте. После спасения со Второй городской «Тетя Жиголо» стала для меня символом свободы. Корабль, как он ни был стар, оказался мне домом. Домом, какого у меня не было в детстве. И я, черт возьми, не отдам его без боя — даже самой могучей армаде. Я росла старьевщицей, привыкла выживать на краю света. Если надо бежать и прятаться — тоже не задумаюсь. Лишь бы летать и быть свободной — ради этого я готова на все.

— Разбуди ее.

Гант собрал складками свою обвисшую рожу.

— Уверена, принцесса?

— Еще бы не уверена!

— Просто для этого придется по уши накачать ее стимуляторами. Такой шок может и убить.

— Вряд ли у нас есть выбор. И знаешь, Гант?..

— Ну?

— Еще раз обзовешь меня принцессой, я зажарю твои бедрышки в чесночном масле и подам с хрустящим багетом.

Глаза у него от негодующего удивления стали совсем круглыми.

— Да ты долбаная расистка, — выговорил он.

Я открыла рот, чтобы выдать ему на всю катушку, — но успела сдержаться. Опять моим языком завладел Ник.

— Извини, Гант. — Я протерла глаза. — Прошу прощения.

Гант потер себе челюсть лапкой с перепонками цвета египетского папируса. Пахло от него, как из забитого водостока.

— Чего там, — все еще с обидой ответил он. — Ну, так будить мне эту вот или нет?

Я взглянула на фигуру, распростертую на застеленной койке, и заколебалась. Спасибо отцовским воспоминаниям — я знала, кто она и чем так важна. Если умрет, нам совсем беда. Но и пока она без сознания, помощи от нее никакой.

— Думаю, лучше разбудить.

— Тогда постой в сторонке.

Он извлек откуда-то струйный инъектор и прижал его к шее женщины. Я услышала щелчок и шипение, пациентка напряглась. Верхний свет замигал. У нее затрепетали веки. И вот я, не успев опомниться, уже смотрю в усталые серые глаза женщины, состарившейся во времена, когда Общность была совсем юной.

— Вы — София Никитас, основательница Дома Возврата?

Женщина, всматриваясь в мое лицо, ответила:

— Гм, это может оказаться правдой.

— Может оказаться?

— Я пока не знаю даже, где я, — сказала она.

— Вы на добром корабле «Тетя Жиголо», — объяснила я, скрестив руки на груди. — Нас захватило сотрясение реальности, и после него мы нашли вас. Вас вынесло на одну из тарелок.

— То есть я опять во вселенной? — Она подняла узловатую кисть. — Ты мне не поможешь?

Я бережно приподняла и усадила ее. С трудом верилось, что пару веков назад этот иссохший мешок костей чуть ли не в одиночку создал организацию, оседлавшую теперь всю Общность.

— А число какое? — спросила она.

— Двадцать четвертое декабря.

— Какого года?

— Двести двадцать пятого Эс О.

— Эс О?