Свет невозможных звезд

— Вот на это строение, — ткнул он ногтем.

— Почему это?

— На вид важное, — сказал он так, что ясно было: причины меня не касаются — во всяком случае, пока я не в деле. — Идешь?

Я откинулся назад.

— Тебе ответ прямо сейчас нужен?

Доберман прищемил себе пальцами раздутые ноздри и фыркнул.

— У меня время не лишнее. Говорят, Брандт с компанией приметили это местечко, а я хочу поспеть первым.

Когда-то мы с Корделией имели дело с Эдуардом Брандтом. Его вся тарелка знала. Моральных принципов у него было — как у голодного волка. Впрочем, кто я такой, чтобы судить? Всю жизнь скулил, что надо валить, а при виде «Тети Жиголо» перетрусил и бросил сестренку.

Как бы я ни задирался, но всерьез никогда не ждал, что мне предложат выход с тарелки. Про побег многие судачили, как про выигрыш в лотерею или находку клада. Мало кто ждет, что такое выпадет ему. Мне дали шанс уйти, а я выбрал остаться. И хуже того, отпустил Корделию. Что с ней теперь сталось? Может, погибла. А мне много ли с того пользы? На деньги той остролицей бабы, Ломакс, я продержался пару месяцев. После того едва наскребал на хлеб и понятия не имел, чем буду жить дальше. Вернуться к Калебу и проверить, сдержала ли Ломакс слово прислать еще, я не решился. Надо было на что-то жить, а что я умел, кроме ремесла старьевщика? Только вот стоит ли дело того, чтобы столкнуться лбами с Брандтом?

— Дай мне подумать. — Я вытер ладонь о грубую ткань штанов. — Когда собираетесь выйти?

Доберман показал в усмешке острые зубы.

— Прямо с утра, как только шары наберут половинную яркость, сразу после окончания комендантского часа. Брандт выходит в среду, а я хочу оказаться на добрый шаг впереди. — Он оттолкнул стул и встал. — Пока он соберется, мы на день пути уйдем в лабиринт.



Я почти не спал. С утра вышел из бара и через час при свете разгорающихся уличных шаров выбрался на зады торгового квартала, дыша паром в морозном воздухе. Остатки денег я вложил в теплую шапку и новую парку. Еще купил крепкий рюкзак, затолкал в него сухие пайки, воду в бутылках и приличный спальник. У меня прежде не бывало такого основательного снаряжения, и при мысли об этом я немного расхрабрился. Даже купил себе новый складной ножик. Впервые мне казалось, будто я знаю, что делаю. Потратил все, что имел, зато почувствовал себя профессионалом.

На другой стороне квартала покуривал, прислонившись к борту нарт, Доберман. Нарты — поддон на колесах — были загружены инструментами и припасами, а если что найдем, мы на них же сможем вывезти груз к цивилизованным местам. Воздушные платформы могли себе позволить только самые богатые, да и то лишь для находок. Большую часть артефактов вывозили из города на себе в таких вот нартах. В том числе и поэтому коллекционеры на аукционах платили за артефакты бешеные деньги. Знали, каких трудов стоит их вывезти. И рассказы старых старьевщиков до них доходили: про полы, которые под ногами обращаются в воздух; про немыслимо запутанные лабиринты, где стены сдвигаются и запирают тебя навсегда; про призрачные голоса из теней, заманивающие тебя на погибель. А если этого мало, коллеги-старьевщики не прочь перерезать тебе спящему глотку, просто чтобы присвоить твои находки. Такие, как Эдуард Брандт. Я был уверен, что, прознай Брандт о нашей затее, он до нас доберется. А если так, дело может обернуться круто. Доберман был Брандту не ровня, однако норов у него соответствовал имени, и я знал, что он не пятится от драки. Если нас догонят головорезы Брандта, Доберман встанет насмерть и, скорей всего, угробит нас обоих. Лично я в случае стычки собирался подхватить добычу, сколько смогу унести, и затеряться в городском лабиринте, пока не спадет жар. По мне, лучше сверзиться с края тарелки, чем попасть между этими двумя. Психованные придурки, оба. Громилы, воображающие себя гангстерами.

Рука моя сжала холодный металл складного ножа в кармане. То еще оружие, но и оно меня капельку успокаивало.

Я бочком подобрался к Доберману.

— А кроме нас кто?

— Какие еще «кто»?

— Ты говорил, что собрал экспедицию.

Доберман ткнул большим пальцем в меня, потом в себя:

— Ну да, мы с тобой.

— Только двое? А что бы ты стал делать, если бы я не подтянулся?

Он ухмыльнулся:

— Налегке быстрей идется.

— А если попадется что-то тяжелое?

— Тут нужна хитрость. — Доберман постучал себя по носу. — Перетащим в другое здание, а вернемся позже, когда Брандт уйдет. Пусть себе думает, что мы ничего не нашли.

— То есть заныкаем, а после подберем?

— Быстро схватываешь, Па. За что я тебя и люблю.

С площадки нам видны были городские здания. Самые высокие шпили торчали в центре тарелки, уходили в небо на километр.

— Наша цель где-то под теми шпилями, — сказал Доберман.

Вытащив из заднего кармана экранчик, он раскатал его на нартах. Я, встав с ним рядом, рассмотрел вид города сверху, с пометками от руки и пояснениями.

— Желтые линии — исхоженные маршруты. — Указательный палец Добермана елозил по карте. — По ним с запада можно подобраться почти до места. Потом придется резать сквозь нехоженый участок. — Палец лег на сектор, закрашенный красным. — И вот мы здесь.

— У тебя все так просто.

— Проще, чем идти напрямик. Тогда нам пришлось бы почти всю дорогу пробираться неразведанными местами. Там нужна осторожность, а это замедляет ход. По изученным дорожкам получится много быстрее. Если не лезть на рожон, все будет легко: ломись и хватай.

— А если Брандт проведает?

Доберман облизнулся, огляделся по сторонам, проверяя, не видит ли кто, и отогнул угол закрывавшего нарты брезента. Среди мотков веревки и пакетов с едой лежали два самодельных арбалета из упругого упаковочного материала и троса для джампинга.

— Сообразим на месте.






16

Джонни Шульц




— Подходим к первому, — сообщил «Грешник», оборвав пересказ «Гамлета».

Похоже, его первый капитан был страстным поклонником Шекспира, а «Грешник» находил что-то близкое для себя в трагедии главного героя.

— Есть признаки жизни?

— Реактор отключен. Исходящих сигналов не регистрируется, даже транспондер молчит.

— Покажешь нам?

Виртуальный текст обсуждавшейся пьесы сменился трехмерной голограммой над панелью. Тупоносый грузовик кувыркался в облаке осколков обшивки, вытекшего газа и искореженных, расчлененных тел экипажа.

— Работа кораблей-кинжалов?

— Ответ отрицательный, — сказал «Грешник» и увеличил приближение.

Уничтоженный корабль повернулся так, что стала ясна причина его гибели.

— Черт побери! — подала голос с соседнего кресла Эддисон. — Точно то же, что случилось с «Душой Люси».

— Да. — Я откинулся назад и потер себе подбородок. — Такие же следы укусов.

У того, кто терзал этот корабль, имелись зубы и когти алмазной твердости. Они расправлялись с корабельной обшивкой, как я — с хорошо прожаренным бифштексом. Я видел такое раз в жизни, но и того хватило. До самой смерти буду мучиться кошмарами. Стоило только закрыть глаза, неописуемый дракон, похожий на бред безумца, вырывался из туманов высших измерений.

«Грешник» вежливо прокашлялся и сказал:

— Я улавливаю микроскопические вибрации корпуса, соответствующие движению по поверхности судна.

— Покажешь?

На голограмме возникло увеличенное изображение сектора обшивки, и у меня волосы встали дыбом. Металлический панцирь, острые, как иглы, лапы, щелкающие в пустоте клешни. Я спрятал ладони под мышками. И не сумел ничего сказать — задохнулся. На миг я вновь очутился в коридорах «Неуемного зуда» — бежал, прятался, смотрел, как клешни этих тварей расчленяют моих людей.

— Боже мой, — прошептала Эддисон.

— Да, — скорее прокаркал, чем выговорил я, — пожалуй, других доказательств не требуется.

Атаковавший нас дракон из гипера оставил после себя таких тварей. Кажется, они, как паразиты, обитали на его шкуре, готовые в любой момент отцепиться, чтобы попировать на объедках чудовища.

И я видел, как они убивали моих друзей.

— Полагаю, это существо нас заметило, — сказал «Грешник», — и, судя по тому, как подогнулись его конечности, намеревается толкнуться в нашу сторону.

— Убей его.

Цедя слова сквозь зубы, я едва узнавал собственный голос. Эддисон обернулась ко мне, взглянула круглыми глазами.

— Хочешь получить неповрежденный труп для изучения? — осведомился «Грешник».

— Нет. — У меня перехватило горло, слова приходилось выталкивать силой. — Не оставляй ничего.

«Грешник» вздрогнул — из аппаратов пошли три торпеды. Я не дышал, пока они по дуге летели к дрейфующему грузовику. В последний момент рак-паразит бросил тело в космос, протягивая к нам клешни, но он опоздал, да и был слишком далеко. Экраны «Грешника» потемнели, три термоядерные боеголовки взорвались треугольником, и взрывы поглотили паразита вместе с кораблем.

Заверещала лучевая тревога, но мы уже уходили. «Грешник» развернулся по вертикальной оси и рванул из расходящейся сферы теплового и радиоактивного излучения, почти сразу выскочив в высшие измерения, откуда взрывы воспринимались как резкое, затихающее шипение, немногим громче фоновых шорохов вселенной.

Как только мы оказались в безопасности, Эддисон отстегнулась и обхватила голову руками. Волосы упали ей на лицо.

— Я надеялась больше никогда их не увидеть, — выговорила она.

У меня руки тряслись от всплеска адреналина, а грудь будто надули гелием, но не от страха.

— Курс на второй разбитый корабль, — сказал я «Грешнику». — И держи торпеды наготове.

Оказывается, невозможно бояться бесконечно. По ту сторону страха лежит холодное, убийственное спокойствие. Эти твари явились в мой мир и отобрали у меня корабль и команду. До сих пор мне оставалось только бежать от них. Но отсюда и отныне я прекращаю бегство. В первую с ними встречу я был вооружен только устаревшей винтовкой, а теперь в моем распоряжении арсенал боевого корабля. Я могу обрушить на них атомное пламя, находясь за километры от щелкающих клешней, а им останется только гореть.