Свет невозможных звезд
Часть 19 из 63 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Ладно, ты первый.
— Почему я?
— Потому что у тебя большая пушка.
Я уже побывала на экскурсии и неплохо представляла основное жилое пространство обсерватории: шестиугольное общее помещение с диванами и столиками. Дверь напротив входа вела в кухню, другая, слева, — в общую ванную комнату, а третья открывалась в коридор со спальными местами, разгороженными шторками. Тесно, но астрономы и физики, для которых это здание стало домом, постарались обустроиться с удобствами. На стены налепили фотографии и голограммы. Расставили на полках растения. А на кухонном столике стояла дорогая кофемашина.
— Здесь никого. — Паук опустил ствол.
С нашей позиции просматривалась вся кухня. Пустая.
— Проверь ванную, — посоветовала я.
— Зачем? Думаешь, их всех пронесло со страху?
— Должны же они где-то быть.
Если бы только найти Мориарти, я бы сдала ему все дела. Он бы знал, что предпринять.
— Сначала проверим ванную, потом койки. А если там не найдем, вернемся к обсерватории.
Мне пришла мысль: может, вся команда налаживает телескопы, чтобы наблюдать Интрузию после сотрясения реальности.
— Слушаюсь, мадам, — ответил Паук.
Я пропустила его вперед.
— Ого! — сказал он. — Здесь кто-то есть.
На кафельном полу общей душевой распростерлась женщина. В старом космическом скафандре с надутым верхним слоем, в тяжелых сапогах. Перевернутый шлем лежал рядом.
— Жива?
— Непонятно. У меня руки заняты пушкой. Проверь пульс или что там.
Я осторожно опустилась коленями на белые плитки и убрала с лица женщины длинные серебристые волосы. Как паутину смахнула.
— Дышит.
— Кто это?
— Не знаю.
Морщинки в уголках глаз и у губ. Кожа на руках, торчавших из рукавов скафандра, дряблая, в пятнах. На вид лет шестидесяти, хотя при таком свете трудно разобрать.
— Я ее не узнаю.
— Точно? — нахмурился Паук.
Накануне мы познакомились со всем персоналом базы. Они здесь куковали месяцами, вот и встретили нас, как почетных гостей.
— Помнишь кого-нибудь седого?
Паук покачал головой и сказал:
— Я вообще никого старше пятидесяти не припомню.
— Пройдись по другим помещениям, — велела я ему. — Найди остальных. И носилки. Я побуду с ней.
Он колебался.
— А как же с правилом не разделяться?
— Рискнем.
Гант ждал нас на сходнях «Тети Жиголо» с дробовиком в перепончатых пальцах.
— Это кто, черт возьми?
Женщина лежала на грузовой платформе.
— Мы сами не знаем.
Я подпирала ступней заднее колесико, чтобы платформа не скатилась по мосткам.
— А что с капитаном?
— Мы искали, — сказал Паук, — но там нет ни следа — ни его, ни остальных. Исчезли.
— Исчезли?
— Да, пропали. Слушай, платформа тяжелая. Ты нас впустишь или нет?
Гант не целился в нас — во всяком случае, прямо в нас.
— Это вряд ли.
— Как?
— Вы не знаете, что это за баба и откуда взялась. Ничего о ней не известно. Может, она зараженная или в ней сидит какой-нибудь жуткий космический паразит, который вырвется наружу и всех сожрет.
Пальцы Паука, сжимавшие ручки платформы, побелели. Если разожмутся, колесико раздавит мне ногу.
— Думаю, будь здесь капитан… — начал Гант.
— Ну, его тут нет. — Я чувствовала, как у меня горят щеки. — Мориарти оставил командовать меня, а не тебя. День выдался очень даже долгий и странный. Так что, если не хочешь обвинения в мятеже, ты нас впустишь. Сейчас же!
Двойной набор глаз заморгал на меня. Я впервые повысила голос в присутствии Ганта.
— Ладно-ладно. — Он опустил дробовик. — Что ты затрепыхалась?
Сердце у меня заходилось, но я не смела выдать скопившегося в горле нервного напряжения. Я твердо решила не дрогнуть при этой первой настоящей проверке моей власти. Паук бросил на меня любопытный взгляд — я не поняла, одобрительный или удивленный.
— Похоже, она не шутит, лягуха, — заметил он. — Посторонись-ка лучше.
Гант надулся на нас, выругался на родном языке и отступил с дороги.
— Ну, — сварливо буркнул он, — я вас предупредил. Если какое чудище станет рвать вашу грудь изнутри, ко мне не бегите.
Паук протолкнул платформу на последние пару метров до люка и остановил в трюме.
— Ты, — ханжеским тоном обратился он к Ганту, — пересмотрел слишком много фильмов.
10
Она Судак
Стоя на мостике корабля-кинжала, я обозревала стекавшиеся со всей Общности картины столкновений и гибели. История еще не знала таких масштабных схваток между флотами. Белые корабли разметывали боеспособные силы человечества и сметали всякое сопротивление.
— «Взгляните на мои великие деянья, — забормотала я, — владыки всех времен…»[3]
«Прошу прощения?»
Стоявшее у меня за плечом существо напоминало мохнатого многоглазого гигантского медведя. Аватара Кинжального флота, воплощение коллективного разума. Его слова проступали в моем мозгу, не колебля воздуха между нами.
— Цитата, — объяснила я. — Из старого стихотворения.
«Твоего?»
— Нет, много старше.
«Тебе не больно?»
— Из-за разрушений? — Я задумчиво обвела взглядом экраны. — Неприятно, но вы же объяснили, что по большому счету это во благо.
«Я подразумевал поэзию. Воин-поэт, должно быть, жалостное создание — его душа должна разрываться противоречиями непримиримой двойственности».
Я вздернула бровь.
— Почему я?
— Потому что у тебя большая пушка.
Я уже побывала на экскурсии и неплохо представляла основное жилое пространство обсерватории: шестиугольное общее помещение с диванами и столиками. Дверь напротив входа вела в кухню, другая, слева, — в общую ванную комнату, а третья открывалась в коридор со спальными местами, разгороженными шторками. Тесно, но астрономы и физики, для которых это здание стало домом, постарались обустроиться с удобствами. На стены налепили фотографии и голограммы. Расставили на полках растения. А на кухонном столике стояла дорогая кофемашина.
— Здесь никого. — Паук опустил ствол.
С нашей позиции просматривалась вся кухня. Пустая.
— Проверь ванную, — посоветовала я.
— Зачем? Думаешь, их всех пронесло со страху?
— Должны же они где-то быть.
Если бы только найти Мориарти, я бы сдала ему все дела. Он бы знал, что предпринять.
— Сначала проверим ванную, потом койки. А если там не найдем, вернемся к обсерватории.
Мне пришла мысль: может, вся команда налаживает телескопы, чтобы наблюдать Интрузию после сотрясения реальности.
— Слушаюсь, мадам, — ответил Паук.
Я пропустила его вперед.
— Ого! — сказал он. — Здесь кто-то есть.
На кафельном полу общей душевой распростерлась женщина. В старом космическом скафандре с надутым верхним слоем, в тяжелых сапогах. Перевернутый шлем лежал рядом.
— Жива?
— Непонятно. У меня руки заняты пушкой. Проверь пульс или что там.
Я осторожно опустилась коленями на белые плитки и убрала с лица женщины длинные серебристые волосы. Как паутину смахнула.
— Дышит.
— Кто это?
— Не знаю.
Морщинки в уголках глаз и у губ. Кожа на руках, торчавших из рукавов скафандра, дряблая, в пятнах. На вид лет шестидесяти, хотя при таком свете трудно разобрать.
— Я ее не узнаю.
— Точно? — нахмурился Паук.
Накануне мы познакомились со всем персоналом базы. Они здесь куковали месяцами, вот и встретили нас, как почетных гостей.
— Помнишь кого-нибудь седого?
Паук покачал головой и сказал:
— Я вообще никого старше пятидесяти не припомню.
— Пройдись по другим помещениям, — велела я ему. — Найди остальных. И носилки. Я побуду с ней.
Он колебался.
— А как же с правилом не разделяться?
— Рискнем.
Гант ждал нас на сходнях «Тети Жиголо» с дробовиком в перепончатых пальцах.
— Это кто, черт возьми?
Женщина лежала на грузовой платформе.
— Мы сами не знаем.
Я подпирала ступней заднее колесико, чтобы платформа не скатилась по мосткам.
— А что с капитаном?
— Мы искали, — сказал Паук, — но там нет ни следа — ни его, ни остальных. Исчезли.
— Исчезли?
— Да, пропали. Слушай, платформа тяжелая. Ты нас впустишь или нет?
Гант не целился в нас — во всяком случае, прямо в нас.
— Это вряд ли.
— Как?
— Вы не знаете, что это за баба и откуда взялась. Ничего о ней не известно. Может, она зараженная или в ней сидит какой-нибудь жуткий космический паразит, который вырвется наружу и всех сожрет.
Пальцы Паука, сжимавшие ручки платформы, побелели. Если разожмутся, колесико раздавит мне ногу.
— Думаю, будь здесь капитан… — начал Гант.
— Ну, его тут нет. — Я чувствовала, как у меня горят щеки. — Мориарти оставил командовать меня, а не тебя. День выдался очень даже долгий и странный. Так что, если не хочешь обвинения в мятеже, ты нас впустишь. Сейчас же!
Двойной набор глаз заморгал на меня. Я впервые повысила голос в присутствии Ганта.
— Ладно-ладно. — Он опустил дробовик. — Что ты затрепыхалась?
Сердце у меня заходилось, но я не смела выдать скопившегося в горле нервного напряжения. Я твердо решила не дрогнуть при этой первой настоящей проверке моей власти. Паук бросил на меня любопытный взгляд — я не поняла, одобрительный или удивленный.
— Похоже, она не шутит, лягуха, — заметил он. — Посторонись-ка лучше.
Гант надулся на нас, выругался на родном языке и отступил с дороги.
— Ну, — сварливо буркнул он, — я вас предупредил. Если какое чудище станет рвать вашу грудь изнутри, ко мне не бегите.
Паук протолкнул платформу на последние пару метров до люка и остановил в трюме.
— Ты, — ханжеским тоном обратился он к Ганту, — пересмотрел слишком много фильмов.
10
Она Судак
Стоя на мостике корабля-кинжала, я обозревала стекавшиеся со всей Общности картины столкновений и гибели. История еще не знала таких масштабных схваток между флотами. Белые корабли разметывали боеспособные силы человечества и сметали всякое сопротивление.
— «Взгляните на мои великие деянья, — забормотала я, — владыки всех времен…»[3]
«Прошу прощения?»
Стоявшее у меня за плечом существо напоминало мохнатого многоглазого гигантского медведя. Аватара Кинжального флота, воплощение коллективного разума. Его слова проступали в моем мозгу, не колебля воздуха между нами.
— Цитата, — объяснила я. — Из старого стихотворения.
«Твоего?»
— Нет, много старше.
«Тебе не больно?»
— Из-за разрушений? — Я задумчиво обвела взглядом экраны. — Неприятно, но вы же объяснили, что по большому счету это во благо.
«Я подразумевал поэзию. Воин-поэт, должно быть, жалостное создание — его душа должна разрываться противоречиями непримиримой двойственности».
Я вздернула бровь.