Свет невозможных звезд
Часть 18 из 63 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
8
Нод
Чинить, потом опять чинить.
Сколько раз я чиню Тревожную Собаку, столько раз она снова ломается.
«Мне с потомками лучше было бы на грузовике», — говорю я ей.
Собака смеется.
Говорит мне спасибо за починку.
Латаю дыры в наружной броне.
Заменяю изношенные детали.
Печатаю новые пули.
Новые торпеды.
Благодарен потомкам за помощь.
Много лиц для легкой работы.
Налаживаю двигатель.
Малышата быстро учатся. Уже умеют снять и разобрать оборонительное орудие. Кофеварку. Воздушный фильтр.
И мы работаем.
Всегда работаем, редко отдыхаем.
В сотый раз складываю глупый корабль по кусочкам.
Работаю.
Но иногда…
Иногда останавливаюсь.
Иногда думаю про Чета.
Чет был механиком на Душе Люси.
Чет умер.
Думаю о его последних словах.
«Белые корабли — кузены», — сказал он Джонни.
Нет понимания.
Чет захлебывался во внутренних жидкостях, когда говорил.
Мозг мог быть поврежден.
Джонни мог недослышать.
Может, ничего не значит.
Может быть важным.
Но долго думать не могу. Слишком много работы. Слишком много дыр в Беспокойной Собаке.
«Если решила убиться, — говорю я ей, — проще врезаться в сердце звезды».
Собака опять смеется.
Собаке нравится Нод.
Ноду нравится Собака.
Даже если Собака бывает глупой.
9
Корделия Па
Ф-фух, ну и холодрыга! Я хоть и была в куртке с подогревом, начала дрожать, едва сошла со сходней «Тети Жиголо» на хрусткий грязный снег. Морозный воздух развязно обхватил выбритую половину головы. Колечко серьги стало ледяным.
Гнусная погода.
Я выросла на Второй городской тарелке, защищавшей от худших капризов стихии. На кой черт строителям этой тарелки понадобилась ледяная пустыня? Как им вообще пришло на ум создавать что-либо с такой суровой средой?
Размышляя так, я топала вперед. Паук за моей спиной будто не замечал холода. Он надел затемненные защитные очки и держал на сгибе руки тяжелый пескоструйник. Дыхание облачками вырывалось из наших ртов.
— Уверен, что эта штука понадобится?
— Надеюсь, нет, крошка. — Он взглянул на счетверенное толстое сопло оружия. — Но мне после сотрясений пришлось навидаться всякого, так что лучше пусть будет пушка, которая не пригодится, чем оказаться без нее, когда она понадобится. Понятно?
Мы шли вперед. Оранжевые здания ярко выделялись на черно-белой земле. Здесь, на максимальном отдалении от краев тарелки, мы походили на мушек, ползущих по замерзшему пруду. От пустоты внизу нас отделяли несколько метров породы и почвы — и тонкий, как бумага, материал, использованный древними строителями базы.
Все тарелки над нами были на своих местах. Солнце светило по-прежнему чисто и ярко, и газовый гигант висел полумесяцем в небе — по виду как баскетбольный мяч, отнесенный на вытянутую руку. А за всем этим, прорехой в старом плаще, на полнеба растянулись радужные переливы Интрузии. Сердце у меня забилось сильней. Мне двадцать лет. Я с детства мечтала о чужих небесах и невероятных мирах — а теперь вот они. Удивительнее Интрузии места не найдешь. Тарелка, где я росла, располагалась на дальнем краю их роя, и настоящие сотрясения ее не задевали. Мало-помалу я разволновалась.
— Пойдем через главный люк? — спросил Паук.
— Да. — Я оглянулась. — Что-то не так?
— По мне, без разницы. — Он отвернулся и харкнул на перепаханный ногами снег. — Ты командуешь. Я тут только на случай, если понадобится пальнуть кому-нибудь в задницу.
У люка я настучала код доступа. С глухим лязгом отодвинулись внутренние засовы, и крышка ушла вверх.
Паук сдвинул очки на лоб и с отвращением уставился в красноватый полумрак открывшегося коридора.
— Аварийное освещение. Электричество у них вырубило.
— Наверное, потому они и не отзывались?
— Да, может, и так.
Держа наготове пистолет, он шагнул внутрь. Я вошла за ним. На базе я побывала вчера, когда мы разгружали продовольствие и аппаратуру — официальную причину нашего визита. Тогда она была уютной и гостеприимной: множество укромных уголков, ароматные комнатные растения, освещенные коридоры. Сейчас из-за красного света лампочек над головой мы чувствовали себя словно в кишках убитого животного.
Я недовольно повела носом:
— Чем это пахнет?
— Горелой изоляцией. Где-то закоротило.
— Здорово им попало.
— Похоже на то. Уж точно сильней, чем нам.
— А где люди?
— Не знаю. — Паук ссутулил плечи и крепче сжал оружие. — Не нравится мне все это.
Мы вышли на перекресток. Один коридор уводил к обсерватории, другой — к жилому отсеку.
— Разойдемся? — предложила я.
Паук мотнул головой.
— Фильмы ужасов смотрела? Первое правило, когда имеешь дело с кошмарами: не разделяться.
— Тогда куда?
— К каютам?
Нод
Чинить, потом опять чинить.
Сколько раз я чиню Тревожную Собаку, столько раз она снова ломается.
«Мне с потомками лучше было бы на грузовике», — говорю я ей.
Собака смеется.
Говорит мне спасибо за починку.
Латаю дыры в наружной броне.
Заменяю изношенные детали.
Печатаю новые пули.
Новые торпеды.
Благодарен потомкам за помощь.
Много лиц для легкой работы.
Налаживаю двигатель.
Малышата быстро учатся. Уже умеют снять и разобрать оборонительное орудие. Кофеварку. Воздушный фильтр.
И мы работаем.
Всегда работаем, редко отдыхаем.
В сотый раз складываю глупый корабль по кусочкам.
Работаю.
Но иногда…
Иногда останавливаюсь.
Иногда думаю про Чета.
Чет был механиком на Душе Люси.
Чет умер.
Думаю о его последних словах.
«Белые корабли — кузены», — сказал он Джонни.
Нет понимания.
Чет захлебывался во внутренних жидкостях, когда говорил.
Мозг мог быть поврежден.
Джонни мог недослышать.
Может, ничего не значит.
Может быть важным.
Но долго думать не могу. Слишком много работы. Слишком много дыр в Беспокойной Собаке.
«Если решила убиться, — говорю я ей, — проще врезаться в сердце звезды».
Собака опять смеется.
Собаке нравится Нод.
Ноду нравится Собака.
Даже если Собака бывает глупой.
9
Корделия Па
Ф-фух, ну и холодрыга! Я хоть и была в куртке с подогревом, начала дрожать, едва сошла со сходней «Тети Жиголо» на хрусткий грязный снег. Морозный воздух развязно обхватил выбритую половину головы. Колечко серьги стало ледяным.
Гнусная погода.
Я выросла на Второй городской тарелке, защищавшей от худших капризов стихии. На кой черт строителям этой тарелки понадобилась ледяная пустыня? Как им вообще пришло на ум создавать что-либо с такой суровой средой?
Размышляя так, я топала вперед. Паук за моей спиной будто не замечал холода. Он надел затемненные защитные очки и держал на сгибе руки тяжелый пескоструйник. Дыхание облачками вырывалось из наших ртов.
— Уверен, что эта штука понадобится?
— Надеюсь, нет, крошка. — Он взглянул на счетверенное толстое сопло оружия. — Но мне после сотрясений пришлось навидаться всякого, так что лучше пусть будет пушка, которая не пригодится, чем оказаться без нее, когда она понадобится. Понятно?
Мы шли вперед. Оранжевые здания ярко выделялись на черно-белой земле. Здесь, на максимальном отдалении от краев тарелки, мы походили на мушек, ползущих по замерзшему пруду. От пустоты внизу нас отделяли несколько метров породы и почвы — и тонкий, как бумага, материал, использованный древними строителями базы.
Все тарелки над нами были на своих местах. Солнце светило по-прежнему чисто и ярко, и газовый гигант висел полумесяцем в небе — по виду как баскетбольный мяч, отнесенный на вытянутую руку. А за всем этим, прорехой в старом плаще, на полнеба растянулись радужные переливы Интрузии. Сердце у меня забилось сильней. Мне двадцать лет. Я с детства мечтала о чужих небесах и невероятных мирах — а теперь вот они. Удивительнее Интрузии места не найдешь. Тарелка, где я росла, располагалась на дальнем краю их роя, и настоящие сотрясения ее не задевали. Мало-помалу я разволновалась.
— Пойдем через главный люк? — спросил Паук.
— Да. — Я оглянулась. — Что-то не так?
— По мне, без разницы. — Он отвернулся и харкнул на перепаханный ногами снег. — Ты командуешь. Я тут только на случай, если понадобится пальнуть кому-нибудь в задницу.
У люка я настучала код доступа. С глухим лязгом отодвинулись внутренние засовы, и крышка ушла вверх.
Паук сдвинул очки на лоб и с отвращением уставился в красноватый полумрак открывшегося коридора.
— Аварийное освещение. Электричество у них вырубило.
— Наверное, потому они и не отзывались?
— Да, может, и так.
Держа наготове пистолет, он шагнул внутрь. Я вошла за ним. На базе я побывала вчера, когда мы разгружали продовольствие и аппаратуру — официальную причину нашего визита. Тогда она была уютной и гостеприимной: множество укромных уголков, ароматные комнатные растения, освещенные коридоры. Сейчас из-за красного света лампочек над головой мы чувствовали себя словно в кишках убитого животного.
Я недовольно повела носом:
— Чем это пахнет?
— Горелой изоляцией. Где-то закоротило.
— Здорово им попало.
— Похоже на то. Уж точно сильней, чем нам.
— А где люди?
— Не знаю. — Паук ссутулил плечи и крепче сжал оружие. — Не нравится мне все это.
Мы вышли на перекресток. Один коридор уводил к обсерватории, другой — к жилому отсеку.
— Разойдемся? — предложила я.
Паук мотнул головой.
— Фильмы ужасов смотрела? Первое правило, когда имеешь дело с кошмарами: не разделяться.
— Тогда куда?
— К каютам?