Свет невозможных звезд

Люси, слушая нас, склонилась через перила посмотреть, как нос судна режет темную воду.

— Какой ты сноб! — выпрямившись, обернулась она к нам.

Грешник поднял бровь:

— Что, прошу прощения?

— Что слышал!

Я видела, как он ощетинился. Зародилась в нем совесть или нет, но зверская гордыня никуда не делась.

— Я — тяжелый крейсер при полном вооружении, — прищурившись, заявил он. — Что позволяет тебе говорить со мной в таком тоне?

— Во-первых, — усмехнулась Люси, — я гораздо старше тебя, дорогуша. Во-вторых, я знаю, что такое сноб. И в-третьих, твое обо мне мнение я ценю не выше заваленного крысиными катышками трюма.

Глаза Грешника полыхнули огнем. Пальцы согнулись, словно он собрался когтить девочку. На миг сам воздух между ними раскалился. Однако Грешник со вздохом понурил плечи.

— Может быть, ты и права.

— Наверняка права, дорогуша. Тебе не помешало бы чуть более философское отношение к жизни. — Люси развела детские ладошки. — Все мы люди, в том или ином виде и форме. Ты слишком много думаешь о железе, а в счет-то идут программы.





7

Корделия Па




Проснувшись от ударов молота, я посмотрела на часы. Ругнулась, выкатываясь из койки, чтобы натянуть белую жилетку и штаны оливкового цвета. За дверью каюты обнаружился Паук, выламывающий технический люк в полу.

— Эй, мужик, ты знаешь, который час?

— Угу.

— И чем ты тут занимаешься?

— Наладкой всякого дерьма, — проговорил он сквозь зубы, сжимающие узкий фонарик. — А на что похоже?

Инструменты лежали у его ног. Поверх грязно-белого жилета он натянул пятнистый от грязи комбинезон, а дреды перевязал узорчатым желтым платком.

Я протерла глаза.

— Не рановато ли?

— Рановато? — Он перехватил фонарик рукой и обернулся ко мне, озирая всклокоченные полувыбритые волосы и мятую футболку. — Господи! Ты про сотрясение-то не запамятовала?

— Сотрясение?

— Сотрясение реальности.

Я нахмурилась. В голове еще плавал сонный туман.

— Мы пережили сотрясение реальности?

Он почесал бороду.

— И еще какое. Снесло все освещение на грузовой палубе, попортило антигравитационную установку челнока… — Он ухмыльнулся. — Не переживай, память эти дела тоже уродуют. Ты была тогда с нами. Потом проблевалась и пошла спать.

Слушая его, я начинала припоминать события прошлого вечера, но они ускользали, не давались в руки.

— Почему меня никто не разбудил?

— Не видели смысла, — передернул плечами Паук. — Вряд ли от тебя будет много проку.

Оставив его заниматься ремонтными работами, я поднялась в рубку, где нашла пилота. Гант скрючился над навигационной панелью, примостившись на краешке кресла, как гремлин на мухоморе.

— Как дела?

Я хотела заглянуть ему через плечо, но он отмахнулся трехпалой перепончатой рукой:


— Отлезь, худышка.

— Не поняла?

Мелкий задира моргнул сразу двумя наборами глаз.

— Все ты поняла.

Первым делом после сотрясения реальности было восстановить летные качества «Тети Жиголо». Пока она не способна выйти в космос, мы так и будем торчать посреди тарелки, беззащитные перед рикошетом или вторичными толчками содрогающихся рубежей Интрузии, которые стремились вернуться в прежнее состояние. Я сидела в рубке, играя с новенькой серьгой, пока Гант, Ломакс, Броф и Паук прогоняли чек-листы, испытывали поочередно все системы. Я им помочь не могла: меня учили водить коммерческие межзвездные суда, а не копаться, засучив рукава, в их кишках. Мне, исполняющей обязанности капитана, следовало выказать доверие команде и не стоять у подчиненных над душой. От попытки вмешаться они только озлобятся. Оставалось сидеть смирно и ждать отчетов. К тому же все были старше меня и опытней. Теоретически это не должно бы играть роли, но на практике очень даже играло. Я чувствовала себя школьницей, которую нечаянно занесло в учительскую. Все здесь знали больше меня. Они провели с «Тетей Жиголо» не один год, и Гант не упустил случая мне об этом напомнить.

— С такими судами, как «Тетя», можно зазубрить все технические характеристики, — заявил он, — и при этом ни черта не понять, как она работает. Мы ее модифицировали, когда ты еще на свет не родилась. А кое-какие поправки и переделки еще древнее — остались от первого владельца. Честное слово, тебе лучше всего заткнуться и не мешать нам работать.

Я поскребла выбритую половину головы. Отвратительно было чувствовать себя неуклюжей девчонкой. Квалификацией я в сто раз превосходила их всех, но за прошедшие недели успела убедиться: для опытных астронавтов, закаленных школой выживания, мои познания мало значат. Что я могла им предложить? Пока я шарила по окраинам древнего города, эти ребята разбирались со всем, чем швырялась в них Интрузия. Хоть я с головой заройся в учение, не сумею рассказать им ничего нового. А вот наоборот — вполне возможно.

Впрочем, одна возможность у меня оставалась: поговорить с кораблем.

— Эй, «Жиголо»?

На экране появилась аватара. Сегодня она рассталась с клоунским нарядом, сменив его на черную футболку поло и радужные очки.

— Привет, Корделия. Где трясет?

Я нахмурилась:

— Ты не могла бы дать отчет о текущем состоянии?

— Легко!

Она выглядела разболтанной и рассеянной. Будь она человеком, я бы подумала, что тетка накурилась барракудовой травки.

— Ну? — поторопила я. — Как у нас?

Она безмятежно улыбалась.

— Кайфово, крошка. Полный кайф.

— Есть связь с обсерваторией?

Я надеялась, что теперь Мориарти вернется и возьмет корабль в свои руки, но пока вестей от него не было.

— Радиосвязь нарушена. Передачу я веду, но не знаю, что там с приемом.

— Выйти наружу безопасно?

— Кое-какая нестабильность могла сохраниться, знаешь ли. Вторичные толчки и прочие гадости.

— То есть нам нельзя выйти и посмотреть, как они там?

Она легко пожала плечами:

— Не знаю. Может быть. Узнай у Ломакс.

Я запросила вид с одного из наружных датчиков. С виду яркое оранжевое здание обсерватории не изменилось. Снег все так же походил на снег, солончаковые болота — на солончаковые болота. Я хоть и провела четыре года вдали от тарелок, знала их названия наизусть. Сейчас в небе над обсерваторией мерцали звездочки Ночного города, Второй фермы и Часовой равнины. Какой бы кавардак ни устроило сотрясение у нас на борту, тарелки его, судя по всему, выдержали — как выдерживали уже тысячу лет.

Я связалась с Ломакс через внутренний интерком:

— Схожу-ка я туда.

— Уверена?

— Здесь я не нужна.

Пусть Мориарти забирает свой корабль! Мне хотелось одного: выбраться отсюда, найти себе симпатичную работенку на нормальной планете с надежной землей и утешительно постоянными законами природы. Может, стоит вовсе забыть о космосе и снова пойти учиться или наняться в ресторан или булочную, занять руки простым и нужным делом, не слушаясь капризов своего суперквалифицированного мозга.

— Ладно, — с сомнением отозвалась Ломакс. — Только возьми-ка с собой Паука.

— Зачем?

— Для надежности.