Судьба непринятой пройдет

– Ну вот и хорошо, – согласился Игорь, прочитав, как с листа, все мысли и всю гамму чувств, сопровождавших их, на лице жены. – Поэтому, Галь, деньги свои забери и вали отсюда. Вещи твои домработница сложит и отправит куда скажешь. Давай, пока.

Развернулся и прошел в спальню, рухнул на кровать, кое-как подтянул покрывало, закинув его угол на себя, и вырубился, не то провалившись в болезненный сон, не то потеряв сознание.

Все. Никого нет дома. Досвидос.

Галя не ушла.

Югров то приходил в себя, то снова погружался в горячечный, изматывающий полусон-полубред, вырывался из этого бессознанья, пил то, что ему давали, и, подчиняясь чьим-то уговорам и рукам, переворачивался, садился на кровати, снова ложился и опять что-то пил, глотал…

А когда пришел в себя настолько, что мог более-менее соображать, обнаружил Галю, сидевшую на краю кровати. Заметив, что муж открыл глаза, она взяла чашку с тумбочки и, поддержав его под голову, дала выпить что-то сильно, но приятно пахнущее травами.

– Пей, – незнакомо нежным тоном сказала она, – пока еще горячее, это лечебный сбор с медом.

Сделав несколько больших глотков, Югров мотнул головой, что больше не будет, Галя убрала кружку и опустила его голову назад на подушку.

– Давно я? – просипел больным горлом Игорь.

Оказалось – три дня. Три дня он валялся в кровати, атакованный и поверженный тяжелейшим гриппом. Галя не ушла, когда он послал ее подальше, сообразила, что с мужем что-то не в порядке, и вызвала «Скорую помощь». Доктор, который и поставил Югрову диагноз, объяснил, что в городе эпидемия очень тяжелой разновидности гриппа, завезенного к нам из Африки, и что уже есть несколько летальных исходов заразившихся им людей. Грипп этот отличался тем, что первые несколько дней невозможно было ослабить его симптомы и сбить температуру никакими препаратами.

Галя наняла сиделку, которая вместе с их домработницей ухаживала за Югровым, ну и сама внесла посильную лепту, оставаясь с мужем по вечерам и ночами. После того как на третий день у него упала температура, Игорь быстро пошел на поправку и утром четвертого уже испытывал какой-то ненормальный голод, до самой ночи таскался в кухню перекусить каждые два часа.

Вернувшаяся с работы поздно вечером жена там его и застала и села рядом за стол. Ничего не спрашивая и не говоря, Югров налил ей из большого заварочного чайника чаю в пустую чашку, словно в ожидании ее выставленную на стол, подвинул поближе к Гале тарелку с вкуснейшими бутербродами, что соорудила их помощница, выложив на блюде горкой друг на друга.

Она устало кивнула, благодарно улыбнувшись, взяла бутерброд, откусила, прожевала с наслаждением, запила чаем, еще раз откусила и запила и только после этого заговорила, разбивая давящую на нервы тишину.

– Понимаешь, Игорь, – посмотрела она на мужа, – в сфере деятельности отдела, которым я руковожу, не брать нельзя, иначе сразу же становишься не одним из команды, повязанной вкруговую, а предателем, навсегда теряешь доверие и мгновенно вылетаешь из обоймы. И тебе это отлично известно, поэтому я не стану подробно объяснять. Но я понимаю твои опасения и разделяю их. – Она сделала несколько мелких глоточков чаю и продолжила: – Поэтому брать я буду, но теперь только «борзыми щенками», то есть исключительно услугами, и тщательно контролировать их, скажем так, относительную законность. Это все, что я могу предложить в нашем с тобой случае.

Ничего он ей не ответил. Кивнул, мол, услышал тебя, поднялся из-за стола и поплелся в кровать, чувствуя слабость и легкое головокружение.

К этому вопросу они больше не возвращались. Галя продолжала строительство дома, но заметно замедлившимися темпами и с гораздо большими проблемами. Ничего, это даже хорошо, как-то сказала она Игорю, меньше поводов для подозрений и лишних вопросов. Югрову предложили возглавить испытательский отдел, оставаясь при этом конструктором. Предложение он принял с большим энтузиазмом, правда, с условием переформирования отдела и расширения его задач и комплектации.

Посидели с руководством над предложенной Игорем новой концепцией, посовещались с министерскими кураторами, что-то добавили от себя, что-то оставили в неизменном виде, и вскоре Югров занял место руководителя отдела и отправился в первую свою экспедицию-командировку.

И сразу на Север.

Вот так начался новый, который уже по счету, этап его жизни.

И она, жизнь эта, как заняла и встроилась в определенную колею, так и движется по ней уж несколько лет неизменно – его бесконечные командировки и завод, научная работа, разработки и Галина чиновничья деятельность.

Еще несколько раз Игорь заводил с женой разговоры о детях, она отбояривалась какими-то причинами, и Игорь, разум которого был плотно занят рабочими моментами, отодвигал эти мысли и вопросы на потом… А спустя время и вовсе перестал думать и говорить об этом. Их семейная жизнь зацементировалась в одном, прочно сложившемся состоянии, не тревожа обоих переменами.

И вдруг с ним случилась эта девочка! Агата.

Как удар по сознанию и всем его чувствам, как взрыв. Первые дни Югров все вспоминал ее, каждый раз чувствуя, как от воспоминаний горячая волна стремительно прокатывает по позвоночнику, ударяя в голову и в пах. Вспоминал, как необыкновенно ему с ней было, насколько поразительно искренними были они оба в их коротком, но таком ярком единении до самых чувственных душевных глубин. Да, разумеется, оба они прекрасно понимали, что это одноразовая встреча и одноразовый секс, но, боже мой, как же он был прекрасен, этот секс, и как прекрасна была эта очаровательная, искренняя, светлая девочка.

Югров тогда несколько раз мысленно поблагодарил Бога и Судьбу за то, что встреча случилась, когда он только летел в командировку, а не наоборот. Игорь даже представить себе не мог, как бы лег с Галей в постель и занялся с ней сексом после того, что испытал и пережил с Агатой.

Через десять дней ему предоставилась возможность это узнать.

Как-то незаметно за годы совместной жизни Галя подостыла в своей сексуальной ненасытности. Несколько раз Игорь отмечал про себя этот факт и даже пропускал нехорошие мыслишки по поводу ее возможных любовников, но мимолетные подозрения проскальзывали и растворялись среди прочих, более актуальных мыслей, не загружая его сомнительным недоверием.

А может, ему банально было пофиг? Югров как-то не задумывался на эту тему.

Не то чтобы они с Галей совсем уж перестали испытывать сексуальное притяжение друг к другу, но за одиннадцать лет совместной жизни страсти-то, понятное дело, поулеглись и поутихли. Но тогда, после его возвращения из Крыма, первый раз за всю семейную жизнь их близость не принесла обоим никакой особенной радости, а удовольствие получилось каким-то, честно говоря, вымученным. Из разряда тех, о которых думается – ну слава богу, получилось и закончилось.

Жизнь есть жизнь, решил тогда про себя Югров, это у них сейчас просто такой этап, пройдет, и все вернется в прежнее русло.

В командировках Игорю с его командой частенько приходилось чего-то подолгу ждать: то отправки в нужную точку, то погоды – бывало, так заметет, что за порог не выйдешь, – то результатов исследований, да разные случались рабочие моменты, понуждающие к терпеливому ожиданию. Раньше Югров пользовался случаем и спал, когда выпадала неожиданная оказия, а чаще всего читал, обязательно беря с собой какую-нибудь очередную книгу.

Игорь пристрастился к чтению на службе в армии, где так же частенько приходилось чего-то ждать. Как-то ему в руки попала замусоленная, разлохмаченная книжка с выпадающими страницами, «Робинзон Крузо» Даниеля Дефо, которую он прочитал запоем, а мужики над ним все посмеивались, мол, наш Юг детство вспомнил. А он не вспомнил, он не знал и не читал никогда этого Дефо, и Дюма не читал, и «Одисею капитана Блада» Сабатини, не читал ни Стругацких, ни Лема и вообще ничего из набора лучшей юношеской литературы. Да никакой. И неожиданно словил такой непередаваемый кайф от самого процесса чтения, от закрученной интриги, которую пытаешься предугадать, придумать за автора и офигеваешь, когда читаешь, как на самом деле все разрешилось, что стал целенаправленно искать книги везде, где бы ни находился. Порасспрашивал товарищей и отцов-командиров, с их слов составил список книг и отправил маме с просьбой по возможности присылать ему.

Вот с той своей первой книги Дефо он и подсел на это дело на всю оставшуюся жизнь.

Но после ставшей для него, наверное, знаковой встречи с Агатой в случавшиеся моменты долгого ожидания Игорь, откладывая очередную книгу в сторону, все чаще предавался размышлениям, обдумывая свою жизнь-бытие, вспоминая и анализируя сложившиеся обстоятельства. И приходил к нерадостным открытиям и выводам.

Получалось, что жену свою Галину он не любил.

Не в том смысле, что «не люблю видеть не могу», а в том, что не стала она ему родным человеком, с которым душа в душу и жизнь пополам. Не стала родненькой, той, что твоя и в жизни, и в душе – нет. И никогда не была. Слишком разные они люди, и изначальные цели, устремления у них всегда были разные, и жизненные ценности не сильно-то совпадают.

Для Югрова оказалось неожиданным открытием осознание того очевидного факта, что он толком-то и не знает свою жену. Почему-то они никогда не вели с ней откровенных исповедальных бесед, не рассказывали друг другу о своей жизни до их знакомства, не поведывали о мечтах и фантазиях, не делились душевными переживаниями и рабочими проблемами.

Почему так получилось? От безразличия?


Оправдание, что он слишком много работал, не катит совершенно точно, потому как можно упахиваться до полного бессилия, приползать домой еле живым и все равно найти, улучить хоть полчасика для теплой, душевной беседы с близким человеком. Хотя бы для того, чтобы пожаловаться ему, насколько зверски ты устал, и почувствовать его заботу, сочувствие, любовь. Всегда можно найти время для обмена душевным теплом, своей историей, своими чувствами.

А он Гале не рассказывал ни про свою семью, ни про уход отца, ни про свое детство, ни даже о том, где и как служил. Может, потому что ей было неинтересно и она не задавала вопросов, но ведь и он особых вопросов про ее жизнь не задавал, решив, что и так все видит-понимает про жену и ее родных.

Нет, она знает, например, что Игорь служил в армии и управлял какой-то там машиной, про это она как-то его спрашивала, и все. А об участии мужа в боевых действиях – нет, не знала и не спрашивала никогда, даже рваный рубец, оставшийся от осколка, прорезавшего его правый бок, она считала последствием детской травмы. Почему? Сама так решила.

Ну ладно, хорошо, он понял, что не было между ними любви и доверительной искренности, но дела-то это не меняет – за столько лет Галка несомненно стала ему близким человеком, и они мирно и неплохо живут вместе. Как сказал великий Жванецкий: «Не можешь любить – сиди дружи!»

Вот он сидит и дружит. И наверняка двинулись бы его размышления дальше, побуждая к каким-то действиям, переменам, но…

Свалился на них этот дебильный ковид и изоляция с карантином, из-за которых пришлось перекраивать весь режим работы, все графики и протоколы испытаний, и принимать новые, обязательные к исполнению вводные режимы службы в условиях пандемии. Так что не до рефлексий и раздумий о своей личной жизни Югрову было в тот момент, вот уж точно.

А девушку Агату он вспоминал частенько. Но так, пунктирно, как некий прекрасный мираж и яркую фантазию, придающую красок и эмоций обыденности жизни.

И вдруг новая встреча в аэропорту! Бац!

Нечто из той дивной-чудной реальности, которой так побаивался Лешка Курорт, – из области невозможного, чего-то мистического.

Давным-давно научившись подчинять любые, даже самые сильные эмоции голосу рассудка, Югров сразу определил-решил, что не станет к ней подходить. Нет, незачем. Но… что вообще это было? Словно щелкнуло что-то в голове, какой-то необъяснимый секундный порыв, как будто подтолкнул кто-то в спину, шепнув: «Подойди». Но он не жалел, нет, не жалел ни разу, что пошел на поводу своего порыва.

Этот ее взгляд, которым она посмотрела на него снизу вверх своими ярко-голубыми глазищами, словно одарила, он, наверное, никогда не забудет. Этот взгляд теперь жил в его памяти. И вся она: ее голос, запах и тихий смех, улыбки и ямочки на щечках, чуть вздернутый носик и поднимающаяся при глубоком вдохе грудь, точеная шейка и поворот головы, маленькое изящное розовое ушко, непослушная, летящая челка и теплая материнская улыбка, с которой она смотрела на малыша.

Все это необъяснимым образом стало теперь частью Югрова, словно впечаталось, встроилось не только в его память, но и в его личность. Как и тот их разговор при прощании, когда она снова перешла на «ты», и этот ее проникновенный, словно исповедальный голос:

– Я тебя вспоминала… И думала о тебе… Как красиво у нас тогда все было.

Что-то такое она сместила в его мире, в его системе координат, и Югров вдруг почувствовал себя снова молодым, полным сил и брызжущей энергии, способным на сильные поступки, на новые, интересные научные открытия, на качественно иную жизнь. Что-то такое исконно мужское, глубинное расшевелила, растревожила в нем эта необыкновенная девушка.

Ведь, если задуматься, Игорь толком-то и не жил, не знал жизни – не знал, что такое настоящая семья, не считая своих детских воспоминаний до девяти лет, пока не ушел отец и не запила от горя мама. Не знал, как бывает, когда тебя по-настоящему любит женщина и дорожит тобой, как и не знал, каково – по-настоящему любить самому.

Все эти мысли и размышления крутились у Югрова в голове беспокойным роем, пока он летел в самолете из Москвы домой тем затянувшимся непростым днем, после встречи в симферопольском аэропорту, и полета с Агатой и ее племянником, и разговора в Минобороны.

У кого-то, Игорь не помнил у кого точно, он прочитал фразу, зацепившую и запомнившуюся ему: «Самое важное в жизни – быть в мире с самим собой». Почему она вспомнилась именно сейчас?

Может, потому, что он не понимает, в мире ли он с самим собой?

Все, что касалось его призвания, дарования, работы и реализации в профессии – да. Определенно, в этом вопросе Игорь чувствовал себя в полном ладу и мире с собой, он получает громадное удовлетворение и радость, занимаясь своим делом, у него множество планов, устремлений, идей, и он движется вперед, к их достижению, испытывая настоящий кайф от их реализации.

Но ведь жизнь не ограничивается одной работой. В ладу ли он с собой в личной своей жизни? И вдруг вклинился в его размышления странный вопрос: а есть ли у него вообще эта самая личная жизнь? А если есть, то какая?

Галя встречала мужа накрытым столом, что случалось нечасто, и оттого Игорю, уставшему и измотанному длинной дорогой, непрошеными, непростыми мыслями и эмоциями, было особенно приятно.

Они ужинали, привычно обсуждая какие-то незначительные вопросы, не вдаваясь в подробности рабочих проблем и дел друг друга. А когда закончили с горячим и перешли к чаю, Югров, откинувшись на спинку стула, посмотрел задумчиво на жену и вдруг спросил:

– Напомни мне, Галь, почему мы решили не иметь детей?

Она замерла на мгновение, не донеся чашку чая до рта, посмотрела на него острым изучающим взглядом, медленно вернула чашку на блюдце и задала встречный вопрос раздраженным, обличительным тоном:

– Что, какая-то из твоих командировочных девиц родила тебе ублюдка?

Настала его очередь смотреть на нее изучающим долгим взглядом.

– Нет, – коротко-односложно произнес Югров.

– То есть наличие самих девиц ты не отрицаешь? – усмехнулась саркастически Галя.

– Галь, – удивился Игорь ее тону и ее внезапному нападению. Он не мог упомнить, когда они ругались в последний раз и чтобы она его в чем-то обвиняла, кроме той давней истории с ее взятками. – У тебя какие-то неприятности? Что-то случилось? С чего ты вдруг на меня накинулась?

– А чего ты задаешь такие вопросы? – негодовала Галина. – Я, между прочим, еще молодая женщина, мне всего тридцать шесть, я еще спокойно могу родить.

– Ну да, можешь, – согласился он и спросил: – А хочешь ли?

– Да что ты пристал ко мне с этими детьми! – взвилась Галина, вспыхнув раздражением. – Не хочу я никаких детей! Не хочу! Пусть тебе твои девки командировочные рожают!

И вдруг Югрова посетила неожиданная мысль, расставляющая все по местам и объясняющая все непонятные раньше детали, и он спросил провокационно, что называется, «выстрелив» наугад:

– Я так понимаю, у тебя что-то разладилось с любовником? Тоже детей от тебя требует?

– Что за провокационный вопрос? – возмутилась Галина, но как-то без былого огонька чистого негодования, кипевшего в ней только что, удивившись несколько картинно. – Совершенно сейчас неуместный! Ты меня что, обвиняешь?

– Ну ты же меня обвиняешь, – пожал он плечами.

– Югров, – усмехнулась покровительственно Галина, – когда мужчина проводит бо́льшую половину года в командировках, совершенно очевидно, что он изменяет своей жене, трахая любовниц провинциальных в этих своих экспедициях.

– «Когда жизнь излишне деловая, функция уходит половая», – пошутил невесело Югров. – Ты преувеличиваешь мои сексуальные потребности и возможности, если учитывать, в каких условиях и местах проходят наши экспедиции.