Судьба непринятой пройдет

Так что благодаря «братской» помощи товарищей Югров скинул с души дурную злобу и обиду на пустую бабенку и на себя, наивного идиота.

И служба пошла своим обычным, размеренным путем: Игорь пообвыкся-притерся к новым реалиям, обрел хороших приятелей и в будущее смотрел с оптимизмом, понимая, что так вот и прокатается в своем бэтээре, ставшем ему настоящим боевым другом, весь срок, а вернувшись из армии, восстановится в институте…

И все его планы накрылись одним известным местом, когда их часть подняли как-то по тревоге посреди ночи, погрузили в грузовые самолеты и утро они встретили, высаживаясь на аэродроме, под жарким южным солнцем.

Началась Вторая чеченская война, на которую они и прибыли.



Понимая, что уже хрен заснет, растревоженный попершими из дальних закутков памяти незваными воспоминаниями, Югров поднялся излишне резковато с кровати, подошел к столу, хлопнув в раздражении по кнопке электрического чайника, – решил чайку погонять, может, хоть за этим занятием отпустит его бессонница дурная.



– Это что за нафиг? – высказал общее мнение Пашка Ерёмин по прозвищу Ерёма, оглядывая местность, куда они выгрузились и выстроились в шеренгу по приказу командира.

– Это, друг мой Паша, – объяснил ему и всем остальным заодно Лешка Курорт, – одна из кавказских республик нашей необъятной Родины, в которой ты, Ерёма, будешь восстанавливать конституционный порядок, героически истребляя бандитов всех мастей и защищая мирное население от беспредела.

Югров помнил свой первый бой.

Он вообще тогда ничего не понял – рвануло где-то справа, над головой застучал огромной, скоростной швейной машинкой КВПТ, а Леха заорал:

– Влево, Юг!!! Влево, так разтак…!!!

На рефлексе, не размышляя, автоматически, Игорь рванул машину влево, по ходу удивляясь, почему так хорошо слышит Курорта, только потом сообразив, что они на связи через наушник. Даже хотел пошутить на эту тему, но шутка застряла в горле, потому что именно в это мгновение он увидел не более чем в пятидесяти метрах перед собой стоящего на дороге мужика в камуфляже, наводящего на его БТР прицел гранатомета… Внаглую так наводящего, не обращая внимания на бой и стрельбу вокруг, – стоит чувак и взводит граник!

Не осознавая, что и как делает, на пределе всех своих сил и возможностей машины, кидая БТР вправо, Игорь, для которого происходящее вокруг вдруг залипло, словно в замедленной съемке рапида, смотрел, как вылетает из жерла трубы граната, а за спиной гранатометчика нереально медленно раскрывается алый хвост выхлопа…

Увести тяжелую боевую машину, при всей ее маневренности, с траектории выстрела за секунду-другую невозможно по определению, но как-то же Югров умудрился это сделать. Вернее, почти сделать, принял-таки друг его боевой «Батер» снаряд, прошедший по касательной в задний правый бок, шандарахнуло знатно, аж зазвенело что-то в голове и нутре машинном, но непоправимых повреждений не случилось.

Только после, когда стих бой и они, все еще на нервяке, на адреналине, осмотрели место боестолкновения и раскуроченную задницу бэтээра, выматерившись трехэтажно, командир их экипажа Леха Курорт заметил:

– Ты у нас, Юг, оказывается, по ходу водила «бэтмобиля»! Увернуться от граника, лупящего прямой наводкой, на хрен, в упор, это какой-то, блин, балет в полете, – порадовался Леха и заметил с философским видом: – Вот что, сука, стресс – полный бздец животворящий с человеком делает. Правду говорят: стресс-пипец – лучший стимулятор.

Вытащил из кармана пачку сигарет ходившими ходуном от отходняка адреналинового руками и все никак не мог достать из нее сигарету дрожащими пальцами. Плюнул, выматерился, оторвал крышку от пачки, рванул сигарету, растеряв штуки три, выпавшие на асфальт, кинул в рот и все щелкал, щелкал зажигалкой, раз пять, наверное, пока не закурил. Затянулся, чуть не на треть табака и признался, каким-то мальчишеским, осипшим голосом:

– Я думал, все, кранты, я его лицо, глаза видел, когда он выстрелил, это, сука, был реальный трындец нам. – И спросил: – Юг, блин, как ты умудрился наши жопы спасти-то, а? Нет, ты не подумай, я не в претензии, – пошутил без намека на шутку Курорт, догнал командира отходняк-то, – просто хочется понять, как ты это, на хрен, вытворил?

– Да хрен его знает, – пожал плечами Игорь, которого так же конкретно колотило отходняком, – почувствовал что-то… время как замедлилось… словно помог кто…

– Ты мне это брось, – приказал Лешка наигранно, попускать, видать, его начало, – про всякое потустороннее. Я чудак, конечно, смелый, но полусыкло конкретное: в жестком замесе поучаствовать, в махаче знатном люблю, но привидений, сука, боюсь…

Грянул громкий дружный хохот мужиков, подтянувшихся к ним во время разговора, – отпускало всех потихоньку, хотя и потряхивало еще конкретно, а поржать в такой момент – лучшая разрядка для скрученных после боя нервов.

Только потом они узнали, что одна из банд совершенно случайно натолкнулась на их разведотряд, ну или они на банду, когда двигались по определенному заданию, но все же отбились, никто не погиб тогда, да и подмога вскоре подоспела.

Война – это страшно! Страшно, ёжистый колодец, до мокрых штанов иногда, до усеру. Они были молодые, зеленые пацанята, которые и близко не представляли себе, что такое война в действительности, на которой стреляют и убивают, друзей твоих убивают, тех, с которыми ты сбегал в самоволку, с которыми выпивал, с которыми делил жизнь казарменную, откровенничал и жаловался, когда прижимало, которым доверял. Не знали, не понимали, предположить не могли, насколько сущность, реальность войны может быть грязной, дикой, ненормальной для самого понятия «жизнь» как такового.

Никто не раздавал им инструкций по практическому осуществлению подвига и не обещал бодро-пропагандистски, что все будет зашибись как круто и мы тут всем сейчас быстренько задницы-то надерем и назад – домой с победой. Еще вчера они, с шутками-прибаутками, с добротным солдафонски-казарменным юморком, привычно маршировали на плацу, проходили занятия в классах и мастерских, отстаивали стрельбы – и в один миг, внезапно, оказались в аду, в котором надо было уничтожать противника, другого живого человека, и постараться выжить самому, не дав тому человеку убить себя.

Страшно это все, не пугаются только люди с деформированной психикой. Они пугались. Да так, что тело, отказываясь слушать приказы мозга, цепенело от страха. Самый жесткий страх одолевает в преддверии, в ожидании боя, когда постоянно на нервняке и ждешь первого выстрела из кустов – это забирает реально. А уж когда ввязался в бой, там не до рефлексий и пугаться некогда, там срабатывают другие законы психики. Ну и после боя тоже реально вштыривает. Когда увидишь весь рисунок боя и вспоминаешь, что и как было, только теперь, догоном осознавая, каким чудом избежал смерти, – вот тогда пробирает до копчика.

Все это отлично понимали их отцы-командиры, и им, желторотым пацанам, попавшим с лету, на второй же день, в серьезный замес, по возвращении из рейда в место основного базирования разрешили принять по «сто грамм» боевых.

Вот они тогда дали с того самого «догона». Не брало поначалу никого, как в пустоту спирт глотали, а потом в один момент взяло так уж взяло, по-взрослому. У Игоря, после истории с маминым запоем, к спиртному выработалось стойкое неприятие, он практически никогда не пил. Пробовал, конечно, и крепкие напитки, и вино с пивом, ну так, чтобы знать, но не зашло. Видимо, что-то сместилось тогда в детской психике, отторгающее, и, понятное дело, он никогда не напивался, даже не пьянел ни разу. А тут так реально трясло, что бахнул полстакана разбавленного спирта и отрубился, практически сразу.

И очень недобрым было для Игорька утро следующего дня.

Ребята, оказалось, что с похмелья жить очень страшно. Очень. Может, лучше бы и пристрелили вчера. Поэтому всю остальную службу в Чечне Югров не пил вообще – да на хрен. На сухую воевал.

Как-то был день рождения Пашки Ерёмы, и парни вечерком организовали посиделки возле палатки, добыв водки и шашлыка у местных жителей, и командиры пришли поздравить. Вот так сидели, расслабились, песни попели под гитару, стали делиться планами-мечтами о будущем, и немного уже пьяненький Курорт огласил свои ожидания:

– Вернусь на гражданку, найду себе девчонку горячую и забуду всю эту хрень, – обвел он рукой окрестности, – как дурной сон.

– Нет, Курорт, не забудешь, – устало-смиренно возразил ему ротный, мужик бывалый, прошедший не один конфликт, и Первую чеченскую в том числе. – Никто не возвращается с войны окончательно, она застревает в нас навсегда, как осколок от мины, который невозможно удалить.



Побурлив и наддав пару, громко щелкнул, отключаясь, чайник, возвращая Югрова в настоящий момент. Игорь вздохнул, потер ладонью лицо, стараясь отогнать картины прошлого. И чего его, спрашивается, растащило-то так?

Да все очевидно, что лукавить с самим собой и спрашивать – все из-за того рыжего голубоглазого щегла, «Кулибина», блин, что блок их раскурочил. Напомнил он Югрову самого себя делового, «крутого» механика, а еще больше Сашку Серебренникова, с которым они были вместе там, в Чечне, – тоже рыжий, правда, зеленоглазый. Был.

Ладно. Все.


«И что делать с этим пацаном?» – в третий раз тягостно вздохнул Югров, доставая из посудного шкафчика стакан в тяжелом подстаканнике и большую коробку из-под «Липтона», наполненную чайными пакетиками нескольких сортов в бумажных упаковках разных производителей. Поставил на стол, поперебирал предложенный чайный ассортимент, размышляя, какой бы заварить, и с удивлением обнаружил среди прочих пакетик с ройбушем.

И без всякого спроса, даже без скоростной цепочки ассоциативного ряда и перехода перед глазами Югрова возникла новая картинка, другое лицо и совсем иные обстоятельства, отгоняя прежние воспоминания.

Личико сердечком, чуть вздернутый носик, ямочки на щеках, ярко-голубые веселые глаза, пухлые губки и удивительный, всегда близкий смех – легкий, негромкий, прозрачный. И море обаяния. Агата.

Они тогда тоже никак не могли заснуть, хотя оба буквально валились от усталости с ног. Не могли заснуть и пили чай ройбуш…

И, как бывало всякий раз, когда возникал перед Югровым ее образ и вспоминалась та их ночь, гибкое, податливое девичье тело в его руках, их соединение… горячая волна прокатилась по его спине, ударяя в голову, в пах, замирая чем-то теплым, чуть щемящим в груди.

Югров со своей группой должен был лететь в Крым для проведения мероприятий по испытанию экспериментальных образцов. Но в тот день у его мамы, Лидии Ивановны, был юбилей, на который его с нетерпением ждала родня. Звали и надеялись, что он непременно будет, разумеется, сама юбилярша и отчим, за которого мама вышла замуж пять лет назад, нормальный, достойный мужик, у Игоря с ним сложились теплые, уважительные отношения. Ну и Федька с молодой женой, они свадьбу сыграли полгода назад.

Отпросившись у начальства на сутки, Югров проследил за ночным отправлением грузовым бортом с военного аэродрома в Симферополь своей группы с полной комплектацией исследовательской аппаратуры, приборов и самих экспериментальных образцов. Надавал указаний, «помахал ручкой» и двинул в гражданский аэропорт, откуда и вылетел в Москву.

Прилетев, не сразу отправился к родным, а явился в Министерство обороны на светлы очи начальства, с которым имел недолгий приватный разговор: ему, как руководителю и конструктору, была поставлена, а точнее, продублирована еще раз ранее уже поставленная задача и озвучены сроки. Да и «за жизнь» побеседовали за чаем и бутербродами с белугой, которые «зашли» оголодавшему с ночи Игорю «на ура» и с аппетитом.

В распоряжение ценному работнику начальство выделило машину с водителем на весь день, как нельзя кстати и вовремя. Поскольку поспеть Югрову непременно надо было сегодня еще в пару мест.

Сначала к Степану Валерьевичу – визит обязательный и святой. Хоме уж под восемьдесят годов подваливало, от дел он давно отошел, но в новехонькую, модерновую автомастерскую наведывался частенько, по нескольку раз в неделю, не мог старик без своего дела обходиться. Да и его знания и профессионализм были востребованы до сих пор, и еще как востребованы.

Повидались. Валерич Игорю обрадовался, расчувствовался, аж до скупой отцовской слезы. Посидели, поговорили, с душой так, хорошо, по-родственному, Югров подарков надарил, кое-какие новшества-идейки подкинул – пусть старик разбирается, прилаживает новации, он это дело уважает, ему все еще азартно, тем и жив-здоров. Ну а уж оттуда, из мастерской, купив маме цветы и подарок, который задумал и заказал через интернет в магазине заранее, Игорь поехал в Подмосковье.

Мама с отчимом пристрастились к загородной жизни: купив дачу с участком, неожиданно так увлеклись огородничеством и садоводством, а жизнь в собственном доме настолько пришлась им по вкусу, что пару лет назад они и вовсе перебрались окончательно туда жить, предварительно укрепив и подготовив дом. А старенькую квартиру Югровых оставили Феде с молодой женой.

Хороший получился у мамы юбилей. Стол шикарный, друзья-соседи в гости пришли. Замечательно посидели, да только начальство, вспомнив, что Игорь Валентинович в Москве, выдернуло его срочным порядком в самый разгар застолья, когда только-только песни пошли, – срочно потребовалась консультация по одному из прошлых проектов, которым занимался Игорь.

Так что в аэропорт, уже четвертый за этот бесконечно растянувшийся день, Игорь приехал ближе к полуночи, уставший и вымотанный.

И встретил Агату. Никогда не знаешь, что с тобой произойдет.

Помимо того странного коктейля чувств, что он испытывал каждый раз, вспоминая и представляя ее образ, Югров чувствовал еще и какую-то настоящую сердечную, мужскую благодарность этой девочке.

За ту яркую, незабываемую близость, за потрясающий оргазм, за то, как принимала она его ласки, его страстность, с какой искренней бескомпромиссностью отвечала, шла за ним, растворяясь полностью в их соединении. Как бы ни было удивительно, но настолько чувственной и яркой близости с женщиной Югров не переживал никогда. Всякое случалось с ним, как в жизни любого нормального мужчины, но вот так…

А еще он был благодарен ей за то, что некоторые аспекты своей привычной, устоявшейся жизни вдруг увидел в истинном, подлинном их качестве. Словно пережитые, прочувствованные сильные, яркие эмоции и ощущения очистили что-то внутри Игоря, как помутневшее от многолетнего слоя пыли зеркало отмыли чистой водой, и в нем он впервые за долгие годы увидел свое четкое отражение.

Интересно, как она поживает? И кто она по жизни? Чем занимается?

Агата Власовна Соболевская.

При желании Югров мог получить полную информацию о девушке, ее родных и близких минут за двадцать-тридцать. И вообще-то, по-хорошему, должен был сообщать о незнакомых людях, которые вступали с ним в тесное общение.

Но ничего никому сообщать, как и узнавать что-то о ней, Югров не собирался. Зачем? Это была прекрасная мимолетная встреча, искорка рая, прочертившая яркий штрих в их жизнях. И оба они понимали и принимали без иллюзий удивительную, красивую случайность той единственной встречи.

И все же интересно, где она, что делает, как живет? И вспоминает ли о нем и о той их ночи? Ему просто было приятно и тепло думать о ней, представлять-рисовать, какая у нее жизнь, и вспоминать иногда, как вот сейчас, стоя перед темным окном и потягивая горячий ройбуш.



За время, проведенное в карантине, и последующие за ним «зависания» в непонятках – будет ли вообще работать фирма, а если будет, то когда и как, – Агате рефлексировать и предаваться гаданиям на ковидной гуще было некогда.

У нее образовался еще один ученик в онлайн-обучении, и тоже мальчик. Да прорезался – ура-ура! – ее бывший «левый» заработок, не конкретно сам заработок, а человек по рекомендации бывшего клиента, и теперь она делала еще и переводы, так что занята была плотно весь рабочий день, а довольно часто и вечер, и часть ночи.

А вот рисунки ее больше не заказывали, прав был Олег, говоря, что на «картинки» Агаты никто тратиться сейчас не захочет, потому что у всех серьезный и конкретный напряг с деньгами. Ну, это понятно. Многих из ее знакомых по-тихому сократили и поувольняли, и люди изворачиваются как только возможно, пытаясь заработать хоть что-то.

Одна подруга Агаты, например, стала внезапно востребованной блогершей, рассказывая-показывая в онлайн, как из самых дешевских продуктов приготовить-соорудить изысканные блюда и накрыть стол.

У Агаты же, в совокупности уроков и переводов, получился вполне себе приличный заработок, а мамочки ее учеников уже начали поговаривать о живых уроках в офлайне и интересовались, не возьмет ли она еще одного, четвертого ученика.

И каждый раз при переговорах с этими клиентками Агате вспоминалась фраза из одного американского фильма. Картина, честно сказать, ей не понравилась, так себе фильмец-то, всякая мутота с ведьмами и их ловцами, а вот фраза из него почему-то запомнилась: «При должном усердии многие проклятия могут стать дарами». Вот прямо в самую точку, про малоприятный карантин, превративший неожиданное, вынужденное занятие Агаты в настоящий дар.

Ведь ей очень понравилось преподавать, заниматься с детишками, она и не заметила, как увлеклась всерьез этим новым делом. Она испытывала удовольствие, даже когда готовилась к урокам: подбирая материалы, консультируясь с китайскими друзьями и специалистами, которых те порекомендовали. И все чаще задумывалась: а не получить ли ей второе высшее, педагогическое образование, а?

И мысль бежала дальше: а может, изменить и улучшить жизнь, левел-апнуться, как говорит младежь подростковая? Взять и открыть свое ИП или заявить себя самозанятой, чтобы все было официально, а? И кстати, в чем разница? Но пока Агата всерьез не углублялась в этот вопрос, обдумывая варианты скорее на уровне лишь легких мыслей-предположений.

В июне объявился Хазарин, позвонил и позвал возвращаться на работу, правда, пока на частичную занятость. Их коллектив сокращения и увольнения не обошли стороной, зацепив своей «гребенкой» в том числе и Олега Каро. А тех работников, что остались в штате, Александр Романович разделил на три группы, чтобы в соответствии с карантинными требованиями Роспотребнадзора в офисах находилось одновременно не более трети работников с какими-то там еще и ограничениями в расстоянии, общении и обязательными масками, санитайзерами и прочей, ставшей уже привычной в новых реалиях лабудой.

Агата призадумалась над предложением начальника.

Возвращаться или все-таки уже плотно заняться преподаванием и переводами? А? Там коллектив и перспектива карьерного роста, опять-таки командировки. Здесь – сама себе начальник и отдел кадров, сама выбираешь график работы и устанавливаешь правила. Да и по деньгам очень неплохо получается, в принципе не хуже, чем на прежней работе. А вот там пока неизвестно, какой теперь будет заработок, как сказал однажды Черномырдин: «Спад экономики еще не полностью пошел на подъем». Хотя, конечно же, никуда они не денутся, и спад таки на подъем пойдет, и рано или поздно все вернется на круги своя – как торговали с Китаем, так и продолжим дальше торговать, да еще и наращивать обороты.

И что выбрать?

Но за неопределившуюся Агату выбрал случай.

Полина Андреевна заболела ковидом.