Стрелок: Путь на Балканы. Путь в террор. Путь в Туркестан
Часть 60 из 225 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Каковы потери? – спросил офицер, чувствуя, что надо сказать хоть что-нибудь.
– Убитых четверо, раненых – тринадцать, из них шестеро тяжело, – тут же ответил Дмитрий, а у стоящего неподалеку Гаршина от услышанного сжалось сердце, поскольку в его взводе только убитых было двенадцать человек.
– Огнеприпасы?
– Чего нет, того нет, – развел руками унтер. – Однако люди посланы, трупов турецких много, так что совсем без патронов не останемся.
– Сам-то цел? – решился наконец спросить Линдфорс.
– А чего мне сделается? – пожал тот плечами.
– Ты знаешь, а поляк погиб.
– Какой поляк? А, этот…
– Ну, да, пленный. Турецкий снаряд совсем рядом разорвался.
– А часовые?
– Что часовые?
– Ну, погибли или нет?
– Кажется, живы.
– Тогда ладно!
В начале декабря пришло долгожданное известие о капитуляции гарнизона Плевны. Турецкий командующий Осман-паша поначалу вовсе не хотел сдаваться и предпринял отчаянную попытку прорвать блокаду и выйти с войсками из осажденного города, однако распорядительность командования и особенно стойкость русских войск не дали его плану осуществиться, и лучший османский вое начальник был вынужден сложить оружие. По этому поводу были большие торжества, и на победоносную армию пролился щедрый дождь наград. Больше всего, конечно, наградили генералов. Великий князь Николай Николаевич получил орден святого Георгия первой степени, Тотлебен – второй, Непокойчицкий и князь Имеретинский стали георгиевскими кавалерами третьей степени, а Левицкий – четвертой. Не забыли и о других участниках осады, а затем благодарность государя дошла и до Рущукского отряда.
Если не брать совсем уж больших персон, а ограничиться теми, кто попал в наше повествование, то полковник Тиньков стал генерал-майором и командиром бригады. Штабс-капитан Гаупт, как отбывший ценз командира роты, вернулся к штабной деятельности и занял вакансию адъютанта командующего гренадерским корпусом.
Персоны поменьше также не были обойдены высочайшим вниманием. Подпоручик Линдфорс был произведен в следующий чин, грудь его украсил Станислав с мечами и бантом, а на темляке появилась «клюква»[85].
Прапорщик Самойлович также получил повышение и Анну третьей степени с мечами, а вольноопределяющиеся Гаршин и Штерн стали кавалерами знака отличия военного ордена, а кроме того, были без экзаменов произведены в офицеры.
Офицеры полка устроили в честь новоиспеченных «благородий» пирушку, благо и тот и другой пользовались в их среде немалым уважением и даже, можно сказать, любовью. Поручик Праведников, правда, по отношению к Николаю совершенно не разделял эти чувства, но, по крайней мере, старался держать их при себе. Поскольку шампанского достать было совершенно невозможно, да и водка в здешних местах стоила неприлично дорого, привыкшие за время похода к спартанскому образу жизни господа офицеры пили крепчайшую местную ракию и желали своим новым товарищам успешной карьеры, столь блистательно начатой на войне.
Благородная пирушка вскоре перешла в банальную попойку, где каждый пытался выпить больше, чем может, закусить тем, до чего дотянется, а во время всего этого перекричать соседей, так что разгоряченные и немного утомившиеся прапорщики сочли за благо незаметно вый ти на воздух. Запахнув шинели, они стояли на улице и жадно втягивали в себя морозный воздух. Они были молоды, красивы и счастливы… ну, по крайней мере один из них.
– Ах, Всеволод, я чувствую себя на седьмом небе! – взволнованным голосом сказал Николаша. – Теперь даже этот чертов чорбаджи поймет, что я не простой солдат, и отдаст-таки за меня Петранку!
– Кстати, теперь ты не можешь просто так жениться, – деликатно улыбнувшись, напомнил ему Гаршин.
– О чем ты? – удивленно спросил Штерн.
– О том, что ты должен представить свою избранницу офицерскому собранию и только после одобрения ее кандидатуры жениться. Конечно это формальность, однако далеко не все в полку тебе симпатизируют. Так что вполне может случиться скандал.
– Брось, – усмехнулся Николаша, – ты же знаешь, я вовсе не стремлюсь к военной карьере. Офицерский чин и георгиевский крест, конечно, помогут мне в дальнейшем, но вот без благословления поручика Праведникова я вполне могу обойтись.
– Кстати о кресте, – нахмурился Гаршин, – тебе не кажется это свинством?
– Что? Ах, ты верно о нашем друге. Да – кажется, однако что тут поделаешь? Впрочем, полковник обещал взять это дело под свой контроль, так что я думаю, что все решится благополучно.
Несмотря на благодушный тон, настроение приятелей испортилось. Действительно, на награждении нижних чинов произошел пренеприятный случай. Их старому другу, унтер-офицеру Будищеву, должны были вручить давно причитающийся знак отличия военного ордена второй степени. Однако у прибывших с наградами военных чиновников не нашлось с собой золотого креста такого достоинства, и торжественная церемония была скомкана. Разозлившийся Буссе приказал было дать известному своей храбростью нижнему чину другой крест, с тем, чтобы впоследствии его можно было обменять, но представители чернильного племени отчего-то заартачились, а потому унтеру вручили только приказ, с обещанием выдать награду, как только таковая прибудет.
– Я, правда, хотел обратить твое внимание не только на это, – продолжил Всеволод после недолгого молчания.
– Что-то еще?
– Бог с ним с крестом, тем более что наш товарищ, кажется, не обратил на это безобразие никакого внимания, точно дело его не касалось вовсе. Но послушай, мы с тобой произведены в офицеры, хотя даже последнему рядовому в нашем полку известно, что Будищев куда больше понимает в военном деле, а следовательно, более достоин этого чина.
– Друг мой, – печально тряхнул головой Штерн, – тебе хорошо известно, что этот мир, скажем так, не совсем справедлив. Но исправить это мы с тобой не сможем, по крайней мере, не сейчас, так что, пожалуйста, не трави мне душу, а пойдем лучше выпьем!
– Нет уж, мне вполне довольно, да и тебе, я думаю, тоже!
– Это что за намеки? – деланно оскорбился Николаша и сделал зверское лицо, однако выдерживать свой маскарад он долго не смог, а потому тут же захохотал и бросился обнимать приятеля. – Да, ты, конечно, прав. Мы много выпили, так что пойдем к моему будущему тестю, думаю, нам там не откажут в гостеприимстве.
– Что же, идем. Мне определенно надо лечь!
По странному стечению обстоятельств, за много верст от бивуака Болховского полка тоже говорили о Будищеве. Вернувшийся из командировки Вельбицкий докладывал своему шефу Мезенцеву о произведенном расследовании.
– Ваше превосходительство, – без обиняков начал жандарм, – можно с полной уверенностью утверждать, что басня о незаконнорожденном, но при этом весьма геройском отпрыске графа Блудова – ложна. Хотя кое-какие основания для нее все-таки есть.
– Как прикажете вас понимать? – удивился начальник Третьего отделения.
– Дело в том, – ничуть не смутившись, продолжал штабс-капитан, – что наш старый знакомый Алоизий Макгахан немного напутал в своей корреспонденции. В ней он описывал подвиги вполне реального нижнего чина, унтер-офицера Будищева.
– Но отчего он связал его происхождение с графом?
– Дело в том, ваше превосходительство, что весьма вероятно, Будищев и впрямь байстрюк, причем именно Блудова. Однако не графа Вадима Дмитриевича и не его брата, давно не бывавшего в отечестве, а одного из представителей другой ветви этого довольно обширного рода. Некоего ярославского дворянина отставного капитан-лейтенанта Николая Павловича Блудова, ныне уже покойного.
– Это точно?
– Помилуйте, ваше превосходительство, откуда же мне знать? По документам Дмитрий Будищев, крестьянин Рыбинского уезда Ярославской губернии из села Будищева. Сам он о своем происхождении ничего не говорит, хотя добрая половина нижних чинов зовет его в шутку Графом. Вообще, источниками этого анекдота являются два вольноопределяющихся того же полка, Штерн и Лиховцев. Уж не знаю, с какой целью они поведали об этом офицерам, да только те мало того, что приняли все это всерьез, так еще и приукрасили легенду, привязав ее к более известному представителю рода Блудовых.
– Да уж, – проворчал Мезенцев, – армеуты просто обожают всякие сплетни!
– Именно так, ваше превосходительство.
– А что, этот унтер действительно такой герой?
– Более чем. Вообще, он человек в своем роде замечательный. Я бы даже сказал – исключительный!
– Вот как?
– Судите сами. Будучи призван перед самым выступлением полка из Рыбинска, он в короткое время сумел стать унтер-офицером и георгиевским кавалером. Храбр, силен, отлично стреляет из любого вида оружия.
– Так-таки и отлично?
– Я сам видел его в деле. Винтовка, револьвер, картечница… все одинаково подвластно ему!
– Любопытно!
– Кроме того, каждое утро он без всякого принуждения занимается гимнастикой, причем по довольно любопытной системе.
– А по-немецки[86] он не говорит? – нахмурился Мезенцев.
– Я тоже об этом подумал, ваше превосходительство, и даже попытался заговорить с ним на этом языке в боевой обстановке.
– Разумно, – закивал шеф корпуса жандармов, – так мог и проговориться. И что же?
– Ничего! Либо он совсем не знает немецкого, либо его нервы крепче канатов.
– В вашем голосе какая-то неуверенность…
– Дело в том, ваше превосходительство, что одну фразу на немецком он мне все-таки сказал, однако смысл ее от меня совершенно ускользнул.
– И что же это…
– Hitler kaput!
– Что, простите?
– Гитлер капут.
– Хм… а кто такой этот Гитлер?
– Не могу знать, – пожал плечами жандарм, – причем он сказал это с таким выговором, что стало ясно – Будищев не знает ни хохдойча, ни какого-либо другого германского диалекта.
– Любопытно. Что-нибудь еще?
– Он хорошо развит умственно, хотя умеет это скрывать, выставляя себя эдаким балагуром. Систематического образования он определенно не получил, скорее можно сказать, что лица, воспитывающие его, стремились дать своему подопечному в руки ремесло. Хотя и довольно оригинальное.
– Что вы имеете в виду?
– Он недурно разбирается в гальванике и даже как-то починил таковое устройство на одном из минных катеров нашей Дунайской флотилии. Так что по меньшей мере одним успехом моряки обязаны ему.
– Наш пострел везде поспел, – усмехнулся шеф жандармов. – Что-нибудь еще?
– Быстро принимает решения и не менее быстро приводит их в жизнь, – продолжил доклад Вебицкий. – Скрытен, нещепетилен…
– А подробнее?
– Я как-то предложил ему за хорошую стрельбу трешку…
– Убитых четверо, раненых – тринадцать, из них шестеро тяжело, – тут же ответил Дмитрий, а у стоящего неподалеку Гаршина от услышанного сжалось сердце, поскольку в его взводе только убитых было двенадцать человек.
– Огнеприпасы?
– Чего нет, того нет, – развел руками унтер. – Однако люди посланы, трупов турецких много, так что совсем без патронов не останемся.
– Сам-то цел? – решился наконец спросить Линдфорс.
– А чего мне сделается? – пожал тот плечами.
– Ты знаешь, а поляк погиб.
– Какой поляк? А, этот…
– Ну, да, пленный. Турецкий снаряд совсем рядом разорвался.
– А часовые?
– Что часовые?
– Ну, погибли или нет?
– Кажется, живы.
– Тогда ладно!
В начале декабря пришло долгожданное известие о капитуляции гарнизона Плевны. Турецкий командующий Осман-паша поначалу вовсе не хотел сдаваться и предпринял отчаянную попытку прорвать блокаду и выйти с войсками из осажденного города, однако распорядительность командования и особенно стойкость русских войск не дали его плану осуществиться, и лучший османский вое начальник был вынужден сложить оружие. По этому поводу были большие торжества, и на победоносную армию пролился щедрый дождь наград. Больше всего, конечно, наградили генералов. Великий князь Николай Николаевич получил орден святого Георгия первой степени, Тотлебен – второй, Непокойчицкий и князь Имеретинский стали георгиевскими кавалерами третьей степени, а Левицкий – четвертой. Не забыли и о других участниках осады, а затем благодарность государя дошла и до Рущукского отряда.
Если не брать совсем уж больших персон, а ограничиться теми, кто попал в наше повествование, то полковник Тиньков стал генерал-майором и командиром бригады. Штабс-капитан Гаупт, как отбывший ценз командира роты, вернулся к штабной деятельности и занял вакансию адъютанта командующего гренадерским корпусом.
Персоны поменьше также не были обойдены высочайшим вниманием. Подпоручик Линдфорс был произведен в следующий чин, грудь его украсил Станислав с мечами и бантом, а на темляке появилась «клюква»[85].
Прапорщик Самойлович также получил повышение и Анну третьей степени с мечами, а вольноопределяющиеся Гаршин и Штерн стали кавалерами знака отличия военного ордена, а кроме того, были без экзаменов произведены в офицеры.
Офицеры полка устроили в честь новоиспеченных «благородий» пирушку, благо и тот и другой пользовались в их среде немалым уважением и даже, можно сказать, любовью. Поручик Праведников, правда, по отношению к Николаю совершенно не разделял эти чувства, но, по крайней мере, старался держать их при себе. Поскольку шампанского достать было совершенно невозможно, да и водка в здешних местах стоила неприлично дорого, привыкшие за время похода к спартанскому образу жизни господа офицеры пили крепчайшую местную ракию и желали своим новым товарищам успешной карьеры, столь блистательно начатой на войне.
Благородная пирушка вскоре перешла в банальную попойку, где каждый пытался выпить больше, чем может, закусить тем, до чего дотянется, а во время всего этого перекричать соседей, так что разгоряченные и немного утомившиеся прапорщики сочли за благо незаметно вый ти на воздух. Запахнув шинели, они стояли на улице и жадно втягивали в себя морозный воздух. Они были молоды, красивы и счастливы… ну, по крайней мере один из них.
– Ах, Всеволод, я чувствую себя на седьмом небе! – взволнованным голосом сказал Николаша. – Теперь даже этот чертов чорбаджи поймет, что я не простой солдат, и отдаст-таки за меня Петранку!
– Кстати, теперь ты не можешь просто так жениться, – деликатно улыбнувшись, напомнил ему Гаршин.
– О чем ты? – удивленно спросил Штерн.
– О том, что ты должен представить свою избранницу офицерскому собранию и только после одобрения ее кандидатуры жениться. Конечно это формальность, однако далеко не все в полку тебе симпатизируют. Так что вполне может случиться скандал.
– Брось, – усмехнулся Николаша, – ты же знаешь, я вовсе не стремлюсь к военной карьере. Офицерский чин и георгиевский крест, конечно, помогут мне в дальнейшем, но вот без благословления поручика Праведникова я вполне могу обойтись.
– Кстати о кресте, – нахмурился Гаршин, – тебе не кажется это свинством?
– Что? Ах, ты верно о нашем друге. Да – кажется, однако что тут поделаешь? Впрочем, полковник обещал взять это дело под свой контроль, так что я думаю, что все решится благополучно.
Несмотря на благодушный тон, настроение приятелей испортилось. Действительно, на награждении нижних чинов произошел пренеприятный случай. Их старому другу, унтер-офицеру Будищеву, должны были вручить давно причитающийся знак отличия военного ордена второй степени. Однако у прибывших с наградами военных чиновников не нашлось с собой золотого креста такого достоинства, и торжественная церемония была скомкана. Разозлившийся Буссе приказал было дать известному своей храбростью нижнему чину другой крест, с тем, чтобы впоследствии его можно было обменять, но представители чернильного племени отчего-то заартачились, а потому унтеру вручили только приказ, с обещанием выдать награду, как только таковая прибудет.
– Я, правда, хотел обратить твое внимание не только на это, – продолжил Всеволод после недолгого молчания.
– Что-то еще?
– Бог с ним с крестом, тем более что наш товарищ, кажется, не обратил на это безобразие никакого внимания, точно дело его не касалось вовсе. Но послушай, мы с тобой произведены в офицеры, хотя даже последнему рядовому в нашем полку известно, что Будищев куда больше понимает в военном деле, а следовательно, более достоин этого чина.
– Друг мой, – печально тряхнул головой Штерн, – тебе хорошо известно, что этот мир, скажем так, не совсем справедлив. Но исправить это мы с тобой не сможем, по крайней мере, не сейчас, так что, пожалуйста, не трави мне душу, а пойдем лучше выпьем!
– Нет уж, мне вполне довольно, да и тебе, я думаю, тоже!
– Это что за намеки? – деланно оскорбился Николаша и сделал зверское лицо, однако выдерживать свой маскарад он долго не смог, а потому тут же захохотал и бросился обнимать приятеля. – Да, ты, конечно, прав. Мы много выпили, так что пойдем к моему будущему тестю, думаю, нам там не откажут в гостеприимстве.
– Что же, идем. Мне определенно надо лечь!
По странному стечению обстоятельств, за много верст от бивуака Болховского полка тоже говорили о Будищеве. Вернувшийся из командировки Вельбицкий докладывал своему шефу Мезенцеву о произведенном расследовании.
– Ваше превосходительство, – без обиняков начал жандарм, – можно с полной уверенностью утверждать, что басня о незаконнорожденном, но при этом весьма геройском отпрыске графа Блудова – ложна. Хотя кое-какие основания для нее все-таки есть.
– Как прикажете вас понимать? – удивился начальник Третьего отделения.
– Дело в том, – ничуть не смутившись, продолжал штабс-капитан, – что наш старый знакомый Алоизий Макгахан немного напутал в своей корреспонденции. В ней он описывал подвиги вполне реального нижнего чина, унтер-офицера Будищева.
– Но отчего он связал его происхождение с графом?
– Дело в том, ваше превосходительство, что весьма вероятно, Будищев и впрямь байстрюк, причем именно Блудова. Однако не графа Вадима Дмитриевича и не его брата, давно не бывавшего в отечестве, а одного из представителей другой ветви этого довольно обширного рода. Некоего ярославского дворянина отставного капитан-лейтенанта Николая Павловича Блудова, ныне уже покойного.
– Это точно?
– Помилуйте, ваше превосходительство, откуда же мне знать? По документам Дмитрий Будищев, крестьянин Рыбинского уезда Ярославской губернии из села Будищева. Сам он о своем происхождении ничего не говорит, хотя добрая половина нижних чинов зовет его в шутку Графом. Вообще, источниками этого анекдота являются два вольноопределяющихся того же полка, Штерн и Лиховцев. Уж не знаю, с какой целью они поведали об этом офицерам, да только те мало того, что приняли все это всерьез, так еще и приукрасили легенду, привязав ее к более известному представителю рода Блудовых.
– Да уж, – проворчал Мезенцев, – армеуты просто обожают всякие сплетни!
– Именно так, ваше превосходительство.
– А что, этот унтер действительно такой герой?
– Более чем. Вообще, он человек в своем роде замечательный. Я бы даже сказал – исключительный!
– Вот как?
– Судите сами. Будучи призван перед самым выступлением полка из Рыбинска, он в короткое время сумел стать унтер-офицером и георгиевским кавалером. Храбр, силен, отлично стреляет из любого вида оружия.
– Так-таки и отлично?
– Я сам видел его в деле. Винтовка, револьвер, картечница… все одинаково подвластно ему!
– Любопытно!
– Кроме того, каждое утро он без всякого принуждения занимается гимнастикой, причем по довольно любопытной системе.
– А по-немецки[86] он не говорит? – нахмурился Мезенцев.
– Я тоже об этом подумал, ваше превосходительство, и даже попытался заговорить с ним на этом языке в боевой обстановке.
– Разумно, – закивал шеф корпуса жандармов, – так мог и проговориться. И что же?
– Ничего! Либо он совсем не знает немецкого, либо его нервы крепче канатов.
– В вашем голосе какая-то неуверенность…
– Дело в том, ваше превосходительство, что одну фразу на немецком он мне все-таки сказал, однако смысл ее от меня совершенно ускользнул.
– И что же это…
– Hitler kaput!
– Что, простите?
– Гитлер капут.
– Хм… а кто такой этот Гитлер?
– Не могу знать, – пожал плечами жандарм, – причем он сказал это с таким выговором, что стало ясно – Будищев не знает ни хохдойча, ни какого-либо другого германского диалекта.
– Любопытно. Что-нибудь еще?
– Он хорошо развит умственно, хотя умеет это скрывать, выставляя себя эдаким балагуром. Систематического образования он определенно не получил, скорее можно сказать, что лица, воспитывающие его, стремились дать своему подопечному в руки ремесло. Хотя и довольно оригинальное.
– Что вы имеете в виду?
– Он недурно разбирается в гальванике и даже как-то починил таковое устройство на одном из минных катеров нашей Дунайской флотилии. Так что по меньшей мере одним успехом моряки обязаны ему.
– Наш пострел везде поспел, – усмехнулся шеф жандармов. – Что-нибудь еще?
– Быстро принимает решения и не менее быстро приводит их в жизнь, – продолжил доклад Вебицкий. – Скрытен, нещепетилен…
– А подробнее?
– Я как-то предложил ему за хорошую стрельбу трешку…