Страна чудес

Снежные рулоны оказались у лестницы. Снежинки, испарявшиеся с их дугообразных форм, создавали иллюзию, будто они дышат. Пытаются отдышаться. Словно стая диких собак разных размеров, бдительных и голодных.

Они не дали бы ей уйти.

Орла хотела понять, как Оно это делало: преобразовывало ли оно землю или же их разум? Все, что они видели, казалось настоящим. Выглядело настоящим – настолько, что она перепутала мужа с белым медведем. Но как такое возможно? Ни у одного призрака не было бы столько власти над землей или людьми, верно? И что Оно пыталось сказать или сделать? Его отчаяние сейчас казалось очевидным, и не имея других доказательств, Орла предположила, что есть связь между Его поведением и ускорившимся увяданием гигантской сосны, где Оно «жило».

Стая снежных рулонов следила за каждым ее движением, пока она стояла на ступеньках. У них не было глаз, но Орла чувствовала, что они за ней наблюдают. Оценивают. Выжидают, чтобы наброситься, если она сделает что-то не так. Орла хотела накинуться на это чертово нечто, сделать хоть что-нибудь.

Вот и конец ее плану откопать машину и уехать отсюда. Слишком легко было представить, как это орда катится на нее, погребая под собой. Делает сиротами ее детей.

Нет, она понимала, что так нельзя.

– Хорошо. Мы стараемся. – Орла вытянула руки: «Стоп». И подняла их: «Мы не виноваты. Мы стараемся».

Снежные рулоны ждали, словно бесстрастная публика. Дожидались следующего акта…

Орла ушла со сцены и исчезла в доме.





31




Перед тем как уехать из города, Орла прочла книгу автора корейско-американского происхождения, который уехал в Пхеньян преподавать в элитной школе. Северная Корея была увлечением, которое они с Шоу разделяли; они смотрели все документальные фильмы, которые могли найти об этой скрытной, авторитарной нации. Молодежь подчинялась строгим правилам, ее заставляли, как мясо, проходить через мясорубку и становиться однородной массой. Даже их понятие дружбы приводило Орлу в ужас: «друзей» назначали, и они следили друг за другом. Но что насчет свободы воли? А как же любовь? Все было так по-оруэлловски – устранить язык, чтобы устранить мысли, вот только ничто не может навсегда подавить человеческие эмоции. Это потребовало бы, как в научной фантастике, хирургического удаления неотъемлемой части души.

Эта книга привела ее к другой, к сборнику рассказов, которые были вывезены контрабандой из страны. Именно в одной из историй Орла узнала, что существует наказание за неприкрытые слезы на публике. Подобные проявления повышенной тревожности считались доказательством оппозиционной настроенности человека: ни у одного жителя Северной Кореи, который по-настоящему любит свою страну, нет повода плакать. И не может быть никогда. Потеря контроля над своими эмоциями может означать изгнание. Или казнь.

Поскольку Орла провела всю следующую неделю взаперти с детьми, она узнала, насколько сложнее подавить эмоции, чем физическую боль – каждый день, весь день, а не только напоказ на час или два. Особенно сложными были эмоции, которые заставляли человека плакать или кричать, возмущаться или учащенно дышать. Что касалось ее, она опасалась неизвестных последствий, если ее поймают на инакомыслии. Изгнание, казнь.

Она заставляла себя поддерживать оптимистичный настрой ради Элеанор Куин и Тайко, в то время как все внутри было вверх дном. Орла волновалась, что проявление эмоций в итоге размотает ее, словно пряжу, а затем последует наказание. Пряжа разматывалась, опутывая предметы, а в центре было ничто.

Это Ничто ее пугало. Ничто – это была она, которая раскачивалась в углу с пустым взглядом, в то время как Элеанор Куин поджигала на себе футболку, пытаясь зажечь дровяную печь, в то время как Тайко до крови резал руки, пытаясь открыть последнюю банку спагетти.

Чтобы ничего не упустить, она заперла в себе ужас, горе, беспокойство, сожаление. Орла каждый день хвалила детей за то, что занимали себя, за то, что не жаловались. Тайко наконец-то слишком испугался, чтобы даже предлагать поиграть во дворе, а Орла притворилась, что это победа – больше никаких истерик в четырех стенах, будто он – взрослый мальчик, который рос в нормальных условиях.

Они придумали много игр, в которых зачастую надо было попасть в мишень скатанной парой носков. Орла вытащила из подвала пару пустых коробок и сделала картонное каноэ. Притворяясь, что они гребут на каноэ по таинственному океану, полному дружелюбных животных, они позабыли о заточении. Гостиная, теперь размером с три объединенных воображения, больше не казалась тесной. Они могли отправиться куда угодно, пока ее не существовало.

Арахисового масла не осталось, как и хлеба. Мед на крекерах стал их новым любимым угощением. Они привыкли размачивать хлопья водой, хотя осталась всего половина коробки. Орла раздробила пакет замороженных овощей на три дня. Она подала их вместе с банкой разогретого куриного супа с лапшой, который разлила в три миски. Тайко не жаловался на лимскую фасоль, с которой когда-то предпочитал играть, а не есть. А Орла даже не думала снимать постельное белье и закидывать в стиральную машинку. Вода не была насущной проблемой, и электричество работало, но теперь предметы первой необходимости из их прежней жизни казались ненужной роскошью. Тем не менее Орла продолжала проверять оба мобильных телефона на наличие сигнала много раз на дню.

Они почти забросили второй этаж. Ванная была необходимостью, но никто не хотел оставаться один в комнате с дверью, как в тюремной камере. Орла стащила матрас по лестнице. Днем он подпирал входную дверь – все равно они никуда не ходили. А ночью она тащила его на середину комнаты и роняла. Тайко и Элеанор Куин приносили охапкой одеяла и подушки, и они спали, как щенки.

Часто, после того как Тайко засыпал, Орла и Элеанор Куин тихонько уходили на кухню, чтобы обсудить все, что Элеанор Куин ощущала в течение дня. Орла становилась официальным переводчиком, когда дочка видела лишь цвета, движения или ощущения. За эти дни они собрали рабочую теорию. И на солнцестояние, самую длинную ночь в году и один из самых древних священных праздников, планировали провести церемонию, во время которой надеялись раз и навсегда упокоить неугомонный дух.

Элеанор Куин продолжала описывать осязаемое облако страха. Орла все еще не до конца понимала природу сущности – было ли Оно едино с деревом? Древняя сосна и некое проявление Его духа? Или они были отдельными существами? На протяжении долгих лет она следила за Исландией, интерес к которой проявляла еще в девяностые годы с открытия группы Sugarcubes (и с тех пор ее любовь к Бьорк лишь выросла). А еще Орла была подписана на пару исландских блогеров. Она вспомнила, что те люди – а еще в Ирландии – привыкли верить, что камни в их стране – это дома духов. Детям не разрешалось карабкаться на такие камни, и никто не пытался убрать валуны со двора. Они с уважением относились к обитавшим рядом с ними эльфам и старались не нарушать их покой.

Кто-то из блогеров выкладывал статью, которая читалась как выдумка – о бригадире-строителе, которому приснился дух тех мест, где возводили новый аэропорт. Во сне существо тех земель попросило отложить строительство, чтобы его семья смогла найти новый дом. В современном мире это было неслыханно, но строительство не возобновилось до тех пор, пока бригадиру не приснилось, что духи благополучно ушли. И разве в Ирландии не оставляют до сих пор еду для эльфов? Такие истории звучали мило и безобидно, но, возможно, что-то подобное происходило на их земле, только с недовольным и навязчивым духом.

Чем дольше Орла об этом думала, тем правдоподобнее это казалось. Почему-то ведь людили верили в подобное?

И если зимнее солнцестояние имело большое значение для язычников и виккан, несмотря на то что римляне отобрали эти празднования, посвятив их дню рождения Христа, тем лучше. Орла не была уверена в языческой связи, но когда-то сюда приехала больная девушка с пентаграммой для душевного покоя. Не помешало бы использовать все инструменты в арсенале.

Они сошлись на том, что дерево умирало. Значило ли это, что сущность умирала тоже? Этого ли Оно хотело от семьи – чтобы кто-нибудь стал тому свидетелем? Очеловечить страх смерти в одиночестве было легко понять, так что это стало и причиной, и следствием их затруднительного положения, и решением. Орла представляла себе церемонию как действо, где держатся за руки у кровати умирающего любимого человека.

Элеанор Куин не стала возражать против ее интерпретации, поэтому накануне солнцестояния они окончательно доработали свой план. Они не могли просидеть с деревом всю долгую ночь – зима была в разгаре, и при таком долгом пребывании на холоде им точно грозило бы переохлаждение или обморожение. Тем не менее символизм был важен, и Орла посчитала, что с их стороны достаточно чутко и щедро было даже рисковать идти в темноту, учитывая, как крепко Оно держало их в страхе. Сколько Оно отняло. Накинулось ли Оно на них из страха перед неизвестным, перед вечным сном? Могут ли они даровать успокоение, упокоив это могущественное, разумное существо?

Орла запланировала разбудить детей в одиннадцать, чтобы составить дереву компанию в решающий полуночный час, на мосту между завершением самой длинной ночи в году и постепенным возрождением несущего жизнь солнца. Элеанор Куин подробно описала в своем блокноте на пружинке все, что им нужно было взять с собой.

– Все продумали? – спросила Орла.

Дочка кивнула. Они улыбались друг другу, разделяя одну и ту же мысль. Победа. Ему почти настал конец. Они отдадут Ему дань уважения, а потом… Орла подмигнула, зная, что Элеанор Куин достаточно умна, чтобы понять: «Потом мы сбежим». Были вещи, которые они договорились не озвучивать, чтобы дерево не думало, что его предают. В самом деле у них не было желания его предавать, обманывать или причинять вред. Они просто хотели – нуждались – оказаться подальше от этого места.

Орла собиралась отправить Элеанор Куин поспать пару часиков. Сама она сидела в неказистом клетчатом кресле, потягивая чай, заваренный из использованных много раз чайных пакетиков, малышами наблюдала за детьми на матрасе у ее ног. В течение дня, о котором она не позволяла себе думать как о последнем (чтобы не испортить план), она помогала детям делать короны из бумаги, такие, чтобы их можно было надеть на шапки. После того как они закончили их украшать, Орла нарезала полоски из разноцветного картона, а Тайко с Элеанор Куин склеили их в длинную гирлянду.

– Надо сделать ее очень-очень-очень длинной, – сказала Элеанор Куин, – иначе ее не хватит на всю длину.

– Это наша елка? – спросил Тайко.

– Вроде того, – ответила Орла. – Традиция наряжать на Рождество елку символизирует вечную жизнь. Особенно зимой, когда все остальное не растет.

Историк или богослов сумел бы поставить под сомнение точность ее объяснения, но оно соответствовало той церемонии, которую они придумали. Если это нечто слушало, ей хотелось, чтобы Оно нашло утешение в теории вечной жизни.


Орла слышала голос Шоу у себя в голове днем и ночью и изумлялась, что теперь одушевляет лес.

– Мы не сможем поставить сверху звезду, – сказал Тайко.

Орла и Элеанор Куин засмеялись.

– Если только не научимся летать, – ответила Орла.

– На небе будут звезды. Вся Вселенная может помочь украсить дерево, – сказала Элеанор Куин. – Даже папа.

Тайко засиял, подняв свои пальчики в клее:

– Ему понравится.

Для него же будет лучше.

Орла все еще пыталась понять, почему Шоу пришлось умереть, когда в Его распоряжении было столько других трюков. Было ли это несчастное слияние Его желаний и их проклятого ружья? Может, Оно не знало, что у них есть такое оружие. Или, если это нечто поняло мрачный порыв Шоу, его желание покончить с собой, это могло быть исполнением желания. А может быть, кто знает, существо намеревалось устроить что-то совершенно другое, безобидное – встречу двух медведей, которые просто поборолись бы в снегу, поспорили и пришли бы к какому-нибудь выводу. Но каков был бы этот вывод? Уйти? Остаться? Бойтесь меня? Любите меня?

Чай остыл. Но она осталась в кресле и держала в голове образы Тайко и Элеанор Куин, как они готовятся к празднику, к торжеству. Мои дети любят тебя. Мы придем помочь.

Орла надеялась, что Оно оценит искренность, щедрость детей и все, чем они пожертвовали.



Элеанор Куин проснулась от очень осторожного касания с ощущением, будто ей так и не удалось поспать. Затем Орла подняла Тайко, и он возмущенно взвизгнул. Его волосы торчали во все стороны, и только сейчас женщина поняла, что уже несколько дней не купала сына и не мыла ему волосы.

Он сидел на матрасе, тер глаза, пока Орла одевала его во все теплое. Холодный воздух его быстро разбудит. Прежде чем выйти из дома, она надела им на шапки короны.

– Мы идем на праздник? – спросил Тайко, наконец-то оживившись.

– Да, пора – на наш специальный праздник. Для очень особенного дерева. И у нас есть для этого все необходимое.

Она посмотрела на Элеанор Куин; девочка повернулась боком, чтобы показать: она готова, надела рюкзак.

Тайко захныкал, когда они вышли на улицу, на холодный воздух. Прижался лицом к маминой куртке. Орла включила фонарик, а затем подняла его на руки. Все вместе направились к дереву.

Орла никогда не бывала зимой на природе в такой глуши, да еще и ночью. Луна помогала им освещать путь, шлифуя ландшафт – посеребренный снег, стволы деревьев, словно свинцовые стволы ружей. Днем бывало, что в небе, высоко над ними, пролетал самолет, или они слышали что-то напоминающее грохот грузовика на далеком шоссе. Но теперь, когда вошли в непроглядную тьму, мир оцепенел. Даже птицы молчали, если не считать редких уханий осторожной совы. Воздух доносил до них слабый аромат горящего дерева – где-то разжигали костер.

Сердце Орлы забилось быстрее, когда они подошли к линии деревьев. Ей было жутко входить туда, и на секунду она задержалась, запрокинув голову.

– Глядите, – сказала Орла.

Такая ясная ночь. Таким небом Шоу наверняка хотел изумить их. В городе звезды заменяли светящиеся окна. Они искали мосты и небоскребы, с которых можно было увидеть город издалека, сверху, с его неестественными созвездиями. Взглянуть наверх было все равно что стать свидетелем глубин бесконечности, невероятных расстояний, где галактика за галактикой раскрывали свои тайны. Их планета была крупинкой среди многих, их солнце – булавкой света.

– Мы выглядим такими же мелкими для кого-то другого, – сказала она. И, возможно, там, высоко, действительно был кто-то похожий, с похожим видом и похожими желаниями, кто-то с такой же нывшей от боли душой, кто хотел сбежать.

– Наверху есть люди, мама? – спросил Тайко. – На других планетах?

– Может быть. Настолько далеко, что мы их еще не нашли.

– Мы можем их навестить?

– Не сейчас.

– Ой, что это такое? – спросила Элеанор Куин, указывая на небо. Впервые за долгое время ее голос звучал радостно. – Смотрите, оно движется!

Орла увидела движущуюся точку света.

– Это, скорее всего, спутник.

– Спутник! – Теперь Тайко проснулся окончательно.

– Там, наверху, много спутников, для связи и погоды. – Орла уделила минутку, чтобы как следует разглядеть изумленные лица детей.

Их спокойствие нарушил крик. Почти человеческий крик боли.

Тайко напрягся у нее на руках и вцепился в шею. Элеанор Куин прижалась к Орле.

– Мама? – спросила она.

Существо снова взвыло, и на этот раз Орла была уверена, что это животное, а не человек. Она смотрела с Шоу видео на YouTube, чтобы познакомиться с местной фауной. Животные, как она узнала, умели издавать очень неожиданные звуки. Олень лаял. Даже белки могут злобно рычать.

– Может быть, это лиса? – предположила она.