Сшивающий время
Часть 7 из 15 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Незнакомец в опрятной, но промокшей одежде, с толстой тростью в руке, чем-то похожей на здоровую дубинку, и с большой чёрной собакой с широким ошейником, идущей за ним по пятам, целенаправленно направился к Абелю. Не спрашивая разрешения, он повесил плащ на гвоздь у очага и уселся на свободное место. Посетитель, судя по его внешности, приехал, вероятно, этим днём и только недавно нашёл место для постоя, так как щёки его темнели и не видели брадобрея сутки или двое, а волосы требовали ухода. Костюм из недешёвой шерстяной ткани нёс на себе следы дороги, зато сапоги, явно испанской кожи, хотя и покрыты грязью, явно были недавно чищены. В общем, странный человек с собакой.
Абель принялся рассматривать этого мужчину и не мог понять, что его тревожило. Может, отчасти потому, что незнакомец явно кого-то поджидал, если судить по взглядам, которые тот бросал на дверь всякий раз, когда она открывалась. Либо потому, что оценивал каждого из сидящих за столом как товар: этот стоящий, а тот никчёмный. В конце концов, Дюбуа, которого разбирало любопытство, жестом велел гарсону принести вина и предложил гостю выпить.
- Кого-нибудь ожидаешь, дружище? - спросил Абель.
Человек, словно не слыша вопроса, лишь погладил набалдашник трости, а потом резко взглянул на Дюбуа. Он был моложе, чем поначалу представилось Абелю, - двадцати пяти, возможно, тридцати лет, хотя его карие глаза над выступающими скулами - глаза злые - казались немолодыми.
- Ждёшь кого? - переспросил Дюбуа.
- Может быть, - произнёс он. - Но, кажется, я совершил ошибку.
- Решив, что твой приятель сегодня окажется здесь?
Человек не сразу поддержал предложенную беседу, а подался вперёд и, взяв бутылку в руку, наполнил свой стакан, после чего буркнул:
- Что завернул сюда.
Дюбуа посмотрел на него недоумённо и расхохотался, а потом намекнул незнакомцу, что время пойдёт быстрее за дружеской партией в фараона или в обществе толстушки Мими. Но так как Мими сейчас занята, то остаются только игры. Абель считал себя хорошим игроком в карты, хотя ему редко удавалось найти человека настолько глупого или пьяного, чтобы тот согласился играть с ним. Но сегодня вечером ему, кажется, повезло, потому что незнакомец сказал:
- А почему бы и нет?
Всякий завсегдатай 'Двух дубов' мог объяснить новичку, почему нет, но они предпочли не делать этого. И вот Дюбуа и его новый партнёр по игре оказались перед нераспечатанной колодой карт. Друзья Абеля, с суровыми лицами и плотоядными взглядами, подвинулись к столу и сгрудились, точно стервятники, в кругу дымного света. Дюбуа играл хорошо и расчётливо. После второго круга ему выпала дама треф, и он стал сдающим. Через три тура он избавился от своих карт и стал подсчитывать штрафные очки играющих, следя за незнакомцем. Тот, казался равнодушным к тому, сколько сантимов он теряет, как будто это его почти не заботило. Он просто протянул руку к широкому ошейнику, извлёк из него монету в пол франка и бросил на стол. А потом ещё раз и ещё, а большая чёрная собака, лежавшая у его ног, лишь внимательно поглядывала на хозяина. Точно так же её хозяин смотрел на дверь каждый раз, когда она распахивалась, и подливал после этого вина в свой стакан. Дюбуа, естественно, не возражал против того, что это совершалось из его бутылки. С каждым глотком терялась сосредоточенность, а что может быть лучше пьяного соперника, ведь незнакомец только больше проигрывал.
- Может, удвоим ставки? - предложил одноногий шкипер.
Незнакомец кивнул, мол, как хочешь.
- Сегодня без меня, - произнёс игрок, сидящий по правую руку от гостя.
- Как скажешь, Модест, - усмехнулся Дюбуа. - Сходи на кухню, там тебя дожидаются хлебные корки для лошадей. А игру оставьте для настоящих мужчин.
Через кон стол покинул ещё один игрок, и карты сдавались уже на троих. Вскоре право раздачи перешло к незнакомцу. Он вновь глотнул вина, посетовал на опустевшую бутылку и стал небрежно тасовать колоду всё с тем же полным равнодушием, отчего опешили даже смотревшие на них завзятые игроки. Выпить практически в одиночку целую бутыль, и продолжать играть на деньги, нужна была не дюжая сила воли. Через две партии незнакомец развёл руками и сказал:
- Монеты кончились. Тут дают в долг?
В тех кругах, где вращался Абель, за игровым столом в долг, конечно давали. Но ещё через четыре партии ситуация повторилась.
- Ставь своего пса! - предложил шкипер.
Абель раскрыл было рот, чтобы возразить, но передумал. Колода была краплёная, а ловкость натренированных рук отменная. Он знал, что у него или у шкипера будут те карты, которые надо.
- Хороший пёс, - тем временем продолжал шкипер. - Я бы дал пять франков.
- Не пойдёт, - сухо ответил незнакомец.
- Лучше давай испанские сапоги, что на тебе надеты, - предложил Абель.
- Пусть так, - улыбнулся шкипер. - Сапоги против пяти франков.
- Сорок франков, - поправил незнакомец. - Они приносят удачу. За сапоги сорок франков.
Ни одни сапоги не стоили такую сумму, даже непромокаемые козьи ботфорты льежского епископа, считающиеся самой дорогой обувью, но Дюбуа потёр руки. Бывало, он нарочно проигрывал, самую малость, чтобы успокоить подозрения, но никогда не оценивал за столом вещь, вдвое меньше от цены скупщика. Однако в этот раз он собрался обобрать незнакомца до нитки и произнёс:
- Играем! Но теперь каждое очко по франку.
Однако с новой раздачей что-то пошло не так. Две дамы у незнакомца позволили закончить ему первым. Следующая партия прошла ровно, и гость расстался лишь с двумя монетами, а вот две последующих вышли с крупными неприятностями. У Дюбуа оставались на руках десятки и девятки, и незнакомец не только закрыл долг, но и оказался в выигрыше. Абель выпил, вытер рукой рот, забыв о платке и засопел. Ему захотелось вернуть свои деньги и увидеть, как с лица незнакомца сползёт это холодное выражение невозмутимости. Спустя двадцать минут ситуация немного выровнялась и гость заявил:
- Как-то скучно проходит игра.
- Так заставь свою собаку полаять, - сострил шкипер.
- Если мне потребуется, я любого заставлю лаять, - посмотрев на шкипера пронизывающим взглядом, вернул остроту незнакомец.
- Так уж любого? - весело переспросил Дюбуа.
- Проверим?
- Давай, - произнёс Абель.
- Повысим ставку до ста франков за очко, - тут же предложил незнакомец.
Шкипер отрицательно закачал головой, стараясь отговорить товарища от необдуманного поступка, но Дюбуа было не остановить.
- Играем вдвоём, - с жаром произнёс он.
- Новую колоду сюда! - приказал, как щёлкнул хлыстом гость.
Спустя некоторое время Абель оказался с веером из карт, и над столом прозвучала фраза, подобная приговору:
- Теперь ты мне должен четыре тысячи двести франков.
Дюбуа схватился за край стола. Он видел, что вокруг них собралась целая толпа зевак, и их рожи с глиняными трубками между оскаленных зубов излучали злорадство. Они упивались его проигрышем.
- Я заплачу тебе завтра, - пробормотал Абель.
Незнакомец мягко возразил:
- Нет. Прямо сейчас.
Последовало долгое молчание, за время которого личность незнакомца подверглась переоценке. Из жертвы он превратился в хищника, и его когти настолько крепко вцепились в добычу, что зрители с ещё большим интересом устремили взгляды на Дюбуа. Что же он предпримет?
- У меня не хватит монет, даже если я выверну все заначки у каждого в этом трактире.
- В таком случае, придётся взять чем-нибудь другим. Гавкай. Каждый 'гав', один франк.
- Я лучше сдохну, - сказал Абель.
Незнакомец потрепал за загривок своего пса и тот от удовольствия заурчал, а потом зевнул, раскрыв пасть, в которую уместилась бы шея взрослого мужчины.
- И это можно устроить, - ласково произнёс гость и вдруг резко ударил своей тростью по столу с криком: - Всем выйти! Вон!
Упрашивать или повторять дважды не пришлось. Завсегдатаи были очень понятливыми людьми и бросились к дверям с завидной скоростью. И лишь один человек, с характерными мозолями от вожжей на ладонях, оказавшись на кухне, стал свидетелем дальнейшего действа и разговора.
Собака зарычала и, повинуясь команде хозяина, бросилась на Дюбуа, вцепившись в пах мёртвой хваткой.
- Гавкай! Каналья!
Дюбуа в одно мгновенье превратился в ничтожество, прожившим до онемения бессмысленную жизнь и подошедший к финальной черте одиноким, обескровленным и проигравшим как ныне живущим, так и оставившим этот мир всем своим врагам.
- Гав, гав, гав...
- Вот видишь, как просто заставить человека гавкать, - отзывая пса, произнёс незнакомец.
Дюбуа лишь скрипнул зубами.
- Я разыскиваю иностранца, русского, - между тем, продолжал хозяин собаки. - Он выехал из Кале полторы недели назад. Позавчера он был ещё в Брюсселе. Если к завтрашнему вечеру ты не отыщешь его или не сможешь доказать, что его тут нет, то станешь гавкать на эшафоте, Абель Дюбуа. Или как там тебя... Рене де Батц?
- Я разыщу, - тихо произнёс Абель.
- Найдёшь меня в комиссариате. Спросишь месье Пьера, и тебя проводят ко мне. А теперь пошёл вон!
Как только дверь за Дюбуа закрылась, Пьер сгрёб все монеты со стола в кучку, подобрал чью-то впопыхах оставленную шляпу, ссыпал туда деньги и покинул заведение.
***
Противный мелкий дождь шёл уже третий день к ряду и пропитал подъездные пути к пакгаузам и причалам до того состояния, когда колёса тяжело нагруженной телеги проваливались до осей. Словно насмехаясь над водостоками и канавами, которые уже не справлялись, вода неслась по ним с бульканьем и клекотом, извергаясь в Маас бурым потоком мусора и грязи. Маастрихт засыпал в объятиях зимней ночи, однако, как и в любом другом городе, далеко не все взбивали перины, поправляли одеяла и гасили ночные светильники. Нетвёрдой походкой шли в пивные закоренелые гуляки и картёжники; вылезали из подворотен бандиты и шулеры; проклиная свою жалкую участь, под неусыпным взглядом сутенёров подпирали отсыревшие стены проститутки; уговаривали своих лошадей потерпеть ещё чуток ломовые извозчики. Большинство тех, кто ощущал капли дождя на своих плечах, делали это не по своей воле: они подчинялись некой безжалостной и неумолимой госпоже - нищете. Это по её прихоти, валясь от усталости с ног, гудел вдали засыпающих кварталов порт, где непрерывно подходили к причалам припозднившиеся всё новые трамповые баржи , баркасы и различные лодки.
Уже давно отзвонил 'Грамеер' и реку плавно поглощали сумерки, когда наша баржа вышла на траверс порта и пошла дальше по течению, в надежде успеть причалить хотя бы не в кромешной тьме у самого дальнего причала. За окном кареты, прикрытой от чужих взглядов вязанками соломы, тусклыми огнями мерцал занятый собой, холодный и равнодушный до чаянья людей Маастрихт. На диване, невероятно мягком и услужливо с тихим скрипом прогибающемся, я разложил свой жилет и два револьвера. Если мне не изменяло чутьё, то именно здесь должна завершиться афера Дюбуа. Не зря же так долго грузили баржу, а потом ожидали её одноногого шкипера, внезапно задержавшегося и привёзшего эту странную записку. Впрочем, всему своё время, - рассудил я и стал одеваться.
- Не ходите туда, - сказала Полина, смотря на мои приготовления. - Мне тревожно.
- Едва ли меня там ждут сильные неприятности, - ответил я. - Когда я был маленький, я воровал сливы из соседского сада с куда большей опасностью для жизни.
- Всё равно мне не понятно, почему нельзя было отдать сразу всю сумму за карету, а не разбивать её на две части? - спросила маркиза.
- Это было не моё условие.
- Глупое условие! - фыркнула она.
Когда я вышел из кареты, ветер прихватил занавески, и дверь хлопнула по раме так, что звук получился оглушительным, словно на противоположном берегу выстрелили из старой кулеврины, и я чуть было не схватился за оружие, когда предо мной оказался наш кучер.
- Как обстановка? - спросил я первое, что пришло мне в голову.
- Всё идет, как было задумано, монсеньог. С пгичала уже подают знак.
Абель принялся рассматривать этого мужчину и не мог понять, что его тревожило. Может, отчасти потому, что незнакомец явно кого-то поджидал, если судить по взглядам, которые тот бросал на дверь всякий раз, когда она открывалась. Либо потому, что оценивал каждого из сидящих за столом как товар: этот стоящий, а тот никчёмный. В конце концов, Дюбуа, которого разбирало любопытство, жестом велел гарсону принести вина и предложил гостю выпить.
- Кого-нибудь ожидаешь, дружище? - спросил Абель.
Человек, словно не слыша вопроса, лишь погладил набалдашник трости, а потом резко взглянул на Дюбуа. Он был моложе, чем поначалу представилось Абелю, - двадцати пяти, возможно, тридцати лет, хотя его карие глаза над выступающими скулами - глаза злые - казались немолодыми.
- Ждёшь кого? - переспросил Дюбуа.
- Может быть, - произнёс он. - Но, кажется, я совершил ошибку.
- Решив, что твой приятель сегодня окажется здесь?
Человек не сразу поддержал предложенную беседу, а подался вперёд и, взяв бутылку в руку, наполнил свой стакан, после чего буркнул:
- Что завернул сюда.
Дюбуа посмотрел на него недоумённо и расхохотался, а потом намекнул незнакомцу, что время пойдёт быстрее за дружеской партией в фараона или в обществе толстушки Мими. Но так как Мими сейчас занята, то остаются только игры. Абель считал себя хорошим игроком в карты, хотя ему редко удавалось найти человека настолько глупого или пьяного, чтобы тот согласился играть с ним. Но сегодня вечером ему, кажется, повезло, потому что незнакомец сказал:
- А почему бы и нет?
Всякий завсегдатай 'Двух дубов' мог объяснить новичку, почему нет, но они предпочли не делать этого. И вот Дюбуа и его новый партнёр по игре оказались перед нераспечатанной колодой карт. Друзья Абеля, с суровыми лицами и плотоядными взглядами, подвинулись к столу и сгрудились, точно стервятники, в кругу дымного света. Дюбуа играл хорошо и расчётливо. После второго круга ему выпала дама треф, и он стал сдающим. Через три тура он избавился от своих карт и стал подсчитывать штрафные очки играющих, следя за незнакомцем. Тот, казался равнодушным к тому, сколько сантимов он теряет, как будто это его почти не заботило. Он просто протянул руку к широкому ошейнику, извлёк из него монету в пол франка и бросил на стол. А потом ещё раз и ещё, а большая чёрная собака, лежавшая у его ног, лишь внимательно поглядывала на хозяина. Точно так же её хозяин смотрел на дверь каждый раз, когда она распахивалась, и подливал после этого вина в свой стакан. Дюбуа, естественно, не возражал против того, что это совершалось из его бутылки. С каждым глотком терялась сосредоточенность, а что может быть лучше пьяного соперника, ведь незнакомец только больше проигрывал.
- Может, удвоим ставки? - предложил одноногий шкипер.
Незнакомец кивнул, мол, как хочешь.
- Сегодня без меня, - произнёс игрок, сидящий по правую руку от гостя.
- Как скажешь, Модест, - усмехнулся Дюбуа. - Сходи на кухню, там тебя дожидаются хлебные корки для лошадей. А игру оставьте для настоящих мужчин.
Через кон стол покинул ещё один игрок, и карты сдавались уже на троих. Вскоре право раздачи перешло к незнакомцу. Он вновь глотнул вина, посетовал на опустевшую бутылку и стал небрежно тасовать колоду всё с тем же полным равнодушием, отчего опешили даже смотревшие на них завзятые игроки. Выпить практически в одиночку целую бутыль, и продолжать играть на деньги, нужна была не дюжая сила воли. Через две партии незнакомец развёл руками и сказал:
- Монеты кончились. Тут дают в долг?
В тех кругах, где вращался Абель, за игровым столом в долг, конечно давали. Но ещё через четыре партии ситуация повторилась.
- Ставь своего пса! - предложил шкипер.
Абель раскрыл было рот, чтобы возразить, но передумал. Колода была краплёная, а ловкость натренированных рук отменная. Он знал, что у него или у шкипера будут те карты, которые надо.
- Хороший пёс, - тем временем продолжал шкипер. - Я бы дал пять франков.
- Не пойдёт, - сухо ответил незнакомец.
- Лучше давай испанские сапоги, что на тебе надеты, - предложил Абель.
- Пусть так, - улыбнулся шкипер. - Сапоги против пяти франков.
- Сорок франков, - поправил незнакомец. - Они приносят удачу. За сапоги сорок франков.
Ни одни сапоги не стоили такую сумму, даже непромокаемые козьи ботфорты льежского епископа, считающиеся самой дорогой обувью, но Дюбуа потёр руки. Бывало, он нарочно проигрывал, самую малость, чтобы успокоить подозрения, но никогда не оценивал за столом вещь, вдвое меньше от цены скупщика. Однако в этот раз он собрался обобрать незнакомца до нитки и произнёс:
- Играем! Но теперь каждое очко по франку.
Однако с новой раздачей что-то пошло не так. Две дамы у незнакомца позволили закончить ему первым. Следующая партия прошла ровно, и гость расстался лишь с двумя монетами, а вот две последующих вышли с крупными неприятностями. У Дюбуа оставались на руках десятки и девятки, и незнакомец не только закрыл долг, но и оказался в выигрыше. Абель выпил, вытер рукой рот, забыв о платке и засопел. Ему захотелось вернуть свои деньги и увидеть, как с лица незнакомца сползёт это холодное выражение невозмутимости. Спустя двадцать минут ситуация немного выровнялась и гость заявил:
- Как-то скучно проходит игра.
- Так заставь свою собаку полаять, - сострил шкипер.
- Если мне потребуется, я любого заставлю лаять, - посмотрев на шкипера пронизывающим взглядом, вернул остроту незнакомец.
- Так уж любого? - весело переспросил Дюбуа.
- Проверим?
- Давай, - произнёс Абель.
- Повысим ставку до ста франков за очко, - тут же предложил незнакомец.
Шкипер отрицательно закачал головой, стараясь отговорить товарища от необдуманного поступка, но Дюбуа было не остановить.
- Играем вдвоём, - с жаром произнёс он.
- Новую колоду сюда! - приказал, как щёлкнул хлыстом гость.
Спустя некоторое время Абель оказался с веером из карт, и над столом прозвучала фраза, подобная приговору:
- Теперь ты мне должен четыре тысячи двести франков.
Дюбуа схватился за край стола. Он видел, что вокруг них собралась целая толпа зевак, и их рожи с глиняными трубками между оскаленных зубов излучали злорадство. Они упивались его проигрышем.
- Я заплачу тебе завтра, - пробормотал Абель.
Незнакомец мягко возразил:
- Нет. Прямо сейчас.
Последовало долгое молчание, за время которого личность незнакомца подверглась переоценке. Из жертвы он превратился в хищника, и его когти настолько крепко вцепились в добычу, что зрители с ещё большим интересом устремили взгляды на Дюбуа. Что же он предпримет?
- У меня не хватит монет, даже если я выверну все заначки у каждого в этом трактире.
- В таком случае, придётся взять чем-нибудь другим. Гавкай. Каждый 'гав', один франк.
- Я лучше сдохну, - сказал Абель.
Незнакомец потрепал за загривок своего пса и тот от удовольствия заурчал, а потом зевнул, раскрыв пасть, в которую уместилась бы шея взрослого мужчины.
- И это можно устроить, - ласково произнёс гость и вдруг резко ударил своей тростью по столу с криком: - Всем выйти! Вон!
Упрашивать или повторять дважды не пришлось. Завсегдатаи были очень понятливыми людьми и бросились к дверям с завидной скоростью. И лишь один человек, с характерными мозолями от вожжей на ладонях, оказавшись на кухне, стал свидетелем дальнейшего действа и разговора.
Собака зарычала и, повинуясь команде хозяина, бросилась на Дюбуа, вцепившись в пах мёртвой хваткой.
- Гавкай! Каналья!
Дюбуа в одно мгновенье превратился в ничтожество, прожившим до онемения бессмысленную жизнь и подошедший к финальной черте одиноким, обескровленным и проигравшим как ныне живущим, так и оставившим этот мир всем своим врагам.
- Гав, гав, гав...
- Вот видишь, как просто заставить человека гавкать, - отзывая пса, произнёс незнакомец.
Дюбуа лишь скрипнул зубами.
- Я разыскиваю иностранца, русского, - между тем, продолжал хозяин собаки. - Он выехал из Кале полторы недели назад. Позавчера он был ещё в Брюсселе. Если к завтрашнему вечеру ты не отыщешь его или не сможешь доказать, что его тут нет, то станешь гавкать на эшафоте, Абель Дюбуа. Или как там тебя... Рене де Батц?
- Я разыщу, - тихо произнёс Абель.
- Найдёшь меня в комиссариате. Спросишь месье Пьера, и тебя проводят ко мне. А теперь пошёл вон!
Как только дверь за Дюбуа закрылась, Пьер сгрёб все монеты со стола в кучку, подобрал чью-то впопыхах оставленную шляпу, ссыпал туда деньги и покинул заведение.
***
Противный мелкий дождь шёл уже третий день к ряду и пропитал подъездные пути к пакгаузам и причалам до того состояния, когда колёса тяжело нагруженной телеги проваливались до осей. Словно насмехаясь над водостоками и канавами, которые уже не справлялись, вода неслась по ним с бульканьем и клекотом, извергаясь в Маас бурым потоком мусора и грязи. Маастрихт засыпал в объятиях зимней ночи, однако, как и в любом другом городе, далеко не все взбивали перины, поправляли одеяла и гасили ночные светильники. Нетвёрдой походкой шли в пивные закоренелые гуляки и картёжники; вылезали из подворотен бандиты и шулеры; проклиная свою жалкую участь, под неусыпным взглядом сутенёров подпирали отсыревшие стены проститутки; уговаривали своих лошадей потерпеть ещё чуток ломовые извозчики. Большинство тех, кто ощущал капли дождя на своих плечах, делали это не по своей воле: они подчинялись некой безжалостной и неумолимой госпоже - нищете. Это по её прихоти, валясь от усталости с ног, гудел вдали засыпающих кварталов порт, где непрерывно подходили к причалам припозднившиеся всё новые трамповые баржи , баркасы и различные лодки.
Уже давно отзвонил 'Грамеер' и реку плавно поглощали сумерки, когда наша баржа вышла на траверс порта и пошла дальше по течению, в надежде успеть причалить хотя бы не в кромешной тьме у самого дальнего причала. За окном кареты, прикрытой от чужих взглядов вязанками соломы, тусклыми огнями мерцал занятый собой, холодный и равнодушный до чаянья людей Маастрихт. На диване, невероятно мягком и услужливо с тихим скрипом прогибающемся, я разложил свой жилет и два револьвера. Если мне не изменяло чутьё, то именно здесь должна завершиться афера Дюбуа. Не зря же так долго грузили баржу, а потом ожидали её одноногого шкипера, внезапно задержавшегося и привёзшего эту странную записку. Впрочем, всему своё время, - рассудил я и стал одеваться.
- Не ходите туда, - сказала Полина, смотря на мои приготовления. - Мне тревожно.
- Едва ли меня там ждут сильные неприятности, - ответил я. - Когда я был маленький, я воровал сливы из соседского сада с куда большей опасностью для жизни.
- Всё равно мне не понятно, почему нельзя было отдать сразу всю сумму за карету, а не разбивать её на две части? - спросила маркиза.
- Это было не моё условие.
- Глупое условие! - фыркнула она.
Когда я вышел из кареты, ветер прихватил занавески, и дверь хлопнула по раме так, что звук получился оглушительным, словно на противоположном берегу выстрелили из старой кулеврины, и я чуть было не схватился за оружие, когда предо мной оказался наш кучер.
- Как обстановка? - спросил я первое, что пришло мне в голову.
- Всё идет, как было задумано, монсеньог. С пгичала уже подают знак.