Спи со мной. Грёзы

– Сейчас прямо.

Вскоре мы выезжаем на шоссе. Поворачиваюсь к джинну.

– Он не в городе?

– Похоже, что нет. – Качает головой Зейн. – Но мы приближаемся.

Через двадцать километров он показывает на небольшой придорожный мотель недалеко от трассы.

– Здесь.

Снизив скорость до минимума, медленно подъезжаю к мотелю и паркуюсь. Меня трясет при мысли о том, что мы нашли Асафа, но я стараюсь не выдать свой страх. Черт возьми, я просто устала бояться и лишь нервно улыбаюсь, думая о том, что скоро все решится. Как именно – другой вопрос.

Мы крадемся вдоль покрытого красной черепицей длинного одноэтажного здания с рядом дверей. Зейн останавливается у одной из них и тянется к ручке. Я перестаю дышать. Он вот-вот повернет ее и войдет внутрь. А что, если Асаф не спит? Что, если в эту секунду он стоит с другой стороны и прислушивается к нашим шагам? Ладони потеют, пульс учащается. От напряжения сводит челюсть, костяшки сжатых в кулаки пальцев белеют.

Чуть помедлив, Зейн отходит от двери и идет к следующей. Я выдыхаю, но спустя мгновение все повторяется. Он опять ненадолго замирает, не касаясь ручки. Когда я уже собираюсь отойти и от этой двери, уверенно открывает ее и входит внутрь. Застываю на месте, ожидая нападения или крика, но ничего не происходит.

– Ли, ты можешь войти, – хмуро бросает Зейн.

Нерешительно переступаю порог. Кровать аккуратно заправлена, словно номер только что подготовили к заселению, и только упавшее на пол душевой грязное полотенце в красных разводах свидетельствует о том, что горничная еще не убиралась. Отворачиваюсь, чтобы не видеть его. Если Асаф действительно был здесь недавно, то я догадываюсь, чью кровь он с себя смывал. Бедный Чейз.

– Он никуда не спешил, – задумчиво произносит Зейн, – при этом след обрывается в мотеле. Будто Асаф знал, когда мы придем, и специально привел нас сюда… Зачем? Продемонстрировать свою силу?

– Или ясно дать понять, что мы не догоним его здесь, в физическом мире, – говорю я.

Джинн слышит это, и на его скулах начинают играть желваки.

– Ли, бороться с ним во сне – плохая идея. Там его возможности практически не ограничены.

Стараюсь не думать об окровавленном полотенце, но оно вновь возникает перед глазами, как отражение на сетчатке. Асаф уже зашел слишком далеко, вломившись в мою квартиру и убив собаку Яна. Что он сделает дальше, если я не помешаю ему или не отдам кольцо? Мама, Ян, его семья, Олав… Все под угрозой. Я не могу продолжать прятаться.

– Я выйду в свой сон. Позволю ему найти меня там, сыграю роль приманки. А когда он придет, мы убьем его. С намерением лишить жизни в реальности. Это ведь так работает?

Выразительно смотрю на живот Зейна, на спрятанный под футболкой шрам, который оставил на его теле Асаф.

– Об этом не может быть и речи. – Отрезает джинн. – Слишком опасно.

Выхожу на улицу и завожу мотор мотоцикла.

– Он не оставил нам выбора.





Глава 15




Сны всегда были моей отдушиной, местом, куда я убегала от надоевшей реальности. Засыпая в своей постели, уже через несколько минут я выходила на крыши небоскребов или безлюдные пляжи, горные пики или площади мегаполисов. Путешествия на другие планеты, свидания в параллельных вселенных, турне по придуманным мною же мирам – не было ничего невозможного, когда я открывала дверь в сны. Теперь я больше не могу засыпать спокойно. Вопрос в том, смириться с этим и ждать, пока Асаф перебьет всех, кто мне дорог, или прийти к нему первой. Я выбираю второе. Осталось самое сложное – убедить в правильности этого решения Зейна.

– У меня получится.

Крепкий кофе оставляет на языке горькое послевкусие, когда я делаю небольшой глоток, глядя с палубы лодки на отражающиеся в волнах облака.

– Ты слишком слаба, Ли. Мы не можем так рисковать.

Зейн бросает в воду камешек и тот возвращается в его ладонь, едва коснувшись воды. Затем все повторяется: быстрое и легкое движение, полет по знакомой траектории, капля на камне, и обратный полет – вопреки всем законам физики.

– Пожалуйста. Мы должны попробовать.

Слежу за тем, как камешек вновь оказывается в ладони джинна. Зейн хмурится, подбрасывая его вверх и заставляя замереть в воздухе.

– Ты осознаешь, что попытка будет только одна? Это не компьютерная игра, которую всегда можно запустить заново. Либо мы убьем Асафа, либо он нас.

Перехватываю и сжимаю камешек в кулаке.

– Нам не понадобится вторая попытка.

***

С тоской смотрю на точку входа. От мансарды, которую я создавала с такой любовью, осталась лишь треугольная рама окна и дверь. Под ногами, над головой, справа и слева – пустота. Подхожу к ставням и распахиваю их. Ничего. Ни леса, ни смешанного с дождем запаха опавшей листвы. Как изголодавшийся паразит, Асаф высосал энергию моих снов, и точка входа изменилась до неузнаваемости. Сейчас она выглядит почти так же, как в первый раз, когда я оказалась здесь. Интересно, сколько понадобится времени, чтобы восстановить ее? Вернее, будет ли у меня такая возможность в принципе, или же сон, в который я собираюсь выйти, станет для меня последним…


Поворачиваю ручку двери и зажмуриваюсь от яркого солнечного света. В тот день было пасмурно, но мои сны больше не слушаются меня. Ступаю на траву, чувствуя под босыми ногами прохладную землю, смотрю на дом, в котором прошло мое детство. Перед тем, как я вышла в сад с Пушистиком, мама дала мне тарелку с клубникой и вернулась на кухню готовить обед. Но сейчас ее силуэт не мелькает в окнах. Все в точности, как тогда. Все в точности наоборот.

Подхожу к лежащему на лужайке плюшевому зайцу. Он насмешливо глядит на меня пластмассовыми глазами, словно приглашая поиграть вместе. Однако нам обоим известно, что из этой игры никто не выйдет победителем – будут только выжившие… и проигравшие. Сажусь на лужайку и беру Пушистика в руки. Вздрагиваю, когда искусственная шерсть касается ладоней. Отвратительный заяц, паршивая подделка, дешевая иллюзия. Но я продолжаю держать его. Что-то останавливает меня от того, чтобы отбросить игрушку в сторону. Будто, сделав это, я нарушу негласные правила. На лицо падает тень, и человек в черном капюшоне садится передо мной.

– Почему ты выбрала это место?

Я впервые замечаю на его коже оспины. Отвечаю, не в силах оторвать взгляда от вспоровших заросшие бородой щеки мелких рубцов:

– Потому что все должно закончиться там, где началось.

Асаф молчит секунду, а после заходится в приступе жуткого хохота.

– Ты действительно думаешь, что все началось здесь? – В сверкающих глазах – смесь ярости, ненависти и… отчаяния. – О нет, этой истории намного, намного больше лет.

Трава, на которой я сижу, вдруг колышется, будто тронутая порывом ветра, и рассыпается на миллиарды горячих песчинок. Растерянно зачерпываю горсть и пропускаю сквозь пальцы, завороженно наблюдая за тем, как наш с мамой дом теряет привычные очертания: стены покрываются необожженным кирпичом, перед фасадом появляются величественные колоннады. Норвежские улицы тают, подобно миражам в пустыне. На их месте возникают широкие площади и рынки, а далеко, у самой линии горизонта, вырастают скалистые красно-желтые холмы.

– Пальмира, – пораженно шепчу я, узнав древний город, который когда-то показал мне Зейн.

В одно мгновение круглый диск луны скрывает солнце и все вокруг погружается во тьму, как во время солнечного затмения. Вот только воцарившаяся ночь закончится нескоро – в этом я почему-то не сомневаюсь.

У колоннады стоит на коленях сгорбившийся мужчина. Его голова опущена, но когда он поднимает ее, простирая руки вверх, я узнаю в нем Асафа. По телу пробегает дрожь, стоит мне услышать его голос – полный одновременно надежды и безысходности.

– Могущественный ифрит, исполни мое желание! Вылечи мою жену и сына – это все, о чем я прошу!

Перевожу взгляд на того, к кому он обращается, и в глазах темнеет. Над ним, возвышаясь на два метра, в высоком фиолетовом тюрбане, с вырывающимся из зрачков алым пламенем, стоит мой отец. Такой, каким я его запомнила, и одновременно другой. Не осознавая, что делаю, вскакиваю и бегу к нему.

– Папа! Папа! Это я, Лелия, я здесь! – кричу так громко, что горло саднит, но он не оборачивается ко мне.

Когда между нами остается не больше метра, я натыкаюсь на невидимую стеклянную стену, которая не пропускает меня дальше. Бью по ней, мечтая разбить и поговорить с отцом, но она не поддается.

– Смотри, – приказывает первый Асаф откуда-то из-за спины, и я понимаю, что он показывает мне свои воспоминания.

Замираю, боясь даже дышать и старательно прислушиваюсь, чтобы не пропустить ни слова.

– Одно желание, бербер, – говорит отец, и от силы, которая исходит от него, по коже бегут мурашки. – Ты знаешь правила. Выбирай: либо жизнь жены, либо сына.

Замечаю на пальце второго Асафа блеск огромного изумруда. От внезапной догадки ноги подкашиваются. Отец и был тем джинном, которому он загадал желание. Тем джинном, что обманул его. Не шевелясь, смотрю на разворачивающуюся передо мной сцену.

– Будь милостив! Я искал джинна в городах и среди песков, но не находил, и тогда люди сказали мне: «Асаф, иди в Тадмор. Если тебе суждено встретить того, кто исполнит твое желание, то ты найдешь его в городе, построенном джиннами». И вот я здесь. – В глазах Асафа застыла мольба. – Помоги мне, ифрит, умоляю тебя, помоги. Они умрут от болезни, если ты не вылечишь их.

Суровое выражение на лице отца смягчается, но он отрицательно качает головой.

– Асаф, так тебя зовут? За тысячи лет многие приходили ко мне с историями, которые причиняли моему сердцу боль, но я не могу нарушить правила. – В его глазах мелькает затаенная печаль. – У тебя есть одно желание, не больше. Проси, что угодно, кроме жизни для того, кто уже мертв. Каждая смерть происходит по воле Аллаха, и даже джинн бессилен обратить ее вспять и вернуть телу душу, однако я все еще могу вылечить твою жену или сына.

Асаф в гневе скрипит зубами. Исподлобья глядя на моего отца, он с презрением плюет ему под ноги.

– Ты – шайтан, хладнокровно позволяющий умереть женщине и ребенку. Но я знаю, какое желание я загадаю. – На его губах появляется полубезумная улыбка победившего самого себя триумфатора. – Я желаю обрести силу джинна! Вот мое желание! Исполняй, ифрит! Исполняй то, что я говорю!

Отец прищуривается и на секунду мне кажется, что он убьет Асафа, но вместо этого он коротко произносит:

– Будь по-твоему.

Асаф поднимается с колен, бросая на него недоверчивый взгляд. Отец молча кивает, и тогда он направляет неловкий жест в сторону лежащих вокруг песков. Сначала ничего не происходит, но спустя пару секунд на поверхности показывается виноградная лоза. Асаф смотрит на нее, не веря, что она настоящая, трогает ветки и листья, срывает спелую гроздь и пробует ягоды, а затем с восторгом восклицает:

– Да! Да, у меня есть магия! Я вылечу их сам!

Отец встает рядом, прерывая ликование.

– Я дал тебе силу джинна, но она не бесконечна. Сила иссякнет, ибо ты человек, а не джинн. Используй ее мудро.

Лоза увядает, роняя на песок сморщенные ягоды. Отец глядит в звездное небо пустыни, но обращается к Асафу.

– Всему живому отмерен срок. Человек должен научиться смирению и принять волю Аллаха.

Воспоминание останавливается, будто кто-то поставил видео на паузу, и я ощущаю зловонное дыхание Асафа, который хрипит мне в ухо:

– Слышишь, дочь шайтана, что он сказал мне? Твой отец посоветовал смириться с ужасной смертью, которая постигнет мою семью без его помощи. А что, если бы речь шла о тебе или о твоей матери? Как думаешь, допустил бы он, чтобы вы умерли в муках, моля Аллаха об избавлении от боли? – Так и не дождавшись ответа, он опять приказывает. – Смотри, смотри, на что он обрек их.

Картинка за стеклом разбивается на миллион осколков и собирается заново. На этот раз я вижу незнакомую местность и бедно обставленный дом. Безжалостно палящее солнце вновь находится в зените, и я невольно щурюсь. Асаф из прошлого радостно подбегает ко входной двери и распахивает ее.

– Я здесь! Я вернулся! Я нашел джинна и теперь вылечу вас!

Никто не отвечает. В оглушительной тишине назойливо жужжат мухи. У меня возникает плохое предчувствие, когда я наблюдаю за тем, как Асаф проходит вглубь комнаты, к грязной, накрытой тряпками кровати. Приглядевшись, различаю на ней два тела – одно принадлежит женщине, другое – мальчику лет пяти. Ослепшие из-за многочисленных язв глаза бездумно смотрят на прохудившуюся крышу. Ноги, руки, спины и лица покрыты безобразными рубцами и гноящимися пустулами. Отворачиваюсь, сдерживая приступ тошноты, но, схватив меня за волосы, Асаф заставляет повернуться обратно.

– Смотри, Лелия. Смотри, что сделал проклятый ифрит, давший тебе жизнь. Он сравнил мою жену и сына с виноградной лозой. Вот только растения не умирают, в отличие от людей, заразившись черной оспой!