Созданы для любви

– Хорошо, – сказал он. – Будь по-твоему. Отвечу без подсказки.

– Отлично, – ответила она.

Хейзел подумывала повесить трубку, но ей было любопытно, хотя она и понимала, что жизнь ее разрушена. Ведь если бы у Байрона не было той информации, о которой он говорил, он бы не стал настаивать. Он всегда говорил: «Если хочешь избежать проигрыша, надо исключить всякую его возможность».

Чип был у нее в мозгу. И Байрон выгрузил все, что она делала и думала в последние двадцать четыре часа.

– Тебя это только смутит, ты же знаешь, – теперь его голос звучал тише, как будто он отодвинулся, пытаясь ей угодить. – Ты точно хочешь, чтобы я рассказал?

Хейзел сглотнула. Рот снова наполнялся слюной.

– Ты что, за меня беспокоишься? Или ты решил, что я не в себе от истерики?

Она села на траву, чтобы мир кружился поменьше. Наверное, ей нужно было поесть. Действие обезболивающих заканчивалось. Хейзел стала одну за другой вырывать травинки, как будто лужайка была своего рода испытанием: если она вырвет все до единой травинки на заднем дворе, ей разрешат проснуться, а все происходящее окажется дурным сном.

– Хейзел, ну что ты? Конечно, я очень беспокоился. Ты моя любимая жена. Непросто наблюдать, когда ты ведешь себя как подросток. Думаю, твоему папе тоже тяжело. Ему явно нужно личное пространство.

Раньше каждый раз, когда Байрон показывал Хейзел одно из своих новых изобретений и она пыталась найти в нем изъян, у него на все находился пуленепробиваемый ответ. Ему нравилось играть в эту игру, и он не хотел, чтобы Хейзел от нее отказывалась. Хитрость была в том, чтобы заставить ее подыгрывать, и теперь она поняла, что Байрону нужно было, чтобы она надеялась победить – чтобы она думала, что однажды у нее обязательно получится, и продолжала попытки. Так думают все азартные игроки. На этот раз все будет по-другому, я отыграюсь.

Теперь она сама стала новым изобретением, но игры ей надоели. Попытки найти изъяны в его триумфе только увеличили бы страдания.

– И зачем это было говорить? – спросила она. – Зачем рассказывать мне про чип?

Хейзел могла поклясться, что услышала, как он улыбается. Чешуйки на его губах терлись друг о друга.

– Я всегда обо всем рассказываю моей жене.

– Кроме того, что вставил чип мне в голову!

– Подловила. Я почти обо всем рассказываю моей жене.

– Хорошо. Тогда я просто его выну.

Тишина затянулась. Ей показалось, или Байрон только что засмеялся?

– Я бы не советовал.

Теперь настала ее очередь нетерпеливо вздыхать.

– Что, я умру, если его достать? А если бы я умерла, когда мне его вставали в голову, а, Байрон?

– Хай-зель. Твоя жизнь значит для меня все. Именно поэтому я и сейчас хочу быть рядом с тобой каждую минуту, хотя ты отказываешься проводить со мной время. Имплантация чипа – совершенно безопасная процедура. Как ты и сказала, даже шрама не осталось. Не хочу утомлять тебя подробностями, но чип с тобой уже некоторое время. Я надеялся, что мне никогда не придется его включать, но потом ты ушла, а я так сильно по тебе скучал.

– Так что там с его изъятием?

– Вряд ли до этого дойдет дело. Но я должен предупредить тебя: если ты заявишься в больницу и станешь рассказывать что-то невразумительное про чип в голове, тебя примут за сумасшедшую. Как и все наши лучшие разработки, эта технология опередила время. Ни одна проверка его не обнаружит.

– Он перестанет работать, если я выстрелю себе в голову?

– Ты перестанешь работать. Совершать самоубийство тебе невыгодно, Хейзел. От этого мои продажи взлетят. Сочувствие помогает продавать. Уникальный феномен.

– Значит я уеду куда-нибудь, где нет связи. Поселюсь в горной пещере в Тибете.

– Ха. В твой экземпляр не встроен джи-пи-эс, потому что его легко обнаружить. Но каждая загрузка дает нам твои точные координаты. Ты бы выиграла преимущество в двадцать четыре часа, так что, полагаю, мы могли бы развлечься игрой в догонялки, если тебе так хочется, но ты не смогла бы убегать от нас каждый божий день. Сил бы не хватило.

Заблудший муравей забрался Хейзел на ногу и пополз по ней вверх. Она посмотрела на него и задумалась, не раздавить ли его, но потом поняла, что это самая точная аналогия того, что было бы, поменяйся она местами с Байроном. Сейчас она муравей на его ноге. Хуже того, завтрашняя загрузка очень его порадует, ведь он узнает, что она так подумала, и особенно его повеселит ужас ее осознания, что он узнает об этом.

Хейзел поняла, что теперь Байрон будет видеть все, что видит она, когда ходит в туалет. Что, теперь ей не смотреть на руку, когда она подтирается? Нет уж. Разбежался. Она будет смотреть еще внимательнее.

– А что, если я вернусь домой? – Хейзел было любопытно, какое поощрение может предложить ей Байрон. Хотя она не собиралась возвращаться. «ВООБЩЕ БЕЗ ШАНСОВ, СЛЫШАЛ, БАЙРОН!» – яростно подумала она, ведь теперь думать, обращаясь к Байрону, было то же самое, что и говорить с им, только на двадцать четыре часа вперед.

– Тогда мы продолжим слияние, и я стану самым счастливым человеком на земле. Я и сейчас, наверное, самый счастливый, но если моя жена будет рядом, я побью свой личный рекорд и буду счастливейшим из счастливейших.

Хейзел помолчала.

– После слияния загрузок больше не будет?

– Информация из твоего мозга будет поступать в мой постоянно, секунда в секунду. Без задержек. Ничего похожего на выгрузку ты больше переживать не будешь.

– Но я твои мысли читать не смогу, правильно? – с Байроном ничего не работало в обе стороны.

– Ну, в общем, нет. Я работаю с очень важными данными, в конце концов. Дело вот в чем, Хейз. Сейчас внутри тебя важное запатентованное изобретение. Не передать, сколько времени и финансовых ресурсов ушло на то, чтобы его разработать. Причем разработать под тебя лично, чип откалиброван в соответствии с твоей физиологией. Мы много лет тебя изучали, собирали нужные данные. Для моей компании потерять такой актив – катастрофа, и он слишком ценен, чтобы не использовать его. Я подумать боюсь, что может случиться, если ты откажешься сотрудничать. Представь, что будет, если конкуренты прознают обо всем и похитят тебя.

Судя по звуку, Байрон вздрогнул.


– Мы не можем так рисковать.

На линии повисла тишина.

– Байрон? – спросила Хейзел.

– Я вложился в тебя, – от злости его голос стал ниже. – Твое сопротивление отбросит нас на годы назад. Не только в плане исследований. Подумай о реакции публики. Ты официально фигурировала как моя жена на протяжении десяти лет. Это общеизвестный факт. Поначалу люди с подозрением отнесутся к технологии слияния. Но они верят в любовь и все романтическое. Если мы будем продвигать чип как часть истории нашей семьи – мол, мы хотим вывести нашу близость в отношениях на совершенно новый уровень – получится романтично, а не агрессивно. Я мог бы развестись и начать новые отношения, но люди не стали бы так доверять девушке, на которой я женился недавно.

Хейзел подняла глаза и увидела, что ее отец проехал мимо окна, вернулся с противоположной стороны пару секунд спустя, а затем снова поехал обратно. Он кружил вокруг дивана: колясочная версия расхаживания туда-сюда.

Он был расстроен.

– Слушай, мне нужно пойти прибраться в ванной. Давай я это все обдумаю. Меня всегда будет тошнить во время загрузки?

– Не уверен. Сейчас уточню. Фиффани?

Хейзел покраснела; она снова промахнулась, подумав, что Байрон был один.

– Фиффани говорит, что статистическая вероятность благоприятствует развитию у тебя толерантности.

– Как мило со стороны статистической вероятности так меня оберегать. Береги себя, Байрон. Приятно тебя слышать, как всегда.

Хейзел бросила телефон на траву и направилась внутрь. Ей нужно было уладить все с отцом.



– Пап, – начала Хейзел.

Он развернул кресло и остановился. Он готовился задвинуть речь.

– Это не имеет отношения ко всему, что сегодня произошло. С этим я сам еще не разобрался. Не думаю, что меня на самом деле это волнует. Обещаю: то, что я хочу сказать, никак с этим не связано.

– Хорошо. В чем дело? – Хейзел пыталась решить, надо ли говорить ему про чип. Какой в этом смысл? Он никак помочь не может.

– Мне нужно сдать комнату на веранде, где ты спишь. Я буду рад сдать ее тебе, если ты сможешь достать денег. Если это сложно, я тебя не гоню. Очень важно, чтобы ты правильно меня поняла. Ты можешь спать в кресле, у него откидывается спинка, а еще есть место под навесом для машины. Правда, у арендатора, скорее всего, будет машина, так что кресло, наверное, лучший вариант.

– Снять комнату? – переспросила Хейзел. Она знала, что платить за жилье было обычным делом. Но она надеялась, что ей удастся достаточно успешно разыгрывать карту «дочери» до тех пор, пока она не придумает, как исчезнуть. Оказалось, исчезнуть она никак не могла. – Тебе нужны деньги, или это скорее из принципа?

Впервые в своей жизни Хейзел поняла, насколько важны принципы и почему нужно свято их блюсти: не выходи замуж за кого-то плохого ради денег; не вживляй футуристическую технологию обмена мыслями в других без их согласия и прочее. Байрон излечил ее этическую апатию. Может, если она расскажет это папе, он будет ею гордиться. Почему бы не попробовать?

– Папа, я понимаю, что прожила последние тридцать с лишним лет жизни не как образец морали. Ну, то есть я, конечно, никого не убивала. Не то чтобы я жду за это медали или что-то там. На самом деле, кажется, проще получить медаль за то, что людей убиваешь, правда? Разве это не странно?

– Мне нужны деньги, Хейзел. Кто-то может подумать, что, требуя с тебя вложений в жилье, я пытаюсь улучшить твой социальный статус, но у меня нет привычки приукрашивать. Ты попыталась начать взрослую жизнь, провалила попытку и сейчас собираешься с силами для второго раунда. То, что я буду брать с тебя плату за жилье, не сделает тебя более успешной или независимой. Мне просто нужны деньги.

Его откровение било по больному. Многие годы она пробовала засыпать отца деньгами Байрона и роскошными подарками, но он никогда не брал ни цента. «Гиковские бабки твоего мужа тут никому не нужны, – артачился он. – Хватит навязывать мне вкус изобилия».

– Если бы ты позвонил мне неделю назад, я бы дала тебе все, что ты хочешь!

Он кивнул.

– Могу оценить иронию. Но все может измениться за пару дней, и кое-что изменилось.

– Что?

– Это личное. – Он потеребил карман халата. – Я не жду, что ты поймешь, но мне нужна другая кукла. Вот, теперь ты знаешь. Это не обсуждается.

Хейзел бросила взгляд на темный коридор, где Диана, без лица и без горловой трубки, все еще лежала в ванне. Грудь Хейзел сжалась от чувства вины: ее руки были по локоть в искусственной крови.

– Я ее убила? Диану… никак не спасти?

– А? Нет, Диана в порядке. Я имел в виду, что хочу еще одну куклу. Чтобы было две.

– Оу.

Хейзел не могла не подумать о том, как это повеселит Байрона. Должна ли она сказать отцу, что за ним наблюдают, чтобы он фильтровал, что говорит, или ему все равно? В большинстве случаев, чтобы выбить его из колеи, надо было сильно постараться. Действительно его смущали только проколы Хейзел.

Проще всего, как обычно, было согласиться.

– Ну конечно, две куклы. Это типа как с близняшками, да? Жены-близнецы. Я понимаю.

На самом деле она не понимала. Каждый день она узнавала, что может чувствовать что-то новое. Сложные, комплексные эмоции, которые нельзя выразить словами, мимикой или каким-то другим способом.

– Считаешь, я жадничаю, да? Это ничего. Я ни перед тобой, ни перед кем-либо не хочу отчитываться.