Созданы для любви

Она перестала слышать, как льется из крана вода. Она легла на пол рядом с Ди, и так они лежали вместе, как потерпевшие кораблекрушение. Липкие волосы парика, матовые, как шерсть мокрого ретривера, полностью закрывали лицо Дианы, и Хейзел было немного неловко, ведь если Дианино лицо выглядит как задница крупной собаки, то выходит, что рука Хейзел из вышеупомянутой задницы торчит.

Что с ней произошло до того, как ванна наполнилась и ей вывихнули плечо? Логичного объяснения не находилось. Если задуматься, все это было похоже на происходящее на экране.

Кинотеатр, куда Хейзел часто ходила в колледже, крутил низкобюджетную рекламу, которая вызывала у нее скорее ужас, чем желание. Например, там показывали поездку на американских горках в космическом пространстве по рельсам, сделанным из кинопленки. Гигантские закуски парили в воздухе, а виртуальный вагончик несся вперед: они проехали огромную коробку попкорна, гигантские хот-доги и газировку с трубочкой, которая вращалась в водовороте.

Хейзел вспомнила сон, который ей привиделся в отключке, и он немного напоминал эту рекламу, с той лишь разницей, что вместо всяких вредных снэков мимо нее проносились огромные изображения лица Байрона. Затем она оказалась в жуткой комнате смеха: голова Байрона распухла еще больше, рот широко открылся, и она упала прямо ему в глотку.

Потом до ее донесся запах спагетти. У Байрона на столе стояла баночка с искусственным ароматизатором: он нюхал его, когда пил свои безвкусные питательные коктейли (коктейли вместо еды сами по себе – та еще странность, но Хейзел никак не могла понять, почему он не пользовался никакими другими запахами, кроме спагетти. «Разве ты не хочешь для разнообразия понюхать что-нибудь другое? – спрашивала его она. – Булочку с корицей? Ведерко куриных ножек?» Он моргал раз, другой, а потом отрицательно мотал головой). Помимо этих коктейлей, он больше ничего не ел, предпочитая еженедельно получать трансдермальные добавки из пневматических инъекционных пистолетов.

Еда вызывала у него отвращение; он считал, что она переоценена и вообще устарела. Он даже хотел установить себе в живот устройство, через которое можно было бы ежедневно вливать в желудок питательную субстанцию в достаточном количестве, чтобы его пищеварительные органы не атрофировались, но решил этого не делать, так как прием пищи во всех культурах наделяют неким метафорическим смыслом. Байрон беспокоился, что его деловые отношения могут пострадать, если другие люди, особенно иностранные партнеры из европейских стран, где не романтизируют эффективность, узнают, что ему чуждо поглощение калорий и традиционное пищеварение.

Может быть, у нее началась аллергия на какое-то химическое соединение в резиновом горле Дианы?

Рука ужасно болела, а с мозгом творилось что-то странное. Хейзел ногой открыла шкафчик под раковиной, надеясь, что ей удастся найти бутылочку аспирина десятилетней давности. Ее отец никогда не одобрял таблетки. Каждый раз, когда она чувствовала себя плохо в детстве, какие бы ни были симптомы, он всегда советовал лечь в постель и положить на глаза влажное полотенце. «Хуже от этого точно не будет», – говорил он.

Вопреки ожиданиям, в шкафчике обнаружился арсенал небольшой аптеки. Она, казалось, была собрана на основе лихорадочных мечтаний безнадежного наркомана. Хейзел изогнула ногу и начала, как лопаточкой, вытаскивать баночки из шкафа на залитый водой пол, где они кружились, подскакивали и в конце концов подплывали к ней.

– Гляди-ка, – сказала она Диане, – послание в бутылке!

Самым первым Хейзел попался «Перкосет». Она набрала полный рот таблеток, зачерпнула с пола немного воды, чтобы запить, затем, тяжело дыша, откинулась на край ванны.

– Я бы поделилась, – пошутила она, скосив глаза на Диану, – но у тебя и так набит рот.

Когда Хейзел снова пришла в себя, прямо перед ее глазами обнаружился махровый тапок ее отца. Тапок насквозь пропитался водой. Хейзел порадовалась, что папина трость оканчивалась четырьмя нескользящими прорезиненными ножками.

– Дай-ка угадаю, – сказал он, и его гулкий голос эхом отозвался в ванной. Отсюда, снизу, с седой бородой и гневными глазами, в халате и с тростью, ее отец был похож на разъяренного Моисея, держащего ортопедический посох. Море расступилось, она каким-то образом пережила наводнение, но теперь он будет отчитывать ее до смерти. – Ты наткнулась на мою заначку с наркотиками, закинулась и тебе захотелось с кем-нибудь поговорить, ты нашла сочувствующего слушателя в Диане, потом тебя замутило и вырвало прямо на нее. Ты решила принести ее сюда и вымыть, но была под кайфом и все вышло из-под контроля. Ну как, в яблочко? Почему твоя рука застряла у нее во рту, я не знаю. Тут-то ты и поставила детектива в тупик. Моя ходовая теория такая: все, что ты приняла, подействовало после того, как начала течь вода, и, ты, наверное, подумала, что открытый рот Дианы – это спасательный круг, который нужно нацепить на запястье. Можешь меня поправить. Просвети меня, Хейзел, прошу. Подкинь мне пищу для размышлений, иначе мне придется думать, что я провалил родительскую миссию.

– Я вывихнула руку! – воскликнула Хейзел. Она не обращалась к отцу, не надеялась, что он позаботится о ней, но предполагала, что может привлечь внимание соседей – те услышат ее крики и позвонят в скорую. Учитывая как часто машины скорой помощи приезжают в передвижные дома престарелых «Тихого уголка», был некий шанс, что одна из них может случайно проезжать мимо. Или если в доме есть камера Байрона, то тоже все будет в порядке. Теперь она даже скучала по надзору обручального кольца.

– Моя рука! – повторила Хейзел.

– Даже странно, как это у моей безгрешной дочери могут быть проблемы с ее ангельским крылом. Да, я заметил, хочешь верь – хочешь нет. Возраст притупил мое восприятие, но рука, вытянутая на лишний фут или около того, все равно бросается в глаза. Тони уже в пути. Это сын Леона, мануальный терапевт. Леон мне кое-чем обязан. Я как-то нашпиговал картечью барсука, который забрался под его декоративную ветряную мельницу на лужайке. Однако, по моей просьбе, Тони будет не раньше, чем через два часа – по двум причинам. Во-первых, я хочу, чтобы ты еще пострадала. Во-вторых, мне хочется, чтобы ты смыла с себя рвоту и вытащила руку из горла моей пожилой супруги, прежде чем к нам придут гости. Если это не слишком тебя затруднит.

– Он застряла.

– Это поправимо.

Он запустил руку в карман халата, достал баллончик с распылителем WD-40, а затем концом трости сдвинул парик с Дианиного лица.

– Спокойной ночи, милая девочка, – сказал он Диане. Затем он снял с нее лицевую пластину, натянул ее на руку Хейзел, как громадный браслет, и принялся за работу. На нижней части трубки, присоединяющейся изнутри ко рту Дианы, было растянутыми буквами выгравировано название продукта, размер и информация об авторских правах: THROATGINA ™ XS. Хейзел подумала, что если бы ее отец выбрал размер M или даже S, они, возможно, не оказались бы в таком затруднительном положении, но она решила сохранить в тайне свои размышления о том, кто виноват.

К счастью, с торца THROATGINA застегивалась на молнию. Ее отец впрыснул внутрь изрядное количество фирменной смазки и потянул вниз, но только лишний раз дернул Хейзел за руку.

– Не поддается, – констатировал он. Потом он закатал низ трубки, как рукав, чтобы освободить пальцы Хейзел, и кашлянул – Хейзел опустила взгляд и увидела, что пальцы посинели из-за перебоя кровотока.

– Вот же черт, – выругался он. – Придется резать. Горло, я имею в виду, не твою руку. Но ты возместишь мне стоимость замены.

Когда Хейзел узнала, что они продают запчасти, ей сразу полегчало. Не она первая совершила над горлом акт вандализма!

Когда папа разрезал трубку, ей, вопреки ожиданиям не полегчало: рука начала болеть еще сильнее – давление каким-то образом ее обезболивало.

– Придержи свою рубашку спереди, – сказал он, – Она же вся грязная! Я ее разрежу, чтобы тебе не пришлось шевелить рукой. Потом тебе нужно будет пару раз окунуться в ванну. Когда приведешь себя в порядок, просто завернись в полотенце, ложись на диван и жди. Немного покрасоваться перед Тони лишним не будет. Он парень ладный. Очень мне по душе. Он женат, но и любовницей его стать, учитывая ситуацию с твоим бывшим мужем, сойдет за налаживание личной жизни. Если он хоть сколько-нибудь заинтересуется, немедленно отвечай взаимностью. И никаких ломаний. Я ему сказал, что ты с недавних пор снова свободна и у тебя нет каких-то особых принципов. Может быть, он ищет, с кем поразвлечься на стороне.

Затем ее отец взял с полки полотенце и положил его поверх вскрытой головы Дианы, чтобы уберечь ее достоинство.

– Дай я объясню, – начала Хейзел. Как обычно, правда дело не спасла бы. – Я уложила Диану в постель и наклонилась поправить одеяло, как вдруг мне показалось, что что-то упало ей в рот.

Брови отца скептически приподнялись, но Хейзел продолжала:

– Я подумала, вдруг это сережка… Поэтому я сунула внутрь руку, чтобы проверить, и мне даже показалось, что я что-то нащупала, но по случайности протолкнула еще дальше. Тогда я полезла глубже.

Хейзел наклонилась вперед, разыгрывая пантомиму, забыв, что он только что разрезал ее рубашку сзади. Та соскользнула на пол, залитый водой, и они с папой очень удивились, когда из-под нее выплыло множество рецептурных капсул. Очевидно, она засунула по нескольку таблеток в каждую чашку лифчика, прежде чем выключиться – как только наступила эйфория от таблеток, ее, должно быть, охватило желание ими запастись. Внезапно заинтересовавшись, Хейзел попыталась незаметно перенести вес с одной ягодицы на другую, и, о чудо, в трусах она тоже кое-что припрятала.

Сейчас, вероятно, не самое время мучиться подозрениями, что ее бывший муж таки вставил ей в мозг микрочип.

– Приведи себя в порядок для Тони, – сказал папа, и голос его подрагивал. Он обнял Диану за плечи; теперь они были на одной стороне, точно так же как раньше с ее матерью. Несмотря на то, что Диана стояла голая, с полотенцем на голове, в ее ауре было что-то возвышенное, как будто она вопрошала: «Как ты могла так поступить со своим отцом?!»



Тони был одет в новомодный комбинезон с глянцевым принтом, изображавшим мускулистого культуриста в плавках. Отец Хейзел тут же поинтересовался, где можно купить такой же.

– Мои клиентки от него в восторге, – сказал Тони, улыбнувшись.


– Она поскользнулась в ванне, – стал объяснять отец, стараясь оправдать как травму Хейзел, так и ее вид, но Тони и так готов был приступить к делу. Он похрустел костяшками пальцев, а затем шеей.

– Это займет всего секунду. Вдохни поглубже, я сосчитаю до трех, затем выдыхай. Один. Два.

На счет «два» Хейзел ощутила жгучую боль и отметила, что ее глаза закатились, затем она очнулась и увидела ноздри Тони, крошечный фонарик двигался взад и вперед по ее зрачкам.

– Вот и все. Как новенькая. Если будут какие-либо осложнения, идите прямо в отделение неотложной помощи и скажите им, что вправляли самостоятельно. По-хорошему, тебе стоит сделать контрольный рентген. Если ты из тех, кто раздувает из мухи слона.

С этими словами Тони развернулся, чтобы уйти. Отец Хейзел вскочил на своего «Раскла» и, усевшись в седло как наездник, покатил за ним, но через пару мгновений вернулся с траурным видом.

– Он сказал, ты не в его вкусе. Предположительно, имелось в виду, что ты старовата. Но ничего, мы что-нибудь придумаем. Слушай, Хейзел…

Рука болела, но теперь она хотя бы могла шевелить пальцами. Ей нужно было сделать то, чего она поклялась никогда не делать: позвонить Байрону, проиграть битву, чтобы выиграть войну. Обморок в ванной определенно устроил он, хотя она не понимала, как ему это удалось и что именно это было. Ей нужно было докопаться до сути.

– Подожди секунду, пап, – сказала она.

Как ему удалось вызвать у ее галлюцинации, она не понимала, но была уверена, что он просто хотел заставить ее поверить, что чип уже у нее в мозгу. Для начала она метнулась в ванную и провела тщательный осмотр головы и лица на предмет шрамов. Но ничего не нашла. Может быть, он заслал отцовский в дом какого-нибудь нанобота, впрыснувшего аэрозольный галлюциноген. А может, опустил мощный электромагнит ей на голову через светильник в ванной.

Кто знает, как он это провернул? Скорее всего, его целью было запугать ее так, чтобы она захотела поговорить с ним об этом, так, чтобы она согласилась сесть в машину и вернуться в Центр. Вероятно, он решил, что, как только она окажется на его территории, он сможет либо уговорить ее остаться, либо удержать против воли.

Что ей нужно было сделать, так это заставить Байрона понять, что какими бы впечатляющими ни были технологические трюки, которые он применял, они были бесполезны: Хейзел не передумает.

Она пошла к сейфу, ввела дату их годовщины и постаралась не впечатляться тем, как он открылся: несколько деталей поднялись и щелкнули, вставая на место, как части головоломки, на фоне тихих хлопков и шипения микрогидравлики.

Телефон в сейфе уже звонил. Она ответила.

– Ничего не выйдет, Байрон. Какую бы гадость ты ни придумал, тебе не удастся меня запугать, и сейчас не удалось, я совсем не поэтому решила с тобой поговорить.

Раздался щелчок, короткая пауза. Конечно, он не ждал на другом конце провода. Теперь, когда она взяла трубку, с ним соединили.

– Хейзел, – наконец сказал он. – Так приятно слышать твой голос. Спасибо, что ответила на звонок.





10




– Как ты перенесла скачивание? – спросил Байрон.

Хейзел фыркнула.

– Так вот что я, по-твоему, должна думать? Что ты скачал информацию у меня из мозга? Окей, признаю, я об этом подумала. Даже шрам поискала. Но никакого чипа нет, ведь так? Ты просто хочешь, чтобы я повелась. Давай уже разойдемся и дело с концом.

– Никогда бы не подумал, что увижу тебя с секс-куклой в ванне. Ну же, признай: мы и после стольких лет можем друг друга удивить.

Где-то внизу живота распахнулся люк отчаяния, и ее внутренности соскользнули со своих привычных мест и свались друг на друга в одну кучу чуть ниже пупка. Нет, убеждала себя Хейзел, Байрон лжет. Но его ложь могла помочь ей выведать правду.

В ванной окон не было, но он как-то заглянул внутрь.

– Ты установил камеры в папином доме?

– Хейзел, твой мозг – это камера.

– Бред.

– Могу понять твой скепсис. Но спроси меня, о чем ты думала, что ты трогала и нюхала в последние двадцать четыре часа. Хоть о пьяных воспоминаниях. О них я, может быть, знаю больше, чем ты. Что ты помнишь о прошлой ночи?

Не так уж сложно было догадаться, что она напилась. А что еще делать, когда уходишь от мужа?

– Ведешь себя как экстрасенс-шарлатан, – сообщила она ему. – Хочешь, чтобы я сообщила тебе информацию, от которой ты сможешь отталкиваться. Чем больше я тебе скажу, тем больше ты чудесным образом про меня узнаешь. Нетушки, не выйдет.

– Хейзел.

Он вздохнул, и Хейзел почувствовала, что начинает терять присутствие духа: Байрон вздыхал, когда ему становилось скучно. Это происходило каждый раз, когда люди отрицали что-то, а он знал, что потом они обязательно согласятся. Тот промежуток времени, когда ему приходилось повторяться снова и снова, пока собеседник не поменяет свое мнение, раздражал его и нагонял тоску.

– Хай-зель, – сказал он. То, как он «ласково» произносил ее имя, ее бесило. Так оно почти рифмовалось с «газель».

– После стольких лет вместе… – продолжал он. – Когда ты так хорошо меня знаешь… Ты сомневаешься, если я говорю, что правда это сделал?

Хейзел не ответила, и он шумно вздохнул.