Созданы для любви
Часть 11 из 28 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Он провел ладонями по твердым остриям ее сосков – одно из его любимых действий – потом недовольно взглянул на ее грудь, ставящую его в тупик так же, как неисправный кран кухонной раковины: Джаспер поворачивал их в обе стороны, но вода не текла. «О боже, – пробормотал он. Этого не может быть. Почему он не встает? – Ты не могла бы повернуться еще раз?»
Она подчинилась, качнувшись ровно настолько, чтобы нужные части ее тела заколыхались, наклонилась, повернула к нему лицо и взглянула на него с намеком. Ее пальцы коснулись косы, чтобы расплести, но Джаспер остановил ее. «На самом деле, такая прическа тебе очень идет. Можешь ее оставить? Спасибо». Да, он был в восторге от ее тела. Оно выглядело невероятно. Но куда сильнее ему хотелось открыть входную дверь и услышать океан. «Я на минуту в душ, – сказал он. – Сейчас вернусь».
Он включил воду и закрыл глаза, подставляя под нее лицо – это сразу вызвало волну расслабления. Он наклонился так, чтобы его голова вся оказалась под водой, сделал глубокий вдох, досчитал до десяти и выдохнул.
И услышал крик Каллы.
Приехали копы? Журналисты? Родинка?
Он, голый и мокрый, вбежал в спальню и увидел Каллу, размахивающую розовым электрошокером Гоголя в его направлении.
– Ох! – воскликнул Джаспер. Может, она догадалась, что он Спаситель Дельфинов, и намерена его шантажировать? Эта мысль чуть не заставила его застонать от огорчения, поскольку даже фантазия о том, что его шантажирует красивая женщина, женщина с ягодицами, достойными всех подношений, какие только можно найти в материальном мире, больше его ни капли не возбуждала. Что бы вчера ни случилось в воде, это его сломало.
– И зачем шокер? – спросил он наконец. Прозвучало раздраженно, но Джаспер ничего не мог с этим поделать. Он почти хотел, чтобы она ударила его током: боль сразу дала бы ему возможность сосредоточиться на чем-то другом. Может быть, если бы удар тока пришелся в пах, Джаспера выбило бы обратно в нормальное состояние. Электротерапия вроде бы считается лекарством. Он прикрыл свои гениталии руками.
– Клянусь богом, – закричала Калла. – Еще одно движение, и я тебя шарахну!
«И отлично, – хотел он сказать. – Я не уверен, что смогу когда-нибудь заняться сексом с человеком, а я этим зарабатывал на жизнь. Ты – одна из немногих, кто может меня понять, учитывая твою профессию. Но здесь есть несколько отличий. Раз ты пришла сюда с оружием, значит, твоя работа не такая приятная, как моя. В том, чем я занимаюсь, мне нравится абсолютно все. Иногда чувство вины становится достаточно сильным, чтобы вызывать раздражение, но, если честно, даже чувство вины идет на пользу моему эго, потому что если бы я не был хорош в том, что делаю, у меня не было бы повода чувствовать себя виноватым. Понимаешь теперь? Моя жизнь сломана; это связано с дельфином, мне пришлось сбрить волосы, чтобы избежать преследования моих прошлых любовниц, и все это случилось только потому, что у всех есть мобильные телефоны и прибамбасы с гребаными камерами. Я лишился смысла жизни. Это точно. Так что прости, но у меня не будут поджиматься яйца, сколько бы ты мне ни угрожала. У меня не осталось ничего, что имело бы для меня значение».
– Кроме денег! – понял вдруг Джаспер.
– Ты решила меня ограбить? – спросил он, – Кроме того, что я тебе заплатил, когда ты приехала, у меня ничего нет. Я открою сейф, и ты сама убедишься.
У него было намного больше денег, но они лежали не в сейфе.
– Я нашла сумку с твоими трофеями, ты, псих! – выкрикнула она и пнула бумажный пакет из-под гамбургеров на вынос, в котором лежали обстриженные волосы Джаспера.
– А, это, – сказал Джаспер. Как лучше все объяснить? Ему хотелось сказать, что никто не станет выбрасывать в мусор вырезанную почку. Его волосы, вывалившиеся из пакета, выглядели так, словно в любой момент могли ожить. Джаспер всегда представлял, что, если он избавится от них, они, оставшись одни, будут медленно ползать по земле, как осьминог, сбитые с толку, но полные решимости вернуться к нему. Он воображал, как однажды дождливым вечером в квартире новой жертвы волосы его найдут: он и его пассия сидят на кожаном диване, пьют при свечах вино и вот-вот поцелуются, потому что он только что признался в любви. Затем вспышка света, женщина смотрит в окно и начинает кричать: масса волос ползет вверх по стеклу и повисает, удерживаемая с обеих сторон двумя усиками-прядями. Когда женщина бросится на кухню, чтобы позвонить 911, Джаспер, понявший, что это вернулась его прежняя прическа, откроет дверь. Правда, увлекшись, Джаспер забыл, что у него уже появилась замена: уже отрасли новые. И когда прежние волосы, проползшие через адские слои мусора и преодолевшие бесчисленные тяготы, чтобы вернуться на голову Джаспера и снова царствовать, сквозь дождь увидят новую прическу, их нельзя будет обвинить в том, что они дико завизжат, прыгнут на Джаспера и вцепятся ему в лицо, стремясь вырвать новые волосы. Они не поймут, что их мокрое тело закроет Джасперу нос и рот, пока они будут воевать с его новой шевелюрой, и не почувствуют, что Джаспер упал на землю. Когда он наконец окажется лысым (у новых волос, мягких, как оливковое масло, не будет ни единого шанса против жилистых прядей, мышцы которых закалены ползаньем по каменистым дорогам в поисках прежнего хозяина), когда волосы наконец снова заберутся на его голову, они почувствуют такое облегчение, оказавшись дома, что заметят, что Джаспер умер, только когда их похоронят заживо.
Этого нельзя было допустить. Джаспер всегда увлекался научной фантастикой – разумеется, фильмами, а не книгами – и ее связями со сверхъестественным. Он не был окончательно уверен, верит ли он в призраков, инопланетян или даже в бога, но зачем провоцировать потустороннее за тобой охотиться? Вот что может случиться, если волосы выкинуть. Останки его гривы следовало предать огню, чтобы их очищенная пламенем душа высвободилась и отправилась на тот свет. Пепел Джаспер высыпал бы в бутылку шампуня – кроме небольшой части, которую поместил бы в бриллиант или в другой драгоценный камень. Для этой цели можно было найти заложенное выпускное кольцо какого-нибудь престижного колледжа.
Однако все это вряд ли удалось бы объяснить Калле.
Стоп. Почему она вообще подошла к пакету? Она хотела его украсть?
– Не трогай их! – крикнул Джаспер; он протянул руку, и Калла, защищаясь, отшвырнула пакет в угол. Джаспер бросился следом, схватил его и прижал к груди. Его руки обхватили бумажный пакет – куда сильнее, чем следовало стискивать мешок с волосами.
Джаспер почувствовал, как его спина изогнулась дугой над источником боли, почувствовал, что дрожит. Боль в центре спины прогрызала себе путь сквозь его тело; он опустил глаза и посмотрел на собственную грудь, ожидая увидеть торчащий из нее наконечник копья или что-то в этом роде, но он знал, что его не пронзили насквозь. Просто ударили электрошоком.
– Наш эротический сеанс окончен, – крикнула Калла. – Я не слишком люблю копов, но я буду рукоплескать, когда они тебя схватят. Уверена, они дали тебе какое-то прозвище, из-за которого ты считаешь себя крутым ублюдком. Охотник за сияющими скальпами, например. Твоя песенка спета, можешь мне поверить.
– Это мои волосы, – наконец выдавил он.
– Нет. Волосы не мужские, – сказала Калла.
Если отбросить гендерные предубеждения, комплимент ему польстил. Джаспер даже смог улыбнуться на миллисекунду, прежде чем взвыть от очередного пронзающего насквозь разряда.
Часть II
Лицо у девушки белое.
«Смерть так близко», – думает она.
Так просто найти смерть. Любовь – куда труднее.
Джой Вильямс, «Любовник»
9
Хейзел вопила во весь голос, умоляя отпустить ее руку, как будто на нее набросилась лысая собака с огромными сиськами; она стащила куклу с кровати и пинала, била ее головой о стену, потом попыталась нейтрализовать еще несколькими способами, каждый из которых был совершенно нелогично рассчитан на то, что Диана способна чувствовать боль или потерять сознание. Затем Хейзел решила разбить голову куклы о край тумбочки, как копилку, но Диана, судя по всему, была несокрушима. Тут до Хейзел дошло, что создатели Дианы специально спроектировали ее так, чтобы она могла сносить побои, и в эту секунду Хейзел преисполнилась жалостью к человечеству. «И что это говорит о тебе, человечество, – подумала Хейзел, – тебя жалеет взрослая женщина, чья рука застряла в горле секс-куклы престарелого отца?» Так себе характеристика, надо сказать.
Затем Хейзел, сросшаяся с Дианой как сиамский близнец, вынесла ее из спальни и потащила в сторону ванной, но задержалась в коридоре передохнуть и посмотреть на висящие на стенах семейные портреты.
– Это моя тетя Лена, – сказала Диане Хейзел, указывая свободной рукой на один из портретов, хотя голова Дианы была повернута не туда, где висела фотография. Тетя Лена умерла, а Диана не была ни живой, ни разумной, так что знакомить их было достаточно бессмысленно, но Хейзел достало, что все вокруг имеет практическую пользу. Байрона только польза и волновала. При знакомстве он сразу спрашивал всех: «Чем вы занимаетесь?», подразумевая «Чем вы можете быть мне полезны?» Хейзел планировала приложить все усилия, чтобы в будущем ее слова, действия и жизнь в целом были как можно менее осмысленны. Она поклялась с этого дня и впредь быть воплощением среднего пальца, который мир показывает либо Байрону, либо его могиле.
Она, конечно, умрет раньше Байрона, независимо от того, приложит он к этому руку или нет. На его стороне были и технологии, и прочие, если не все, могущественные силы зла во Вселенной, реальные или метафорические.
– Я ни у кого не видела такой длиннющей косы, как у тети Лены, – сказала Хейзел Диане и, покряхтывая, протащила ее еще на полметра вперед. Пальцы куклы задели батарею и извлекли из нее приятные музыкальные звуки, как будто кто-то постукивал по ксилофону. – Если бы она не закручивала косу в пучок, та свисала бы ниже попы, как хвост. В детстве я хотела отрастить такие же длинные волосы, чтобы можно было заправить их сзади под одежду, прорезать дыру в джинсах между задними карманами и вытащить косу оттуда, как будто я наполовину лошадь. Правда, от лошади у меня был бы только хвост, но все равно.
Хейзел сделала финальный рывок, и наконец они с Дианой добрались до входа в ванную, где ковер коридора сменялся плиткой. Хейзел выбилась из сил; она улеглась на пол рядом с Дианой и прижалась щекой к полу, отдавая жар щеки прохладному кафелю.
Их с Дианой поза была не лишена интимности. Лицо куклы оказалось так близко, что Хейзел, несмотря на то что было довольно темно, разглядела крошечные кнопочки под Дианиными волосами, где парик прикреплялся к голове. Лежа в ванной своего семидесятилетнего отца-холостяка, Хейзел обнаружила на полу несколько его волосинок. «Если хочешь сохранить душевное спокойствие, лучше вообще ни к чему внимательно не приглядывайся», – напомнила себе Хейзел. Поэтому вместо того, чтобы дальше вызнавать ненужные подробности папиной жизни, она уставилась в ближний глаз Дианы.
Она пыталась думать о Диане как о простой кукле, свести часть про «секс» к 20 процентам вместо 50. Хотя кое-какие идеи по усовершенствованию у Хейзел имелись: например, снабдить ее кнопкой, чтобы можно было легко вытащить руку из ее горла. А вот на Дианино умение слушать грех было жаловаться.
– Тетя Лена так и не воплотила мою идею с джинсами и хвостом, – пожаловалась Хейзел. – Вместо этого она закручивала косу в похожий на купол пучок на макушке. С такой прической она ходила лет с шестнадцати до тех пор, пока не умерла от эмфиземы в шестьдесят. От нее все время пахло дымом. Однажды я примерила один из ее шарфиков, и он оказался таким прокуренным, что я решила, что в своем куполе из косы она хранит запасные сигареты, как верблюд носит воду в горбу, – если пачка закончится, можно будет воспользоваться заначкой.
Хейзел поднялась с пола и осмотрела ванну, которая для удобства была оснащена большими серебристыми ручками и скамейкой. Она планировала окунуть голову Дианы в горячую воду и проверить, не расширится ли от этого резиновое горло. Хейзел предстояло поднять и уложить Диану в ванну, так что она решила поберечь силы и не вставать, чтобы включить свет, вместо этого она взялась свободной рукой за длинную ногу Дианы и, орудуя ей, как указкой, в конце концов зажала выключатель между большим и указательным пальцами куклы.
Уложить Диану в ванну было куда более грубой работой.
Почему-то Хейзел мучили нерациональные опасения, что вода может разозлить куклу, поэтому она старалась разговаривать с ней успокаивающим, ровным голосом, каким профессиональный грумер говорил бы с бездомной кошкой.
– Тебе понравится, – уговаривала ее Хейзел, – расслабляющая ванна – то, что нужно сейчас.
Она перекинула куклу через бортик, а затем забралась в ванну за ней и включила кран. Наблюдая, как вода поднимается над носом и ртом куклы, Хейзел словила ощущение, будто она ее убивает, поэтому она выдавила на руку немного геля для душа. Может быть, пузыри придадут атмосфере праздничности.
– Чувствуешь, как пахнет, Диана? – спросила Хейзел. – Фрезия!
Банные принадлежности, скорее всего, были мамины, остались лежать после ее смерти, и никто ими не пользовался много лет.
Казалось, с приближением конца его личного срока годности, отец стремился продлить жизнь всем вещам вокруг. Вчера она нашла в кладовке коробку хлопьев из «Бакалеи Смейзера».
– А что не так? – спросил он.
– Пап, магазин закрылся лет десять назад, – сказала она. – Сеть обанкротилась.
– Ну и что, разве я открыл коробку? – спросил он.
Коробка была не распечатана, а разговор, как поняла Хейзел, был окончен.
– Я, если честно, даже не уверен, ем такие хлопья или нет, – добавил он. – Когда умру, можешь забрать себе.
Хейзел ждала, пока наполнится ванна, и вспоминала рассказы тети Лены о древнем наказании за убийство. Если ты кого-то убивал, разлагающийся труп привязывали к твоему телу, чтобы инфекция с гниющей плоти в итоге перекинулась на тебя и забрала твою жизнь тоже. Этот пугающий образ навсегда отпечатался в памяти Хейзел. Но она так и не поняла, почему тетя Лена решила, что эта метафора должна иметь отношение к ее детству, как будто в ней был какой-то смысл. «Другими словами, убив их, ты убьешь себя, – так тетя Лена обычно завершала свой рассказ, – поэтому обязательно убирай в своей комнате! Поэтому скажи „нет“ наркотикам!»
Хейзел снова попыталась освободить застрявшую руку, и это напомнило ей о необычном способе рыбалки под названием «нудлинг», о которой она когда-то слышала. Рыбак засовывает руку в подводные пещерки, чтобы выманить сома, рыба кусает его за руку, и ее можно вытащить из воды. Но иногда сом оказывался слишком большим и тогда мог утянуть человека под воду и держать там, пока тот не задохнется, или же уплыть обратно в нору, где рука застревала, и рыбак не мог вынырнуть за глотком воздуха.
В свою очередь это напомнило Хейзел о том, как в детстве ее застукали с рукой в банке печенья. Когда ее мама ловила ее на чем-то, она обычно кричала «Замри!», и Хейзел поневоле превращалась в виноватую статую. Так она и стояла там, уже нащупав печенье кончиками пальцев и даже, может быть, успевая взять одно, выронить, взять другое и снова уронить, пока ее мать читала ей нотацию. «Хейзел! – кричала она, – Зачем тебе этот автостоп на шоссе недоедания? Ты хоть знаешь, как брокколи влияет на твой организм? Брокколи для него как стодолларовая купюра. Когда ты ее ешь, ты оплачиваешь свое здоровье. А печенье?! Оно же как деньги в „Монополии“! Ты выдаешь собственному телу поддельные купюры. Твои зубы хотят спуститься в магазин витаминов и минералов, чтобы купить немного кальция, и знаешь, что говорит им кассир? „Извини, тело Хейзел, но у тебя недостаточно средств для оплаты, потому что Хейзел – глупая девчонка, помешанная на сахаре, которая не слушается своих замечательных родителей“. Тогда твой организм начнет плакать и, возможно, даже умолять. „Пожалуйста, пощадите, – скажет он. – Если мы не получим кальция прямо сейчас, у нас выпадут зубы, и тогда в школе все засмеют нас, и у нас никогда не будет парня, и работы, и никто не будет нас любить“. А продавцу останется только пожать плечами и сказать: „Понятия не имею, почему юная леди поступает так глупо и ест печенье перед сытным обедом, тем самым портя себе аппетит и лишаясь всех питательных веществ, которые ей так нужны, чтобы вырасти в респектабельную взрослую женщину, а не беззубого мутанта, но если она сама так решила, то заслужила все, что ее ждет“». Все время, пока мама говорила, Хейзел старалась собрать как можно больше кусочков шоколада и печенья под ногтями, чтобы, когда проповедь наконец закончится и ее отправят в комнату ждать ужина, она могла съесть сладкие крошки в знак того, что миссия не совсем провалилась.
Воды набежало уже достаточно. Хейзел решила притвориться, что голова куклы на самом деле не находится под водой: как будто Диана – это просто человек, который провалился в ливневую канализацию и застрял, как в ловушке, и все его тело, кроме головы, оказалось под водой, и ему было очень страшно, а Хейзел должна его успокоить и уговорить потерпеть еще немного, пока его не вытащат. Хейзел наклонилась погладить Диану по голове, но тут же поморщилась: волосы куклы превратились в слизкую массу. Возможно, стоило снять с нее парик до того, как тащить ее в воду? Хейзел быстро ощупала конечности Дианы, затем прочистила горло.
– Знаешь, Диана, хотя многое меняется, все остается прежним.
Так она хотела донести до Дианы, что даже если ее волосы не переживут ванну, все остальное ее тело, кажется, держалось просто отлично. Применительно к ней самой высказывание обретало другой смысл.
Вот она снова в родительском доме, и ее рука будто бы снова застряла в банке из-под печенья.
– К счастью, – сказала Хейзел, – горло у тебя достаточно широкое, рука ребенка там бы не застряла. Разве что только очень большого ребенка. Я так вляпалась только потому, что я взрослая. Для детей ты опасности не представляешь. В том числе поэтому ты мне и нравишься.
Именно в тот момент, когда Хейзел протянула свободную руку, чтобы выключить воду, в ее мозгу фейерверком взорвалась ослепляюще-белая вспышка. Хейзел не видела ничего, кроме череды сверкающих искр, вспыхивающих за сетчаткой.
Она наклонилась вперед, и ее вырвало, потом вырвало еще раз. Но искры от этого никуда не делись.
Очнувшись через несколько минут, Хейзел обнаружила, что ванна переполнена, а вода начала остывать. Позже она поняла, что стоило ей закрыть кран, и вода перестала бы литься с таким шумом, а у нее, вероятно, было бы больше времени на размышления, но первой ее мыслью было: «НАДО СПАСТИ ДИАНУ!»
Хейзел испытала прилив адреналина. Она слышала об этом – как в критической ситуации миниатюрные матери в вязаных кофточках находят в себе силы поднять фургон, придавивший ребенку ногу. Но до сих пор с ней лично такого не случалось. Хейзел выкрикнула имя Дианы и рванулась вверх с такой силой, что Диану выбросило из ванны.
Когда кукла упала на землю, она по инерции дернула Хейзел за руку. Теперь Хейзел не чувствовала ничего, кроме боли.
С душевной болью Хейзел справлялась, как бывалый солдат. Она могла бы сойти за раненого кадета времен Гражданской войны, который насвистывал народные мелодии на поле боя во время ампутации, пока пила хирурга делала свое дело. Опыта превозмогания физической боли у Хейзел было гораздо меньше. Оказалось, вывихнуть плечо – очень больно.