Созданная из тени
Часть 53 из 74 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ваше Величество, что произошло?
У меня нет ответа.
– На вас напали? – предполагает королевский воин, который не решился меня схватить.
Вот она, спасительная соломинка! Однако я качаю головой:
– Я… я не знаю.
– Она разбила крышу, – раздается чей-то голос.
Мы все оборачиваемся к говорящему воину: опустившись на колено, он берет один из тех камней, которые я бросала. Что ж, звучит правдоподобно. И все же это было что-то другое. Гораздо хуже.
В последний раз смотрю на небо. Птицы пропали из виду. Все до одной воспользовались подвернувшейся возможностью и улетели. Сомневаюсь, что кто-то из них переживет последние дни зимы.
Предположение, что я сама разбила крышу, успокоило воинов. Меня отводят в покои. Арманда идет со мной, ее лицо напоминает бесстрастную маску. Но стоило воинам закрыть за нами дверь, как хладнокровие Арманды сменяется сильнейшим испугом.
– Ваше Величество, что с вами случилось? – шепотом спрашивает она.
Что ответить? Я сама ничего не понимаю…
Арманда за руку тащит меня в спальню, к зеркалу в серебряной оправе, висящему над туалетным столиком. В лице у меня ни кровинки, это даже пугает. Я бледная, словно луна. Затем я замечаю, что на щеках у меня легкие царапины. Руки тоже все в мелких ссадинах. Но Арманда смотрит так пристально, и мне приходится обратить внимание на свои глаза. Белые тени стали гуще, и это меня совсем не удивляет.
Вдруг в ванной комнате раздается какой-то шум, и мы с Армандой вздрагиваем. Там кто-то есть. Арманда спешит к дверям, сжав кулаки, – собирается подать сигнал воинам. А я, наоборот, бросаюсь к ванной и распахиваю дверь. С трудом сдерживаю рвущийся из груди вскрик. Рядом с бассейном стоит Грейс. В одной руке у нее тряпка, в другой ведро.
Не сомневаюсь, Арманде можно доверять. И все же я прошу ее оставить нас с Грейс наедине. Арманда уходит, дверь запирают на замок, и только тогда Грейс бросает уборку и крепко меня обнимает.
Несмотря на серые лохмотья, которые Грейс приходится носить, она удивительно грациозна. Ее красота затмевает все, хотя лицо у нее все в пыли, босые ноги испачканы, а на платье потные следы. Серебристые волосы Грейс отросли: спереди они доходят до подбородка, а сзади почти до плеч.
– Я так рада тебя видеть! – лепечу я. Одна-другая слезинка капают на ее волосы.
Добрый знак. Грейс появилась в ту самую секунду, когда мне очень нужно, чтобы рядом кто-нибудь был. В ее присутствии я забываю о пережитом потрясении. Забываю о ненависти, на несколько секунд забываю о всех своих тревогах.
– Я так боялась за тебя! Думала, вдруг с тобой что-то случилось…
– Прости, – шепчет Грейс. – Прости, я не могла прийти раньше. Не хотела, чтобы кто-то заметил…
Хвала высшим силам, что Грейс так рассудительна.
– Ни в коем случае не рискуй, слышишь?
Я и так слишком часто подвергала ее опасности.
– Никогда, – очень сухо отвечает Грейс.
Грейс, я обожаю твое чувство юмора.
– Как у тебя дела? У вас всех? Как поживает Алек?
Грейс прячет ухмылку:
– Детей еще нет. Но у Алека все хорошо, и у меня тоже.
Она все же улыбается. Несмотря на все страхи, порадоваться за нее мне совсем несложно.
– Ты сбежала, и жизнь пошла своим чередом. Король был… так зол. И… печален?
– Он был в отчаянии? – предполагаю я.
Грейс кивает:
– Некоторые из нас считают, что иметь слова и имена – неправильно, поэтому Лиаскай наказала нас, отняв Королеву.
– Чепуха. Лиаскай никогда не хотела, чтобы слуги были немы или незаметны. Это выдумка того ужасного человека.
– Короля?
Меня пробирает дрожь.
– Он никогда не должен был стать Королем.
И я сообщаю Грейс все, что выяснила о Кассиане, об Истинной Королеве и Лиаскай, а она дополняет мой рассказ слухами и легендами, которые ей известны. Что касается Кассиана, мы единодушно решили, что пора освободить Лиаскай. Вдруг Грейс вскакивает на ноги.
– Ты боишься? – беспокоюсь я. – Нельзя, чтобы кто-то заметил твой страх, слышишь?
Грейс убирает со лба волосы.
– Я боюсь одного: вдруг кто-нибудь заметит, что я не закончила уборку? Лучше потороплюсь… Ой, ты чего?
Если все дело в этом… Засучив рукава платья, я беру щетку и окунаю в ведро с мыльной водой.
В серых глазах Грейс искрится веселье:
– Разве Королева может мыть полы?
– Согласно королевским законам – нет, – отвечаю я. – Но сегодня это доставит мне непозволительно много удовольствия.
Глава 46
Через три дня Кассиан вернулся из своего путешествия. В сопровождении королевских воинов он заявился в мою спальню как к себе домой и снисходительно сообщил, что на следующий день мне предстоит прогулка в город.
– Звучит как приглашение, – спокойно замечаю я, собираясь пойти к рабочему столу, где лежит нож для вскрытия писем, – им можно разрезать не только конверты. Однако сторожевые псы Кассиана преграждают мне путь.
Сам Кассиан берет с прикроватной тумбочки книгу и пролистывает ее.
– Это не приглашение. Ты должна показаться народу, пока твое возвращение не обросло легендами. Люди встретят Королеву с ликованием? Или увидят, как я тащу тебя по улицам на цепи, словно маленькую беглую предательницу? Решай, Ваше Величество.
Язвительный ответ прямо вертится на языке. Нет, нельзя вестись на издевки Кассиана. Моя цель – добыть его кровь. Нужно терпеливо ждать подходящего случая и усыпить бдительность Кассиана. Кроме Лиаскай, меня ничего не волнует. Не хочу, чтобы пролилась кровь невинных людей. Однако именно это произойдет, если Кассиан исполнит свою угрозу или я не покажусь народу. Слухи распространяются быстро – и слух о моем возвращении тревожит людей, вызывает волнения.
– Говори что хочешь, но я считаю это приглашением. И я его принимаю.
На следующий день пронзительный восточный ветер кружит падающие с неба снежные хлопья, но несмотря на непогоду, мою поездку не отменили. Надо предстать перед людьми: пусть никто не сомневается, что я вернулась.
Открытый экипаж запряжен четверкой вороных лошадей – земля дрожит под мощными копытами этих величественных животных. Их шкуры поблескивают, будто лакированные, а волнистые гривы развеваются на ветру. Два кучера управляют экипажем, и я устраиваюсь прямо за ними на высоком сиденье – отсюда меня всем видно. Кассиан боится скорее не покушения, а того, что я сбегу: как только мы выезжаем через дворцовые ворота на главную улицу Рубии, экипаж окружают с десяток королевских воинов верхом на лошадях. Те, кто скачет впереди, несут реющие знамена с гербом Лиаскай: серебряный саблерог на темно-синем фоне.
К моему изумлению, Кассиан тоже едет верхом рядом с экипажем. Он одет в элегантный черный кожаный камзол, вооружен мечом, а на голове у него шляпа с пером – как мне объяснила Арманда, это отличительная черта стольника. Стараюсь не обращать на него внимания, потому что каждый его взгляд подогревает опасную ненависть, кипящую у меня в душе. Нельзя давать волю чувствам, ведь помимо Кассиана пострадают другие люди.
Я надеваю Тиару Стелларис впервые после своего побега. Поначалу корона внушала страх: еще свежи воспоминания о том ощущении, которое охватило меня в миг коронации. Однако теперь Лиаскай с Ночью стали моей неотъемлемой частью, и корона кажется простым украшением из необычного материала. Это не металл и не камень, но в любом случае ничего опасного.
Всю ночь я пролежала без сна, но не потому, что хотела защититься от кошмаров Лиама. Все думала, как вести себя с народом. Ни в коем случае нельзя использовать против него силу Лиаскай. Вдруг однажды этим людям придется сражаться за меня – сражаться и даже умирать. Надо быть уверенной, что они делают это по доброй воле, а не потому, что я принудила их магией. Ночью я решила, что буду сдержанно и невозмутимо сидеть в экипаже, глядя вперед или поверх голов.
Но теперь… Они толпятся за ограждениями, которые охраняют солдаты. Мужчины, женщины, дети. Шквал аплодисментов прокатывается по улицам, заглушаемый песней на древнем, малопонятном языке. Лиаскай реагирует на песню: это ощущение сравнимо с нежными поглаживаниями кожи, которой давно не касались. Чувствую, как Лиаскай искрится и сияет внутри. Эта радость передается и мне. Ничего не могу с ней поделать, поэтому тревожусь. Люди, мимо которых мы проезжаем, улыбаясь, тянут ко мне руки, но расстояние между экипажем и ограждением слишком велико, я при всем желании не смогу до них дотронуться. Осунувшиеся лица людей, бледные после зимы, под глазами пролегли тени. Однако они чувствуют облегчение, благодарность и… надежду. А я прекрасно знаю, что не оправдаю этих надежд. Не сделаю жизнь людей лучше. Я – последний человек в мире, который может их спасти. Но рассудок ускользает от меня, ниточка за ниточкой, пока клубок не распутывается совсем. На два, три, десять взглядов, исполненных счастья, я отвечаю безразличием, но затем всеобщая эйфория охватывает и меня. Отвечаю на улыбки людей, на смех, а когда какой-то мужчина высоко поднимает ребенка, чтобы тому лучше было видно, я перегибаюсь через дверцу экипажа и касаюсь кончиками пальцев маленькой ручки.
Как много людей. Молодых и старых, больных и здоровых. Состоятельные горожане в праздничных нарядах машут с балконов своих домов, бедняки держат в руках маленькие букетики или бросают их в экипаж. Некоторые я даже поймала. Букетики из початка кукурузы, веточки сухой лаванды или шалфея и гусиного пера. Никто не говорил мне, что символизируют эти вещи, однако в глубине души я давно знаю: благополучие, здоровье и разум.
Все поют гимн Лиаскай, старинные песни – где-то громче, где-то тише. Местами под аккомпанемент инструментов, местами под ритм, который задают сами люди, хлопая в ладоши и топая ногами. Весь город поет и ликует, этот шум пронизывает меня до мозга костей. Наверное, он будет звучать в ушах даже ночью, когда все стихнет.
Но вот экипаж сворачивает во дворец, и ворота закрываются. Я невольно бросаю взгляд на Кассиана. Он смотрит с глубоким удовлетворением, и в его лице, как в зеркале, я вижу себя. Вижу сияющие глаза, пылающие щеки, улыбку на губах. Разглядываю букетик, который держу в руке. Гусиное перо упало на землю, и я случайно на него наступила.
То же самое случилось и с моим разумом.
По спине бежит холодок. Я вдруг понимаю – Кассиан не просто предвидел, что случится во время моей прогулки, он это спланировал. Прогулку устроили не только для того, чтобы народ убедился, что я вернулась и пребываю в добром здравии.
Кассиан хотел, чтобы я сама осознала, кем или чем теперь являюсь.
Глава 47
Дни бегут, а с ними, облако за облаком, уходит зима. Снегопадов больше нет, небо ясное: теперь это приветливая лазурь, а не звенящая ледяная синева. Ночи становятся короче, утро наступает все раньше, однако я встречаю его с нарастающей паникой.
Кажется, отчаянная затея Лиама удалась. Кошмар, в котором его топят, я теперь вижу днем: кажется, будто с губ вот-вот слетит несдержанный вздох и ледяная вода Лирии хлынет в легкие. Видение обрывается в тот самый миг, когда я все-таки вздыхаю, но тут же начинается заново. Это невыносимо. Очнувшись, я забираюсь в кровать или съеживаюсь в уголке. Трясусь всем телом, судорожно глотая воздух. После таких приступов я вся мокрая от пота, глаза у меня болят, а лицо залито слезами. Однако я чувствую – это лишь отражение ужаса, который испытывает Лиам.
Что же творится в Лунной яме по ночам, раз он так много спит днем, теряясь в жутких кошмарах?
У меня нет ответа.
– На вас напали? – предполагает королевский воин, который не решился меня схватить.
Вот она, спасительная соломинка! Однако я качаю головой:
– Я… я не знаю.
– Она разбила крышу, – раздается чей-то голос.
Мы все оборачиваемся к говорящему воину: опустившись на колено, он берет один из тех камней, которые я бросала. Что ж, звучит правдоподобно. И все же это было что-то другое. Гораздо хуже.
В последний раз смотрю на небо. Птицы пропали из виду. Все до одной воспользовались подвернувшейся возможностью и улетели. Сомневаюсь, что кто-то из них переживет последние дни зимы.
Предположение, что я сама разбила крышу, успокоило воинов. Меня отводят в покои. Арманда идет со мной, ее лицо напоминает бесстрастную маску. Но стоило воинам закрыть за нами дверь, как хладнокровие Арманды сменяется сильнейшим испугом.
– Ваше Величество, что с вами случилось? – шепотом спрашивает она.
Что ответить? Я сама ничего не понимаю…
Арманда за руку тащит меня в спальню, к зеркалу в серебряной оправе, висящему над туалетным столиком. В лице у меня ни кровинки, это даже пугает. Я бледная, словно луна. Затем я замечаю, что на щеках у меня легкие царапины. Руки тоже все в мелких ссадинах. Но Арманда смотрит так пристально, и мне приходится обратить внимание на свои глаза. Белые тени стали гуще, и это меня совсем не удивляет.
Вдруг в ванной комнате раздается какой-то шум, и мы с Армандой вздрагиваем. Там кто-то есть. Арманда спешит к дверям, сжав кулаки, – собирается подать сигнал воинам. А я, наоборот, бросаюсь к ванной и распахиваю дверь. С трудом сдерживаю рвущийся из груди вскрик. Рядом с бассейном стоит Грейс. В одной руке у нее тряпка, в другой ведро.
Не сомневаюсь, Арманде можно доверять. И все же я прошу ее оставить нас с Грейс наедине. Арманда уходит, дверь запирают на замок, и только тогда Грейс бросает уборку и крепко меня обнимает.
Несмотря на серые лохмотья, которые Грейс приходится носить, она удивительно грациозна. Ее красота затмевает все, хотя лицо у нее все в пыли, босые ноги испачканы, а на платье потные следы. Серебристые волосы Грейс отросли: спереди они доходят до подбородка, а сзади почти до плеч.
– Я так рада тебя видеть! – лепечу я. Одна-другая слезинка капают на ее волосы.
Добрый знак. Грейс появилась в ту самую секунду, когда мне очень нужно, чтобы рядом кто-нибудь был. В ее присутствии я забываю о пережитом потрясении. Забываю о ненависти, на несколько секунд забываю о всех своих тревогах.
– Я так боялась за тебя! Думала, вдруг с тобой что-то случилось…
– Прости, – шепчет Грейс. – Прости, я не могла прийти раньше. Не хотела, чтобы кто-то заметил…
Хвала высшим силам, что Грейс так рассудительна.
– Ни в коем случае не рискуй, слышишь?
Я и так слишком часто подвергала ее опасности.
– Никогда, – очень сухо отвечает Грейс.
Грейс, я обожаю твое чувство юмора.
– Как у тебя дела? У вас всех? Как поживает Алек?
Грейс прячет ухмылку:
– Детей еще нет. Но у Алека все хорошо, и у меня тоже.
Она все же улыбается. Несмотря на все страхи, порадоваться за нее мне совсем несложно.
– Ты сбежала, и жизнь пошла своим чередом. Король был… так зол. И… печален?
– Он был в отчаянии? – предполагаю я.
Грейс кивает:
– Некоторые из нас считают, что иметь слова и имена – неправильно, поэтому Лиаскай наказала нас, отняв Королеву.
– Чепуха. Лиаскай никогда не хотела, чтобы слуги были немы или незаметны. Это выдумка того ужасного человека.
– Короля?
Меня пробирает дрожь.
– Он никогда не должен был стать Королем.
И я сообщаю Грейс все, что выяснила о Кассиане, об Истинной Королеве и Лиаскай, а она дополняет мой рассказ слухами и легендами, которые ей известны. Что касается Кассиана, мы единодушно решили, что пора освободить Лиаскай. Вдруг Грейс вскакивает на ноги.
– Ты боишься? – беспокоюсь я. – Нельзя, чтобы кто-то заметил твой страх, слышишь?
Грейс убирает со лба волосы.
– Я боюсь одного: вдруг кто-нибудь заметит, что я не закончила уборку? Лучше потороплюсь… Ой, ты чего?
Если все дело в этом… Засучив рукава платья, я беру щетку и окунаю в ведро с мыльной водой.
В серых глазах Грейс искрится веселье:
– Разве Королева может мыть полы?
– Согласно королевским законам – нет, – отвечаю я. – Но сегодня это доставит мне непозволительно много удовольствия.
Глава 46
Через три дня Кассиан вернулся из своего путешествия. В сопровождении королевских воинов он заявился в мою спальню как к себе домой и снисходительно сообщил, что на следующий день мне предстоит прогулка в город.
– Звучит как приглашение, – спокойно замечаю я, собираясь пойти к рабочему столу, где лежит нож для вскрытия писем, – им можно разрезать не только конверты. Однако сторожевые псы Кассиана преграждают мне путь.
Сам Кассиан берет с прикроватной тумбочки книгу и пролистывает ее.
– Это не приглашение. Ты должна показаться народу, пока твое возвращение не обросло легендами. Люди встретят Королеву с ликованием? Или увидят, как я тащу тебя по улицам на цепи, словно маленькую беглую предательницу? Решай, Ваше Величество.
Язвительный ответ прямо вертится на языке. Нет, нельзя вестись на издевки Кассиана. Моя цель – добыть его кровь. Нужно терпеливо ждать подходящего случая и усыпить бдительность Кассиана. Кроме Лиаскай, меня ничего не волнует. Не хочу, чтобы пролилась кровь невинных людей. Однако именно это произойдет, если Кассиан исполнит свою угрозу или я не покажусь народу. Слухи распространяются быстро – и слух о моем возвращении тревожит людей, вызывает волнения.
– Говори что хочешь, но я считаю это приглашением. И я его принимаю.
На следующий день пронзительный восточный ветер кружит падающие с неба снежные хлопья, но несмотря на непогоду, мою поездку не отменили. Надо предстать перед людьми: пусть никто не сомневается, что я вернулась.
Открытый экипаж запряжен четверкой вороных лошадей – земля дрожит под мощными копытами этих величественных животных. Их шкуры поблескивают, будто лакированные, а волнистые гривы развеваются на ветру. Два кучера управляют экипажем, и я устраиваюсь прямо за ними на высоком сиденье – отсюда меня всем видно. Кассиан боится скорее не покушения, а того, что я сбегу: как только мы выезжаем через дворцовые ворота на главную улицу Рубии, экипаж окружают с десяток королевских воинов верхом на лошадях. Те, кто скачет впереди, несут реющие знамена с гербом Лиаскай: серебряный саблерог на темно-синем фоне.
К моему изумлению, Кассиан тоже едет верхом рядом с экипажем. Он одет в элегантный черный кожаный камзол, вооружен мечом, а на голове у него шляпа с пером – как мне объяснила Арманда, это отличительная черта стольника. Стараюсь не обращать на него внимания, потому что каждый его взгляд подогревает опасную ненависть, кипящую у меня в душе. Нельзя давать волю чувствам, ведь помимо Кассиана пострадают другие люди.
Я надеваю Тиару Стелларис впервые после своего побега. Поначалу корона внушала страх: еще свежи воспоминания о том ощущении, которое охватило меня в миг коронации. Однако теперь Лиаскай с Ночью стали моей неотъемлемой частью, и корона кажется простым украшением из необычного материала. Это не металл и не камень, но в любом случае ничего опасного.
Всю ночь я пролежала без сна, но не потому, что хотела защититься от кошмаров Лиама. Все думала, как вести себя с народом. Ни в коем случае нельзя использовать против него силу Лиаскай. Вдруг однажды этим людям придется сражаться за меня – сражаться и даже умирать. Надо быть уверенной, что они делают это по доброй воле, а не потому, что я принудила их магией. Ночью я решила, что буду сдержанно и невозмутимо сидеть в экипаже, глядя вперед или поверх голов.
Но теперь… Они толпятся за ограждениями, которые охраняют солдаты. Мужчины, женщины, дети. Шквал аплодисментов прокатывается по улицам, заглушаемый песней на древнем, малопонятном языке. Лиаскай реагирует на песню: это ощущение сравнимо с нежными поглаживаниями кожи, которой давно не касались. Чувствую, как Лиаскай искрится и сияет внутри. Эта радость передается и мне. Ничего не могу с ней поделать, поэтому тревожусь. Люди, мимо которых мы проезжаем, улыбаясь, тянут ко мне руки, но расстояние между экипажем и ограждением слишком велико, я при всем желании не смогу до них дотронуться. Осунувшиеся лица людей, бледные после зимы, под глазами пролегли тени. Однако они чувствуют облегчение, благодарность и… надежду. А я прекрасно знаю, что не оправдаю этих надежд. Не сделаю жизнь людей лучше. Я – последний человек в мире, который может их спасти. Но рассудок ускользает от меня, ниточка за ниточкой, пока клубок не распутывается совсем. На два, три, десять взглядов, исполненных счастья, я отвечаю безразличием, но затем всеобщая эйфория охватывает и меня. Отвечаю на улыбки людей, на смех, а когда какой-то мужчина высоко поднимает ребенка, чтобы тому лучше было видно, я перегибаюсь через дверцу экипажа и касаюсь кончиками пальцев маленькой ручки.
Как много людей. Молодых и старых, больных и здоровых. Состоятельные горожане в праздничных нарядах машут с балконов своих домов, бедняки держат в руках маленькие букетики или бросают их в экипаж. Некоторые я даже поймала. Букетики из початка кукурузы, веточки сухой лаванды или шалфея и гусиного пера. Никто не говорил мне, что символизируют эти вещи, однако в глубине души я давно знаю: благополучие, здоровье и разум.
Все поют гимн Лиаскай, старинные песни – где-то громче, где-то тише. Местами под аккомпанемент инструментов, местами под ритм, который задают сами люди, хлопая в ладоши и топая ногами. Весь город поет и ликует, этот шум пронизывает меня до мозга костей. Наверное, он будет звучать в ушах даже ночью, когда все стихнет.
Но вот экипаж сворачивает во дворец, и ворота закрываются. Я невольно бросаю взгляд на Кассиана. Он смотрит с глубоким удовлетворением, и в его лице, как в зеркале, я вижу себя. Вижу сияющие глаза, пылающие щеки, улыбку на губах. Разглядываю букетик, который держу в руке. Гусиное перо упало на землю, и я случайно на него наступила.
То же самое случилось и с моим разумом.
По спине бежит холодок. Я вдруг понимаю – Кассиан не просто предвидел, что случится во время моей прогулки, он это спланировал. Прогулку устроили не только для того, чтобы народ убедился, что я вернулась и пребываю в добром здравии.
Кассиан хотел, чтобы я сама осознала, кем или чем теперь являюсь.
Глава 47
Дни бегут, а с ними, облако за облаком, уходит зима. Снегопадов больше нет, небо ясное: теперь это приветливая лазурь, а не звенящая ледяная синева. Ночи становятся короче, утро наступает все раньше, однако я встречаю его с нарастающей паникой.
Кажется, отчаянная затея Лиама удалась. Кошмар, в котором его топят, я теперь вижу днем: кажется, будто с губ вот-вот слетит несдержанный вздох и ледяная вода Лирии хлынет в легкие. Видение обрывается в тот самый миг, когда я все-таки вздыхаю, но тут же начинается заново. Это невыносимо. Очнувшись, я забираюсь в кровать или съеживаюсь в уголке. Трясусь всем телом, судорожно глотая воздух. После таких приступов я вся мокрая от пота, глаза у меня болят, а лицо залито слезами. Однако я чувствую – это лишь отражение ужаса, который испытывает Лиам.
Что же творится в Лунной яме по ночам, раз он так много спит днем, теряясь в жутких кошмарах?