Созданная из тени
Часть 24 из 74 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Так и есть. Однако это вина Лиама, а не твоя.
Задумчиво прикусив щеку, Шеймус замечает:
– Но на Лиама ты тоже не злишься, – он бросает быстрый взгляд на старшего брата. – Правда ведь?
– Уже нет, – с улыбкой заверяю я Шеймуса. – Но злилась. Лиам тогда обходил меня стороной – и правильно делал. Кто знает, может, в страшилках Зары есть доля правды?
Я шутливо клацаю зубами, и Шеймус хихикает. Краем глаза я вижу, как Лиам смотрит на младшего братишку. У него в глазах столько теплоты, заботы, готовности защитить Шеймуса, чего бы это ни стоило… Лиам понимает, что я за ним наблюдаю, и, подперев подбородок рукой, смотрит теперь только на меня. Его взгляд совсем не меняется, лишь в уголках глаз играет улыбка.
Глава 22
– С чего начнем? Есть идеи? – спрашивает Алис. Не глядя на нас, она сосредоточенно лепит что-то из восковой свечки.
Несмотря на царящее в таверне веселье, мы обсуждаем дальнейшие действия. Надо было пресечь этот разговор в самом его начале, но теперь уже поздно.
– Тебе можно совсем не начинать, – замечаю я. – Ты и так сделала предостаточно.
Наверное, в моих глазах можно прочесть, что втайне я ей очень признательна. Алис хочет, чтобы мы решали мои затруднения все вместе, – да, это в ее духе.
Она наставляет на меня восковую колбаску:
– Осторожнее с такими оскорблениями, Ваше Величество. Я ведь могу подумать, что ты говоришь серьезно.
Лиам, сидящий рядом со мной, тяжело вздыхает. Знаю, о чем он думает: его мысли отражаются во мне, как в зеркале. Хотелось бы ненадолго притвориться, мол, теперь, когда я здесь, все в полном порядке, и единственная проблема – то, что нам с Лиамом нужно заново узнать друг друга, привыкнуть. Лиам встает со скамьи, но как-то неуклюже, не похоже на него.
– Принесу нам выпить, вдруг этот вечер еще можно спасти.
Я отмахиваюсь: спасибо, мне сегодня хватит.
Не успевает Лиам дойти до стойки, как Эмма, перегнувшись через стол, касается моей руки:
– Майлин, можно тебя на минутку? Поговорим в тишине.
Я киваю и встаю из-за стола. Что-то мне не по себе. Мать Лиама встретила меня сердечно, но была молчалива, слушала мой рассказ, не задавая никаких уточняющих вопросов. Уверена, она вообще не рада моему возвращению. Да и как она может этому радоваться? Из-за меня ее сыну пришлось столько всего пережить. Накинув шубы, мы с Эммой выходим на улицу.
После задымленной таверны звенящий морозный воздух щиплет лицо. Эмма смотрит на увенчанные снегом горы, которые выделяются на фоне ночного неба.
– Даже не знаю, что сказать, – шепчет она, когда я уже собираюсь заговорить первой. – Когда Томас сообщил, что ты здесь… – она ненадолго умолкает. – Не вернись ты, было бы легче.
Молча кусаю нижнюю губу.
– Однако, – светлым от улыбки голосом продолжает Эмма, – с Лиамом не бывает легко. И в этом нет его вины. Знаешь, магия ткачей снов непредсказуема. Она пропускает целые поколения, игнорирует наследников клана одного за другим, а когда о ней совсем забывают, вдруг наносит удар. У нас с Питом нет магии, мы даже не знаем, откуда она взялась. И никак не могли помочь нашему мальчику с ней совладать. Эта магия – настоящее чудовище, Майлин, неукротимое и жестокое! Я много лет считала ее проклятьем.
По коже бегут мурашки, и зимняя ночь тут совсем ни при чем.
– Потому что Лиаму приходилось ее скрывать?
– И поэтому тоже. Но прежде всего он должен был научиться управлять магией самостоятельно, без наставника. Лиаму потребовалось много времени, чтобы заставить магию делать то, что ему нужно. И все равно она вытворяла разные вещи.
– Что именно? – шепчу я.
– Магия создает сны и иллюзии, которые выглядят очень реально. Никому и в голову не придет, что это мираж, – объясняет Эмма. – И магии все равно, на кого воздействовать.
– Даже на вас?
– Даже на Лиама. Все детишки видят дурные сны. А Лиам реагировал на них так остро, будто сам являлся их частью. Когда он был совсем маленький, мне часто казалось, что он больше не проснется и навсегда останется во снах. Сладких грезах или ужасных кошмарах. Вот что творит эта мерзкая магия. Она погребает разум под видениями, и откопать его нечеловечески тяжело.
Чувствую ком в горле. Как это невыносимо – быть не в силах помочь собственному ребенку… Зато теперь я понимаю, почему Лиам в одиночку принимает решения, которые причиняют столько боли другим. С малых лет он привык, что ему не могут помочь даже люди, которые его любят. Единственный, кто может его защитить, это он сам.
– Я вздохнула с облегчением, когда Лиам лишился магии, – из-за чувства вины голос Эммы почти срывается. – Только не рассказывай ему, пожалуйста, он не поймет и не простит. Лиам всем сердцем любит это ужасное чудовище, хотя оно принесло ему столько горя. Я никогда не могла этого постигнуть и очень обрадовалась, когда магию уничтожили. Думала, что мой сын наконец-то освободился от магии.
Я знаю, что чувствовала Эмма, и даже ее понимаю. Но эти слова неподъемной тяжестью ложатся на сердце. Может, я сама люблю чудовище. И оно куда ужаснее магии Лиама. Оно убьет меня. Я ни на секунду об этом не забываю, но порой мыслю, как фаталистка. Словно моя судьба предрешена. Только я не готова с этим смириться. Мне хочется самой решить, кто я такая.
– Летом, встретив тебя, – продолжает Эмма, – я подумала, что ты сможешь исцелить его раны. Лиам больше не был одинок. Он был счастлив.
– А затем я все испортила, – чуть слышно шепчу я.
Подойдя, Эмма берет меня за руки:
– Глупости. Ты подвергла себя огромной опасности, и я навеки твоя должница. Благодаря тебе вызволили Шеймуса.
Я отмахиваюсь. Ничего героического, про план-то мне не сказали. А знай я о нем… до сих пор не уверена, что согласилась бы рискнуть.
– Когда Лиам вернулся из дворца, – с этими словами Эмма достает платочек и прикладывает его к носу, – вернулся без тебя, но с Шеймусом и со множеством новых демонов, мне показалось, что чудовище снова овладело им.
Меня как холодной водой окатило.
– Ты имеешь в виду магию?
В моей памяти что-то зашевелилось, но я не поняла, что именно.
Эмма кивает:
– Лиам снова потерялся. Но не во снах, а за улыбкой и уверениями, что он в полном порядке. Он снова стал тем, до кого я не могла достучаться. Никто из нас этого не может. Даже Алис.
Слова Эммы меня не удивляют – они лишь причиняют мне боль. Готова поспорить, что знаю о похождениях Лиама в дворцовых подземельях гораздо больше, чем он рассказал своей семье. Я видела сны Лиама, и если в них хоть частично отражается то, что ему пришлось пережить, значит, все его заверения, мол, он в полном порядке – только личина. Защита, благодаря которой он еще держится.
– Он заслуживает лучшего, – просто заключает Эмма.
Не придумав ничего лучше, я крепко ее обнимаю. Она переводит дух.
– Мне хотелось бы пообещать, что я присмотрю за ним, – говорю я, осторожно подбирая каждое слово. – Только…
– Никто не может защитить Лиама, – перебивает меня Эмма, с печальной улыбкой вытирая глаза. – Кому, как не мне, это знать, я ведь пыталась… Но вдруг Лиаскай на такое способна?
– Не знаю.
Еще как знаю, но не хочу рушить надежды Эммы.
Смерив меня долгим взглядом, она с удивлением щурится:
– Ты что-то делаешь с людьми… Тебе об этом известно?
Понятия не имею, о чем это она, поэтому мотаю головой.
– Я собиралась поговорить не о Лиаме. А теперь стою здесь и изливаю душу. Почему?
– Может, тебе было нужно о нем рассказать.
Эмма вдруг сделалась до обидного подозрительной.
– Так о чем ты хотела поговорить, если не о Лиаме? – допытываюсь я.
– Лиаскай, – голос Эммы звучит твердо. Скрестив руки на груди, она придерживает свою шубу. – Прошу, Майлин, не думай, что я тебе не доверяю. Только…
– Ты не доверяешь ей?
Я чуть не рассмеялась. С чего Эмма взяла, что я доверяю Лиаскай? Да, мне нравится чувствовать у себя в голове ее нежность, любопытство и дружелюбие. Но я ни на секунду не забываю, что она убивает меня, медленно, украдкой, ласковыми прикосновениями.
– Мы – в смысле, жители деревни – долго размышляли. Ясное дело, для раздумий уже поздно. Однако ты должна сказать нам правду, Майлин.
Сердце у меня забилось быстрее.
– Конечно. О чем вы хотите узнать?
– Лиаскай знает, что мы здесь?
Мне это известно, и я готова ответить в ту же секунду. Но почему-то решаю пойти по шепчущим нитям, которые Лиаскай прядет в моих мыслях, и становлюсь единым целым с ней. Вижу, что видит она. Чувствую, что чувствует она. Она расстилает передо мной свой дар – Ночь.
Она темным покрывалом лежит на земле, мягко окутывает все живое, дышит мечтами, слезами и тихим смехом, прославляет каждую человеческую жизнь, будто она бесценна. Все снежинки, падающие с неба, с благоговением касаются жизни.
Эмма неуверенно сжимает мою руку, и я понимаю, что увлеклась. Улыбаюсь в небо – до чего глупо это выглядит со стороны.
– Не переживайте, – говорю я. – Лиаскай знает, что здесь живут люди.
Лицо Эммы словно заледенело.
– И всегда знала, – объясняю я. – Она знает о каждой жизни – и каждая жизнь для нее бесценна. В Лиаскай многого стоит бояться. Но только не ее саму. Она гораздо старше культа, который создали люди в ее честь. Из всех ритуалов значение для нее имеет только коронация Королевы, – я меланхолично улыбаюсь, ведь этот ритуал касается меня самой. – Скажи другим, чтобы они поверили в увиденное – в Утро. В чистую воду рек, в ветра, которые несут дождь и зной, поля и леса, разных животных и ломящиеся от припасов кладовые. И спроси их, действительно ли они боятся, что Лиаскай их не любит.
Мать Лиама смотрит на меня, как на божественное чудо. Я даже испугалась, что она вот-вот падет ниц.
– Нам… нам возвести храм?
Задумчиво прикусив щеку, Шеймус замечает:
– Но на Лиама ты тоже не злишься, – он бросает быстрый взгляд на старшего брата. – Правда ведь?
– Уже нет, – с улыбкой заверяю я Шеймуса. – Но злилась. Лиам тогда обходил меня стороной – и правильно делал. Кто знает, может, в страшилках Зары есть доля правды?
Я шутливо клацаю зубами, и Шеймус хихикает. Краем глаза я вижу, как Лиам смотрит на младшего братишку. У него в глазах столько теплоты, заботы, готовности защитить Шеймуса, чего бы это ни стоило… Лиам понимает, что я за ним наблюдаю, и, подперев подбородок рукой, смотрит теперь только на меня. Его взгляд совсем не меняется, лишь в уголках глаз играет улыбка.
Глава 22
– С чего начнем? Есть идеи? – спрашивает Алис. Не глядя на нас, она сосредоточенно лепит что-то из восковой свечки.
Несмотря на царящее в таверне веселье, мы обсуждаем дальнейшие действия. Надо было пресечь этот разговор в самом его начале, но теперь уже поздно.
– Тебе можно совсем не начинать, – замечаю я. – Ты и так сделала предостаточно.
Наверное, в моих глазах можно прочесть, что втайне я ей очень признательна. Алис хочет, чтобы мы решали мои затруднения все вместе, – да, это в ее духе.
Она наставляет на меня восковую колбаску:
– Осторожнее с такими оскорблениями, Ваше Величество. Я ведь могу подумать, что ты говоришь серьезно.
Лиам, сидящий рядом со мной, тяжело вздыхает. Знаю, о чем он думает: его мысли отражаются во мне, как в зеркале. Хотелось бы ненадолго притвориться, мол, теперь, когда я здесь, все в полном порядке, и единственная проблема – то, что нам с Лиамом нужно заново узнать друг друга, привыкнуть. Лиам встает со скамьи, но как-то неуклюже, не похоже на него.
– Принесу нам выпить, вдруг этот вечер еще можно спасти.
Я отмахиваюсь: спасибо, мне сегодня хватит.
Не успевает Лиам дойти до стойки, как Эмма, перегнувшись через стол, касается моей руки:
– Майлин, можно тебя на минутку? Поговорим в тишине.
Я киваю и встаю из-за стола. Что-то мне не по себе. Мать Лиама встретила меня сердечно, но была молчалива, слушала мой рассказ, не задавая никаких уточняющих вопросов. Уверена, она вообще не рада моему возвращению. Да и как она может этому радоваться? Из-за меня ее сыну пришлось столько всего пережить. Накинув шубы, мы с Эммой выходим на улицу.
После задымленной таверны звенящий морозный воздух щиплет лицо. Эмма смотрит на увенчанные снегом горы, которые выделяются на фоне ночного неба.
– Даже не знаю, что сказать, – шепчет она, когда я уже собираюсь заговорить первой. – Когда Томас сообщил, что ты здесь… – она ненадолго умолкает. – Не вернись ты, было бы легче.
Молча кусаю нижнюю губу.
– Однако, – светлым от улыбки голосом продолжает Эмма, – с Лиамом не бывает легко. И в этом нет его вины. Знаешь, магия ткачей снов непредсказуема. Она пропускает целые поколения, игнорирует наследников клана одного за другим, а когда о ней совсем забывают, вдруг наносит удар. У нас с Питом нет магии, мы даже не знаем, откуда она взялась. И никак не могли помочь нашему мальчику с ней совладать. Эта магия – настоящее чудовище, Майлин, неукротимое и жестокое! Я много лет считала ее проклятьем.
По коже бегут мурашки, и зимняя ночь тут совсем ни при чем.
– Потому что Лиаму приходилось ее скрывать?
– И поэтому тоже. Но прежде всего он должен был научиться управлять магией самостоятельно, без наставника. Лиаму потребовалось много времени, чтобы заставить магию делать то, что ему нужно. И все равно она вытворяла разные вещи.
– Что именно? – шепчу я.
– Магия создает сны и иллюзии, которые выглядят очень реально. Никому и в голову не придет, что это мираж, – объясняет Эмма. – И магии все равно, на кого воздействовать.
– Даже на вас?
– Даже на Лиама. Все детишки видят дурные сны. А Лиам реагировал на них так остро, будто сам являлся их частью. Когда он был совсем маленький, мне часто казалось, что он больше не проснется и навсегда останется во снах. Сладких грезах или ужасных кошмарах. Вот что творит эта мерзкая магия. Она погребает разум под видениями, и откопать его нечеловечески тяжело.
Чувствую ком в горле. Как это невыносимо – быть не в силах помочь собственному ребенку… Зато теперь я понимаю, почему Лиам в одиночку принимает решения, которые причиняют столько боли другим. С малых лет он привык, что ему не могут помочь даже люди, которые его любят. Единственный, кто может его защитить, это он сам.
– Я вздохнула с облегчением, когда Лиам лишился магии, – из-за чувства вины голос Эммы почти срывается. – Только не рассказывай ему, пожалуйста, он не поймет и не простит. Лиам всем сердцем любит это ужасное чудовище, хотя оно принесло ему столько горя. Я никогда не могла этого постигнуть и очень обрадовалась, когда магию уничтожили. Думала, что мой сын наконец-то освободился от магии.
Я знаю, что чувствовала Эмма, и даже ее понимаю. Но эти слова неподъемной тяжестью ложатся на сердце. Может, я сама люблю чудовище. И оно куда ужаснее магии Лиама. Оно убьет меня. Я ни на секунду об этом не забываю, но порой мыслю, как фаталистка. Словно моя судьба предрешена. Только я не готова с этим смириться. Мне хочется самой решить, кто я такая.
– Летом, встретив тебя, – продолжает Эмма, – я подумала, что ты сможешь исцелить его раны. Лиам больше не был одинок. Он был счастлив.
– А затем я все испортила, – чуть слышно шепчу я.
Подойдя, Эмма берет меня за руки:
– Глупости. Ты подвергла себя огромной опасности, и я навеки твоя должница. Благодаря тебе вызволили Шеймуса.
Я отмахиваюсь. Ничего героического, про план-то мне не сказали. А знай я о нем… до сих пор не уверена, что согласилась бы рискнуть.
– Когда Лиам вернулся из дворца, – с этими словами Эмма достает платочек и прикладывает его к носу, – вернулся без тебя, но с Шеймусом и со множеством новых демонов, мне показалось, что чудовище снова овладело им.
Меня как холодной водой окатило.
– Ты имеешь в виду магию?
В моей памяти что-то зашевелилось, но я не поняла, что именно.
Эмма кивает:
– Лиам снова потерялся. Но не во снах, а за улыбкой и уверениями, что он в полном порядке. Он снова стал тем, до кого я не могла достучаться. Никто из нас этого не может. Даже Алис.
Слова Эммы меня не удивляют – они лишь причиняют мне боль. Готова поспорить, что знаю о похождениях Лиама в дворцовых подземельях гораздо больше, чем он рассказал своей семье. Я видела сны Лиама, и если в них хоть частично отражается то, что ему пришлось пережить, значит, все его заверения, мол, он в полном порядке – только личина. Защита, благодаря которой он еще держится.
– Он заслуживает лучшего, – просто заключает Эмма.
Не придумав ничего лучше, я крепко ее обнимаю. Она переводит дух.
– Мне хотелось бы пообещать, что я присмотрю за ним, – говорю я, осторожно подбирая каждое слово. – Только…
– Никто не может защитить Лиама, – перебивает меня Эмма, с печальной улыбкой вытирая глаза. – Кому, как не мне, это знать, я ведь пыталась… Но вдруг Лиаскай на такое способна?
– Не знаю.
Еще как знаю, но не хочу рушить надежды Эммы.
Смерив меня долгим взглядом, она с удивлением щурится:
– Ты что-то делаешь с людьми… Тебе об этом известно?
Понятия не имею, о чем это она, поэтому мотаю головой.
– Я собиралась поговорить не о Лиаме. А теперь стою здесь и изливаю душу. Почему?
– Может, тебе было нужно о нем рассказать.
Эмма вдруг сделалась до обидного подозрительной.
– Так о чем ты хотела поговорить, если не о Лиаме? – допытываюсь я.
– Лиаскай, – голос Эммы звучит твердо. Скрестив руки на груди, она придерживает свою шубу. – Прошу, Майлин, не думай, что я тебе не доверяю. Только…
– Ты не доверяешь ей?
Я чуть не рассмеялась. С чего Эмма взяла, что я доверяю Лиаскай? Да, мне нравится чувствовать у себя в голове ее нежность, любопытство и дружелюбие. Но я ни на секунду не забываю, что она убивает меня, медленно, украдкой, ласковыми прикосновениями.
– Мы – в смысле, жители деревни – долго размышляли. Ясное дело, для раздумий уже поздно. Однако ты должна сказать нам правду, Майлин.
Сердце у меня забилось быстрее.
– Конечно. О чем вы хотите узнать?
– Лиаскай знает, что мы здесь?
Мне это известно, и я готова ответить в ту же секунду. Но почему-то решаю пойти по шепчущим нитям, которые Лиаскай прядет в моих мыслях, и становлюсь единым целым с ней. Вижу, что видит она. Чувствую, что чувствует она. Она расстилает передо мной свой дар – Ночь.
Она темным покрывалом лежит на земле, мягко окутывает все живое, дышит мечтами, слезами и тихим смехом, прославляет каждую человеческую жизнь, будто она бесценна. Все снежинки, падающие с неба, с благоговением касаются жизни.
Эмма неуверенно сжимает мою руку, и я понимаю, что увлеклась. Улыбаюсь в небо – до чего глупо это выглядит со стороны.
– Не переживайте, – говорю я. – Лиаскай знает, что здесь живут люди.
Лицо Эммы словно заледенело.
– И всегда знала, – объясняю я. – Она знает о каждой жизни – и каждая жизнь для нее бесценна. В Лиаскай многого стоит бояться. Но только не ее саму. Она гораздо старше культа, который создали люди в ее честь. Из всех ритуалов значение для нее имеет только коронация Королевы, – я меланхолично улыбаюсь, ведь этот ритуал касается меня самой. – Скажи другим, чтобы они поверили в увиденное – в Утро. В чистую воду рек, в ветра, которые несут дождь и зной, поля и леса, разных животных и ломящиеся от припасов кладовые. И спроси их, действительно ли они боятся, что Лиаскай их не любит.
Мать Лиама смотрит на меня, как на божественное чудо. Я даже испугалась, что она вот-вот падет ниц.
– Нам… нам возвести храм?