Соло для шпаги

– Что ты лично имеешь против нашего славного короля Хуана? – грозно спросил я у этого мнимого поборника дворянской чести. – Король даровал этому сеньору дворянство, так какое ты, жалкий червь, имеешь право сомневаться в его правах? И какое отношение к дворянской чести имеет воровство беззащитных девушек? Повторюсь: вы просто шакалы, привыкшие стаей нападать на слабых!

– Довольно слов, сеньор в белой маске! – воскликнул легионер. – Я пока не знаю, кто ты, но терпеть оскорбления от кого бы то ни было не в моих правилах. Предлагаю спуститься во двор, там я с удовольствием проверю, какого цвета кровь течет в ваших венах!

Знаю-знаю, де Монтегю, ты действительно сильный фехтовальщик, не побоишься выйти на поединок хоть против самого черта и оскорбления никому не спускаешь. Но знаю также и то, что, не будь сейчас моя шпага в полной готовности вонзиться в твою грудь, ты бы предпочел напасть на меня прямо здесь, пользуясь теснотой помещения и численным преимуществом. Потому что это – быстрейший способ устранения неожиданно возникшей проблемы, и никакие законы чести тебя в таких случаях не остановят.

– Не стоит забывать, сеньор де Монтегю, – заявил разъяренный своим глупым падением д’Умбро, – что де Флорес оскорбил нас троих. Следовательно, взыскивать долг мы имеем право тоже втроем!

– Вижу, что вы очень храбрый сеньор! – сыронизировал я, выталкивая в коридор де Флореса и освобождая путь к выходу противникам. – Однако с вами-то я точно много времени не потрачу!

Уже во время спуска по лестнице вслед за де Монтегю, д’Умбро и де Лавиталем меня посетила страшная мысль: а вдруг постоялый двор наводнен легионерами, и я вот так глупо суну голову прямиком в очередную петлю? Но, слава богу, эти страхи быстро рассеялись.

Никаких легионеров больше в «Трех дубах» не оказалось, только несколько припозднившихся в трапезном зале посетителей, видимо, прослышавших о предстоящем поединке от трактирных слуг, поспешили занять места у импровизированного ристалища.

Благодаря зрителям двор трактира оказался освещен двумя десятками факелов, что мне скорее мешало: намного светлее не стало, зато, куда ни кинь взгляд, везде тебя поджидают слепящие всполохи пламени. По мне, так мягкого света луны было бы вполне достаточно, но раз уж противник не протестовал, то не пристало жаловаться и мне.

Сняв камзол, я поискал было глазами де Флореса, но тот куда-то исчез, отчего мне пришлось бросить одежду на землю. Только при этом я совершенно забыл об открывшемся чужим взорам испорченном рукаве своей рубашки, и на это тут же обратил внимание д’Умбро:

– Смотрите! Этот нищеброд сделал маску из собственной рубахи!

Посчитав свое наблюдение очень смешным, он залился смехом, однако в свою поддержку услышал лишь пару смешков от зрителей. Да и те скорее были вызваны истеричностью его голоса, выдававшей сильное волнение.

– Сеньор де Монтегю, если не ошибаюсь, – произнес я глухо, всеми силами пытаясь сохранить свое инкогнито, – определитесь с формой поединка. Если будете биться по очереди, то я прошу уступить первенство этим молодым людям. Обещаю не заставить вас ждать долго. Если же хотите атаковать все вместе, то давайте не будем тянуть кота за хвост, у меня не так много времени!

Лишь на мгновение лицо капитана исказила гримаса, до предела насыщенная эмоциями. Но мне хватило этого мгновения, чтобы убедиться в верности сделанного хода – он был недоволен и раздражен. Мое предложение, сделанное в присутствии зрителей, лишало де Монтегю возможности напасть втроем без потери чести. Во-первых, я во всеуслышание произнес его имя, и теперь он не сможет прикрыться чужим. Во-вторых, теперь у него нет возможности представить такое нападение заранее обговоренным условием. Понятное дело, что помощник графа де Бернье сам отличный фехтовальщик и рассчитывает в первую очередь на свои силы, но в то же самое время он служака, выполняющий приказ своего командира, так что был бы не прочь решить вопрос по-быстрому, не тратя много времени.

– Раз этот наглый сеньор в маске так уверен в своих силах… – начал было д’Умбро, но был грубо прерван своим же дружком де Лавиталем:

– Заткнись уже! Слушать противно!

– Драться будем один на один, – справившись с раздражением, подхватил де Монтегю, – очередность выбора соперника доверяю вам, сеньор в маске из рубашки. Если, конечно, среди присутствующих не найдется желающих уравнять численные составы сторон.

– Сразу видно, что здесь собрались драться благородные сеньоры! – раздался из толпы голос, показавшийся мне знакомым.

Я быстро обернулся, но удовлетворить свое любопытство не смог, поскольку появившиеся из-за спин понемногу прибывающих зрителей двое сеньоров тоже скрыли свои лица под масками. Только маски эти были черного цвета, а их аккуратный вид намекал, что сделаны они были загодя и без спешки.

– С вашего позволения, сеньоры, мы поддержим сторону господина де Флореса, – невысокий мужчина в черном камзоле, чей голос показался мне знакомым, отвесил легкий поклон противной стороне, – а чтобы в неверном свете луны и горящих факелов избежать путаницы, мы тоже надели маски. Теперь у нас одна сторона в масках, другая – без масок.

– Да кто вы вообще такие? Вы хоть знаете, из-за чего поединок? – возмущенно взвился д’Умбро.

– К черту разговоры! – прорычал капитан Ожерского легиона. – Если струсил, то иди целуй руки де Флоресу да моли о прощении!

Только эта словесная взбучка грозного союзника наконец заставила д’Умбро замолчать. Принять предложенный ему де Монтегю вариант молодой щеголь не мог, поэтому все-таки встал в позицию, хотя и продолжал отчаянно трусить.

Мы с де Монтегю заняли места напротив друг друга, слева от нас расположились сеньор в черном камзоле и де Лавиталь. Еще левее замерли в позиции д’Умбро и второй незнакомец в маске – среднего роста, с ниспадающими из-под глубоко надвинутой шляпы с белым пером светлыми волосами. При этом среди зрителей я заметил нервно сжимающего кулаки сеньора де Флореса, а за его спиной маячило еще несколько темных фигур, кутающихся в плащи. Может, отец Элены за время моего отсутствия сумел нанять новую охрану и в моей помощи вовсе не нуждался? Скоро я это узнаю. А может, и нет: все-таки Карлес де Монтегю – очень сильный противник.

Наемник отсалютовал мне шпагой, я ответил тем же. После этого он осторожно пошел вперед, поигрывая оружием. Многие начинают поединки именно так – в надежде, что противник будет несобран и исход боя можно будет решить одним быстрым выпадом. Но это точно не про меня. Я тоже сделал шаг вперед и попробовал сбить клинок противника в сторону горизонтальным батманом. Наши шпаги со звоном встретились, возвещая тем самым настоящее начало тройной дуэли, и тут же разошлись. Слухи о необычайно сильных руках де Монтегю полностью подтверждались, раскрыть его с помощью этого нехитрого приема не удалось.

Легионер ответил быстрой атакой в корпус, которую я спокойно парировал с отходом назад и вправо. А чтобы он не отыграл мой поворот своим смещением влево, тут же попытался достать противника в левое плечо и, получив отпор, отскочил еще дальше вправо.

Де Монтегю что-то сердито буркнул себе под нос. Ну еще бы – используя преимущество в длине и силе рук, он бы с большим удовольствием заставил меня отступать вплоть до стены трактира, где в условиях ограниченного пространства мог рассчитывать на быстрое завершение дела. Но меня меньше всего интересовало, на что он там рассчитывал, у меня, слава богу, пока еще своя голова на плечах имеется.

Не успел я это подумать, как едва не пал жертвой своей самонадеянности. Капитан атаковал так быстро, что я прозевал момент, когда нужно было начинать отход. Вернее, понадеялся на простое парирование, совершенно забыв о дьявольской силе рук противника. В результате, не сумев толком отвести вражеский клинок в сторону, я вынужден был спасаться судорожным рывком назад.

Де Монтегю с разочарованным рыком вернулся из выпада в стойку и тут же начал новую атаку. Однако больше я оплошностей допускать не собирался. У него свои сильные стороны, а у меня – свои, и уж в чем противнику точно меня не превзойти, так это в скорости. И я взялся доказывать это со всем возможным старанием.

Следующие несколько минут я только и делал, что держал наемника в напряжении ложными движениями и постоянной сменой направления. Угрожал ему то слева, то справа, ускорялся, резко останавливался, намекая на поворот в другую сторону, и тут же продолжал движение в изначальном направлении.

Сначала противник пытался угнаться за мной, потом стал подгадывать атаки под моменты смены направления, но его надеждам на то, что я собьюсь с шага или запутаюсь в собственных ногах, не суждено было сбыться. Чуть не каждая его атака заканчивалась моим рипостом – мгновенным ответом, и преимущество в таком обмене любезностями оставалось на моей стороне. Все, чего удалось добиться де Монтегю, – это царапина на предплечье неубранной вовремя левой руки. Я же трижды ударил его по запястью вооруженной руки – он не подал виду, но это должно было быть больно даже сквозь раструб перчатки. Кроме того, свежая царапина красовалась у капитана на левой щеке, и легкий укол был нанесен в правое бедро. Все это были мелочи, но сколько раз я видел, как такие мелочи складывались в одну большую победу.

Однако помощник де Бернье тоже не терял голову: сообразив, что в таком бою ему не удастся добиться преимущества, он сократил до минимума всякие амплитудные движения, сосредоточившись на подкарауливании моих ошибок. Что ж, логично. Только я все равно не дам тебе экономить силы, стоя на месте. Будешь крутиться у меня волчком! Кстати, а что там у других участников дуэли?

При помощи нехитрых маневров заставив де Монтегю повернуться спиной к той части двора, где происходили поединки наших товарищей по оружию, я обнаружил, что дело идет к нашей общей победе. Д’Умбро уже был повержен блондином, упорно не расстающимся со своей шляпой, а де Лавиталь хоть и стоял еще на ногах, но делал это, с трудом опираясь на раненую ногу и зажимая рукой рану в левом боку. Однако признавать свое поражение он не желал, хотя сеньор в черном камзоле, кажется, мог в любой момент прикончить своего оппонента, просто не стремился к этому.

Между тем я продолжал свои попытки подступиться к капитану с разных сторон, однако то, что он стал реже выходить в атаку, усложнило мою задачу. Чтобы держать его в напряжении, теперь нужно было постоянно атаковать, но, поскольку длина руки не позволяла мне безнаказанно дотягиваться до вражеского тела, приходилось рисковать, сокращая дистанцию. А проделывать это с таким противником, как де Монтегю, было крайне опасно. Три свежих пореза у меня на предплечье и груди служили тому прекрасным свидетельством. Правда, я тоже в долгу не остался, зацепив ему плечо и ключицу, но все это были именно что небольшие порезы. Пора было уже решать исход боя, тем более что двигался капитан уже не так резво, как того требовала ситуация.

Финтом заставив де Монтегю взять оружие на себя, я быстро сократил дистанцию и атаковал колющим ударом в голову. Противник спокойно парировал и тут же контратаковал, спеша воспользоваться мгновением ближнего боя, но я на отходе поймал острие его шпаги на сильную часть клинка, отвел влево и, мгновенно распрямив руку, в полувыпаде нанес укол в правую часть груди.

Туше! Я отскочил назад, вытянув вслед за собой шпагу. Я всегда так делаю, потому что когда-то на моих глазах один дуэлянт проткнул насквозь другого и, не потрудившись выдернуть клинок из тела побежденного, принялся раскланиваться восторженным зрителям. А его противник, прямо с чужой шпагой в теле, сделал три шага вперед да и вонзил шпагу в спину рано начавшего праздновать бойца, после чего скончался прямо на трупе своего победителя. Так что я с тех пор зарубил себе на носу: убедись, что противник действительно не представляет для тебя угрозы, и лишь потом расслабляйся.

Словно в подтверждение моих мыслей, де Монтегю, зажимая рану левой рукой, сделал шаг в моем направлении, не спуская с меня ненавидящего взгляда, но тут ноги его подкосились, и он ничком рухнул на землю.

– Лекаря! Лекаря! – тут же раздались вокруг крики зрителей, несколько человек бросились к лежащему капитану.

– Разойдитесь! Не мешайте!


Невысокий седой мужчина направился от де Лавиталя, сидящего на кем-то любезно принесенном полене, к моему противнику. Оказалось, что лекаря вызвали загодя, и он успел прибыть как раз к моменту, когда де Лавиталь наконец признал свое поражение. Поскольку раны последнего не шли ни в какое сравнение с состоянием капитана, лекарь поспешил переключить свое внимание на более тяжелого пациента. Судя же по накрытому плащом телу д’Умбро, ему помощь уже не требовалась.

Я неспешно двинулся искать свой камзол. Кровь еще кипела в моих венах, сердце бешено стучало в груди, а руки и ноги все еще были готовы продолжить фехтовальные движения. Нужно было перевести дух, успокоиться и бежать дальше – нельзя оставлять Элену в руках негодяев! Помнится, сеньор Оберон что-то говорил о замке родственника де Монтихо, нужно узнать дорогу к нему. Но едва я успел вдеть руки в рукава камзола, как меня окликнули. Оказалось, что де Монтегю очень желает перекинуться со мной парой слов.

Капитану успели подсунуть под голову сложенный в несколько раз плащ и залили рану каким-то снадобьем, прижав сверху чистой тряпицей. Лекарь суетился с организацией его переноса в помещение, а зевак де Монтегю отогнал властным жестом – даже в таком состоянии он умел заставить уважать себя. В общем, когда я присел рядом с раненым, нам никто не мешал.

– Как ты выжил, Смычок? – прошептал капитан, прикрывая глаза.

– Вы, видимо, бредите, сеньор… – Пусть думает что хочет, раскрытие личности не входило в мои планы.

– Хорошие фехтовальщики друг друга всегда узнают, – усмехнулся он, не открывая глаз. – Рост, телосложение, голос, манера двигаться и, главное, та быстрота, с которой ты определил мои слабые стороны. Притом что до сего дня я о них даже не подозревал. Так как ты провернул это дело со своей казнью?

– Уж поверь, моей заслуги в этом нет, – не стал далее отпираться я, но маску не снял, – сам страху натерпелся, с жизнью уже попрощался, а вышло вон как.

– Де Флоресы вытащили?

– Нет, они ни при чем.

– Ясно. Смычок, письма у тебя?

– Нет, – сказал я абсолютную правду. – А что за ажиотаж с этими письмами?

– Сам бы знать хотел, – де Монтегю судорожно вздохнул и сморщился от боли, – это переписка маркиза де Сальвери. Командор почему-то считает, что эти бумаги вернут ему расположение принца Роберта, да и вообще станут его счастливым билетом в лучшую жизнь. Но в чем там дело, он ни с кем не делился, даже со мной. Столько сил уже на это дело потрачено, столько средств! Зачем ты ввязался в это?

– Вы за эти бумаги друзей моих убили! – сквозь зубы бросил я. – Ладно Мигелито, он хоть за деньги рисковал, но жена его в чем виновата? А сеньориту Элену зачем похитили? Она-то вам что сделала?

– Тут уж так сложилось, – едва слышно ответил де Монтегю.

В этот момент я поймал себя на мысли, что, несмотря ни на что, сейчас сочувствую капитану. Кому-то это может показаться странным, но такой уж я человек: пять минут назад всеми силами старался лишить легионера жизни, а когда это почти удалось, на меня накатила жалость к поверженному.

Вернулся лекарь с двумя помощниками, и они тут же принялись хлопотать, аккуратно укладывая раненого на принесенные с собой носилки. Поняв, что его сейчас унесут и договорить со мной уже не удастся, капитан вяло махнул мне рукой.

– Девушка в замке Паломар, Смычок, – прошептал он мне, когда я склонился над ним, – человек десять-двенадцать дружков виконта де Монтихо и сам де Бернье с двумя десятками легионеров. Будь осторожен. И имей в виду, что командор все еще надеется найти эти письма.

– Спасибо, де Монтегю, – поблагодарил я противника, поднимаясь.

– Кажется, ты убил меня, Смычок, – его голос был чуть слышен.

– И не после таких ранений люди поправляются, – бодро ответил я. – Мне сказали, что лекарь хороший.

– Да откуда здесь хороший лекарь? – усмехнулся капитан.

В этот момент помощники лекаря подняли носилки и понесли в сторону трактира.





Глава 24




Я вздохнул с облегчением. Никакого удовольствия от общения с капитаном Ожерского легиона я не получил, какой-то ценной информации он мне сообщить не мог или не хотел, так что все эти разговоры были не более чем досадной тратой времени. Сделана была лишь малая часть дела, и пока я торчу на постоялом дворе «Три дуба», сеньорита Элена томится в неволе. Кстати, где у нас почтенный родитель?

Сеньор Оберон обнаружился неподалеку в компании моих неожиданных союзников, которых нужно бы поблагодарить за содействие. Я-то вызывался драться в одиночку сразу против троих, но как бы обернулось дело в таком случае, было одним большим вопросом, ответ на который искать уже не хотелось.

Я подошел к группе из четырех человек, вполголоса обсуждавших что-то с де Флоресом. Кроме дуэлянтов в масках присутствовали еще две кутающиеся в плащи фигуры в низко надвинутых на лоб шляпах: здоровяк, чуть не на голову выше сеньора в черном камзоле, и щуплый то ли паренек небольшого роста, то ли маскирующаяся под мужчину женщина. Последний факт, кстати говоря, играл в пользу моих догадок о личности предводителя новых знакомых де Флореса. Потому что я знал лишь одну женщину, способную участвовать в военных действиях наравне с мужчинами. Раньше она именовалась виконтессой д’Астра, ныне зовется графиней Орловой, и если это она, то под одной из черных масок точно скрывается сам Рене Орлов. Да и блондин тоже сильно смахивает на нашего общего с Орловым хорошего знакомого, с которым я виделся всего-то несколько дней назад по ту сторону Тахеды. И Арчер, между прочим, собирался уходить из Анкилона! Вот почему второй дуэлянт весь поединок провел в шляпе, надежно прикрывающей его эльфийские уши! Интересно получается!

При моем приближении вся компания замолчала, как по команде повернувшись в мою сторону. Едва взглянув на личико женщины, с интересом воззрившейся на меня, я понял, что ошибся. Но ошибся только наполовину – это была не Фло, а Ненор! Та самая эльфийская разведчица, с которой я познакомился во время недавних приключений в приграничье.

Половина моего лица по-прежнему была скрыта под маской, но эльфийке оказалось достаточно того, что было на виду, и моей реакции. Ненор быстро приложила пальчик к губам, давая понять, что не стоит давать волю любопытству при посторонних. Она живо повернулась и прошептала пару слов на ухо предполагаемому Орлову.

– Сеньор! – произнес он, вежливо приподнимая шляпу. – Не желаете ли обсудить произошедшее в спокойной обстановке, без лишних глаз и ушей?

– С удовольствием, сеньоры! – ответил я любезностью на любезность, делая приглашающий жест рукой.

Вслед за де Флоресом все мы дружно поднялись по внешней лестнице на второй этаж и прошли к его комнате. Приоткрыв ближайшую к ней дверь, Орлов подал знак, и вышедший оттуда незнакомый мне человек остался дежурить в коридоре. Что ж, все верно: в последней по этой стороне этажа комнате квартирую я, предыдущая по отношению к комнате де Флореса занята кем-то из бойцов моих эскаронских друзей, в коридоре поставлен часовой. Таким образом, в помещении, снимаемом Обероном де Флоресом, никто посторонний нас подслушать не сможет.

– Я же тебе говорил, что этому пройдохе не так легко отрубить голову, как нам это пытались представить, – с ходу заявил Арчер Орлову, стягивая с лица маску. – Как же я рад тебя видеть живым и здоровым, Смычок!

– А уж как я этому рад! – усмехнулся я, в свою очередь избавляясь от маски. – За последние дни я столько страху натерпелся, что, верно, пора бежать в церковь грехи замаливать.

– Боже мой, сеньор де Бранди! Нам ведь сказали, что вас казнили! – в ужасе воскликнул де Флорес. – А Элена до последнего надеялась вас спасти!