Солнечный берег Генуи. Русское счастье по-итальянски

Фабрицио наконец-то отнес немкам их несчастный капучино. И заодно сделал мне кофе. Мы стоим в дверях его кафе и щуримся на солнце. Жизнь не так уж и плоха.

— Да ладно?

— Правда-правда.

— М-м-м, и вот эта вот наша жизнь — это жизнь в раю?..

— Ага.

Жаль, что мы оба давно не курим. Здесь следовало бы набить крепким табаком трубку моряка, и смотреть сквозь клубы дыма, как твой корабль входит в порт приписки после дальнего странствия. Всё то, да не то.

— А ты предложи им поменяться, — говорит Фабрицио. — Пусть поживут у тебя, а ты наконец-то поедешь в Москву, как ты хотела.

— Давно предлагаю, только что-то никто пока не хочет. Только на каникулы.

— Вот видишь, — говорит Фабрицио. — И я поеду в Барселону. А сюда буду приезжать только на каникулы.





Терраса с видом на море, или Культурные коды




В первые годы школьной жизни моих детей я никак не могла понять культурный код общения с новыми итальянскими знакомыми.

Понятно, что невозможно дружить со всеми, — но одного-двух человек, приятных в общении, обычно можно найти в любом коллективе. Моя чудесная Катя, например, взялась из детского сада, откуда она меня забрала однажды вместе с Петькой и его порванным комбинезоном, чтобы показать, где можно починить молнию, и привела к себе домой. Нашим детям уже по 19 лет — а мы всё дружим, всё так же не можем наговориться до рассвета, до первой зари, до поливальных машин.

Здесь мне сначала показалось, что случайные и волшебные дружбы вообще не предусмотрены местным культурным кодом. Точнее, что они должны быть непременно расфасованы по цели и по ячейкам времени: кофе — утром, аперитивы — вечером. Ужин раз в год — с обязательной пометкой «пицца», что значит: ужин будет неформальным.

Я помнила, конечно, пассаж Ремарка из «Триумфальной арки» о том, что французы с удовольствием выпьют с тобой бокал вувре за столиком в кафе, но вряд ли позовут на ужин к себе домой, ибо ужин дома — очень личное. И действительно, на ужин к себе нас звали только старые боевые товарищи Сандро, те, с кем в огонь и в воду, и по пять месяцев в турне, и посреди равнины Падана на сломанной машине с театральным оборудованием, но без кондиционера. И конечно, конечно, я это ценила. Я вообще верю в дружбу как в главное и лучшее, что нами движет.



Однажды какой-то особенно мерзкой, длинной и затяжной зимой мы с Машей все-таки удостоились приглашения в гости. Шел дождь, на детской площадке нельзя было играть, я, конечно, позвала всех к себе — но неожиданно мама Машиной подружки сказала: а пойдем к нам, это гораздо ближе.

Дети были счастливы, мы налили им горячего шоколада, себе чаю, хозяйка дома рассказывала, как ей тяжело справляться одной, пока муж в отъезде, как ее дочка капризничает по любому поводу и непонятно, что с этим делать. Я кивала и чувствовала себя толстовской Долли, когда та вдруг обнаружила, что про детей с бабами на мостках — «это самый интересный для нее разговор». Еще бы я не понимала про долгие командировки и детские капризы!

Разговор прервался очень неожиданно. Хозяйка вдруг посмотрела на часы и сказала: ну, нам пора купаться и ужинать. Детей было не видно и не слышно, на часах — начало седьмого. Я почувствовала, что ничего не понимаю.

— Эмммм, — сказала я, — могу помочь тебе с ужином, если хочешь.

— Видишь ли, у нас еще и купание (bagnetto) по средам.

— Не каждый день и не перед сном, а по средам, в шесть часов вечера? — переспросила я.

Я поняла, что нас вежливо выставляют. В таких случаях, по-моему, лучше принять любую дипломатическую отговорку, чем дожидаться, пока объяснят настоящую причину и пошлют.

Мы отправились домой под дождем — что-то было в этом собирательное из картин Репина и Перова, — и, чтобы не расстраиваться, решили напечь печений и посмотреть фильм.

До конца гастролей Сандро было еще далеко, нам еще предстояло открыть для себя Гарри Поттера и научиться гулять в резиновых сапогах в порту, словом, нам было чем заняться, тем более, что лично я точно могу сдвинуть в расписании и обед, и ужин, и купание.

Главное — не заставлять это делать других.



Но Машина школа показала мне, что культурные коды в разных средах все-таки неодинаковые. Если наш детский сад был вопиюще буржуазным, то школа нам досталась чрезвычайно демократичная — даже слишком. Сандро их нежно обзывал «сиротами 68-го» — так и не повзрослевшим поколением хиппи и студенческих демонстраций.

Они как раз активно со мной общались — и объясняли, что i borghesi (буржуа) никого в свой клан не пускают, то есть дружить не умеют совсем. Но и сами они «дружили» строго по расписанию — ничем, кстати, не отличавшемуся от «буржуазного»: кофе с утра, аперитив раз в полгода перед ужином. А ужин — это святое и межклассовое.

Дни рождения детей — в парке или в приходском дворике: газировка, фокачча, чипсы, одна бутылка вина на всех родителей — чисто символически, чтобы поднять тост (чокаться водой — очень плохая примета).

Моим лучшим и самым любимым собеседником всегда был Сандро, поэтому я не могу сказать, что мне не хватало общения, — я скорее удивлялась немного; но со временем стала замечать, что аперитивы с родителями без Сандро — это истинное мучение. Всегда примерно об одном и том же, всегда примерно в одном ключе. «Но боже мой, какая скука!» Иногда я бы предпочла сменить тему, ведь и моя любимая Долли не сидела день-деньской у мостков с бабами, обсуждая, сколько носили, сколько кормили и когда отняли от груди.



Я тосковала по Катиному распахнутому окну, по запаху сирени, по соловьям, по длинным-длинным разговорам, когда говоришь и не можешь наговориться, и вот уже светает, и невозможно жалко идти спать, потому что ничего интереснее нет на свете, чем сидеть до рассвета на русской кухне за душевными разговорами, чаем и водкой.

Но в моей новой жизни я очень кстати оказалась аспиранткой. Теперь меня как шар в лузу автоматически выбрасывает в компании молодых космополитов. Они живут то здесь, то там, и весело пьянствуют по ночам на ступеньках под колокольней. На ступеньки, впрочем, приносят из бара напитки и подушки.

— А почему здесь?


— Это наша новая Рив Гош[28] в Генуе, — смеются.

Зря я, кажется, тосковала по долгим ночным посиделкам на русских кухнях. Здесь тоже можно импровизировать встречи на ходу, и пить вино в приятной компании, и засиживаться допоздна. Молодые интеллектуалы охотно перемещаются к кому-нибудь в гости после трех часов ночи, когда в барах больше не наливают. И, уж конечно, приглашение домой в таких случаях не имеет никакого дополнительного смысла — все точно так же рассаживаются где попало и снова пьют вино, только теперь уже на террасе с видом на море.



Субботний день. Город битком набит туристами — не то что столика свободного не найдешь, но даже на велике по улице Гарибальди не проедешь. К тому же сейчас «Rolli Days» — открыты для посещений все дворцы, что автоматически означает несметные толпы на улицах.

Я иду на чай к известному писателю. Точнее, еду. Точнее, пытаюсь ехать сквозь толпу, шепотом матерюсь по-русски и отчаянно опаздываю.

Большая дверь с шипами (плавали, знаем), ультрасовременный домофон, консьержа нет (потому что суббота), дворцовая лестница, внутренний дворик с колоннами (неплохо живут писатели!), на обещанной террасе цветут розы, полосатые маркизы полощутся на солнце, писатель мирно сидит в своем углу, курит трубку.

«Как же хорошо, — думаю я, оказавшись в этом локальном раю, — что я отказалась наконец-то от предрассудков. Терраса — это же просто твой персональный филиал кафе. Это же так просто».

Вместо чая мы пьем холодное вино из запотевших стаканов и говорим о Лимонове и Каррере. Файв-о-клок по-итальянски.

Все-таки молодцы они, умеют красиво жить.

Главное, попав к ним, ничего не усложнять.

Солнце клонится к линии крыш, и я собираюсь уходить. Встаю, вежливо прощаюсь, говорю всё, что говорят в таких случаях. Писатель откладывает свою трубку и твердой рукой берет меня за талию.

— Стоп! — говорю я. — То есть ты все-таки меня приглашал не чай пить?

— Нет, конечно.

— Нет, подожди, ты как-то совсем не проявлял своих намерений. Я, как минимум, удивлена.

— Почему? Я пригласил тебя к себе домой. И ты согласилась.

Святая правда. Я согласилась. На террасу. С розами, между прочим. Какая же, блин, сложная жизнь у людей в свободном поиске.

— Эм-м-м… А если я скажу «нет»?

Писатель все-таки итальянец, а я — русская девушка из девяностых. Мысленно оцениваю его комплекцию. Писатель, кажется, припоминает всё, что он читал о девяностых у Лимонова и Каррера.

Опускает руку.

Спасибо Карреру, убедительно пишет.

— Если ты скажешь «нет», ничего не изменится.

— Правда? Ой, я так рада. Я, видишь ли, только что снова запуталась в культурных кодах. Но теперь буду знать.

Теперь уже с удовольствием погружаюсь в хаос туристов и горожан, пришедших в генуэзские дворцы за культурой: «в Генуе великолепная уличная толпа». Спасибо Чехову, кажется, я почти готова любить толпу.

Жаль только, что я так ничего и не поняла ни про террасы, ни про приглашения домой, да и с культурным кодом у меня до сих пор не очень.



А к теме «в гости к мелким буржуа» мне пришлось неожиданно вернуться.

С той девочкой, которой надо было непременно купаться в шесть часов вечера по средам, Маша вдруг встретилась уже в средней школе — и неожиданно снова подружилась. Девочка пригласила ее кататься вместе на лыжах, и уже через день катания Маша звонила мне в панике и шепотом кричала по-русски:

— Забери меня отсюда!

— «Милый дедушка Константин Макарович!» — пыталась отшутиться я.

— Мама, ты с ума сошла? Какой дедушка? — шипела Маша, плохо знающая русскую литературу.

Пришлось ехать.

Я созвонилась с родителями, сказала, что тоскую по снегу, не могу устоять против искушения, приеду на пару дней, заодно покатаюсь вместе с Машей.

— Останавливайся у нас в доме — у нас же есть свой дом в горах, — сказали они.

«Дом» оказался малюсенькой квартиркой, с двух-этажными нарами в каждой комнате (иначе бы больше двух кроватей во весь «дом» не влезло).

Они завтракали по расписанию, обедали по расписанию (спускались с солнечного склона, отстегивали лыжи и уходили в свою темную кухню есть бутерброды стоя — сидя там может поместиться не больше одного человека), и даже по трассам они катались по расписанию (в 10 утра — трасса А1, в 11 — трасса В2), за час до закрытия трасс — коктейль бомбардино (ты не пьешь бомбардино? а какое вино вы предпочитаете в это время суток?), вечером — душ и тарелка пасты стоя на кухне.

— Как это вы пойдете в отель?

— Понимаете, я не хотела вас стеснять, к тому же у меня есть университетский фонд на поезда и гостиницы.