Сокол и Ворон

– Князь не позволит.

– Тогда ослушаюсь его. Когда я стану князем, то мне никто не посмеет указывать.

Он снова соврал.

– Прежде чем ты станешь князем, тебя женят на какой-нибудь знатной девице.

– Но потом-то я смогу делать что хочу.

Добрава вздрогнула, будто он ударил её.

– И сделаешь меня своей полюбовницей? – голос задрожал от обиды. – Значит, такую долю ты мне уготовил? Жить в позоре, стыдиться честных людей? Бояться твоей жены, как твоя мать всегда боялась княгини?

Вячко замотал головой, схватил Добраву за руки и попытался притянуть к себе.

– Ты что, разве матушка боялась? Да отец никогда бы не позволил обидеть её. И я не дам тебя в обиду. Что нам люди? Мой прадед женился на ведьме, а она была без роду без племени.

– Она была лесной ведьмой, а не дворовой девкой. И мать твою княгиня всё же сгубила. Или ты думаешь, она и вправду сама слегла? – с издёвкой спросила Добрава.

– Брехня, – возразил Вячко.

– Фиофано убила твою мать, а ты дурак, если думаешь, что…

– Брехня, – упрямо прорычал Вячко.

– Я выйду замуж и стану женой честного человека, – процедила Добрава.

– Не смей.

– Очень даже посмею, – она сердито сверкнула глазами. – Ты мне не князь, а я не твоя рабыня. Вот увидишь – выйду. Ты даже не знаешь, а Вадим давно за мной ходит, глаз не сводит. Вот за него и пойду.

Вячко и вспомнить не мог, кто такой Вадим, но захотел свернуть тому шею.

– Не смей.

Добрава присела, выпрямившись и гордо вскинув голову, откинула за спину косу.

– Отчего нет? У него своя лавка на площади, буду мужниной женой, а не княжеской подстилкой.

Вячко охватила злость. Он притянул Добраву, подмял под себя. Она брыкалась, зло глядя ему в глаза и повторяя без остановки:

– Думаешь, что я позволю такое? Что стану делить тебя с женой? Никогда… Лучше уж за Вадима.

Она была его, всегда только его. Не могло быть никого другого.

– Молчи, – пригрозил Вячко, не узнавая самого себя. – Молчи.

– Вот увидишь, пойду за Вадима, – с ликующей злостью прошептала Добрава.

Тёплая, мягкая, податливая под его руками.

– Молчи, – жёстким поцелуем он оборвал её на полуслове.

Она вырвалась, спрыгнула с постели и встала у двери. Могла теперь убежать, но осталась.

Вячко сел, сжимая кулаками простыню.

Добрава была его, только его.

– Хватит. Я, может, и не княжна, но гордость у меня имеется. Больше я с тобой не хочу…

– Не хочешь? Да со мной любая…

– Ах, любая, значит?

Она собралась уйти. Совсем.

Вячко испугался собственных слов, сорвался с места, упал перед Добравой на колени, уткнулся лицом в тёплый живот.

– Прости. Прости.

Он вцепился в её подол. Ни за что не отпустит. Она одна у него есть, никого больше, ничего больше. И у неё есть только он.


– Прости.

Пальцами Добрава запуталась в его кудрях, опустилась рядом, поцеловала. Её губы были солеными на вкус.





* * *


Во дворе было шумно, а Горяй продолжал работать, точно не замечая ничего вокруг. Дара не выдержала и выглянула в окно из любопытства. У крыльца собрались люди, там были и слуги, и бояре, и, кажется, даже княжич Вячеслав.

– Что происходит?

– Ждут княжеского сына, – не отрываясь от своих записей, ответил Горяй.

– Мечислава? Он жив?

– Нет, другого. Старшего.

Дара снова посмотрела в окно.

– Можно мне тоже пойти посмотреть?

Горяй недовольно скривился.

– Я скоро с ума сойду от скуки. Пожалуйста.

Неохотно чародей отложил в сторону перо.

– Хорошо. Только не заговаривай ни с кем. И не смотри ни на кого.

Дара повела бровью. Она как раз ради этого и желала выйти на улицу: чтобы увидеть хоть кого-то, кроме Горяя и Вячеслава.

– Не смотри ни на кого так сердито хотя бы, – улыбнулся чародей. – Люди шепчутся, боятся.

На улице было людно, и Горяй, схватив Дару за рукав, отвёл в сторону, почти на самый угол дворца, где они ближе остальных оказались к воротам. Впервые за всё время Дара вышла на улицу не для того, чтобы сразу пойти в храм, а просто так. Она вздохнула полной грудью свежий воздух, и улыбка расплылась на лице сама собой.

– Вовремя мы, – произнёс Горяй.

Через ворота проехали всадники, впереди на гнедом коне держался мужчина в красных одеяниях. Он ничем не походил на Вячеслава. Черноволосый, смуглый. Князь держался так величественно, так гордо, что Дара не смогла оторвать от него глаз.

– Ярополк правит в городе Снежном, – прошептал чародей, но это и так было известно Даре. – Вернулся из-за войны. Говорят, что Мстислав сам поведёт войско к Ниже, но в Златоборске должен остаться его сын. Старший сын. Слабый сын.

Дара не поняла, отчего Горяй называл Ярополка слабым, он был шире и мощнее Вячко и Мечислава. Мельком, не примечая никого, он скользнул взглядом по толпе, и у Дары не возникло сомнений, что за ним легко шли люди, без сомнений верили в его силу.

Но Горяй часто говорил странные вещи, и Дара решила не придавать тому значение.

– Запомни его на всякий случай, – вдруг добавил чародей. – И будь осторожна.

– Почему?

– Ммм? – Горяй улыбнулся. – Что почему?

– Мне нужно быть осторожнее с князем.

– Я такого не говорил, – он засмеялся, точно Дара сказала глупость.

Несколько дней она снова мучилась от скуки, и тогда Горяй решил дать ей задание: плести обереги для ближней дружины Великого князя. Прежде Дара создавала лишь простые обереги на здоровье или хороший урожай, которые делали все в Заречье, но Горяй научил, как нашёптывать в узлы заклятия, защищающие от стрелы или от болезни, как подарить удачу в бою и поделиться с ним силой.

– Не отдавай свою, – предупредил Горяй. – Бери силу у огонька свечи, у солнечного света, у бегущей реки, но не используй свою, иначе заклятие может тебя убить. Ты ещё слабая, да и потом тоже… не надо.

Дара вспомнила, как ослабла, спасая жизнь Барсуку, и поняла наконец, в чём была её ошибка. Она растратила всю себя, когда стоило брать у других.

– А у людей силу можно взять?

Горяй посмотрел на неё серьёзно, почти грустно.

– Можно, если он твой враг и нет другого выбора.

Он наклонился, разглядывая плетение.

– Отчего князь Мстислав не оставит править княжича Вячеслава? – спросила Дара.