Сокол и Ворон

– Меня зовут Горяй, княжич Вячеслав попросил помочь тебе, – он отошёл в сторону.

Шея не поворачивалась, и Дара не могла больше разглядеть Горяя.

Послышался плеск воды.

Дара зажмурилась, прислушиваясь к собственному телу. Силы покинули её, тяжело стало даже говорить. В груди поселилось что-то новое, странное, пустое…

Она в отчаянии обратилась к каждой частичке самой себя, силясь понять, что же случилось. И с неожиданной болью и горечью осознала: она не чувствовала былого огня в крови, той силы, что появилась в ней летом и загорелась ярче в водах золотого озера. Дара распахнула глаза. Тело охватила дрожь и холод от одной только мысли, что она потеряла чародейскую силу.

– На тебе лежало смертельное проклятие… и до сих пор лежит, – послышался голос Горяя совсем рядом. – Увы, не в моих силах его снять. Но не думаю, что оно будет угрожать тебе, покуда ты в силах самостоятельно ему сопротивляться. Другое дело, что стоит тебе ослабеть, и проклятие возьмёт своё.

Он говорил и говорил, но Дара с трудом понимала хотя бы половину услышанного.

– Сейчас ты опустошена, не стоит пытаться творить заклятия, пусть даже самые слабые. Понадобится время, чтобы восстановиться.

Она повернула голову, утопая в такой мягкой подушке, какой у них в Заречье не было, наверное, даже у старосты.

– Ты чародей? – она взволнованно облизнула пересохшие губы.

Мужчина кивнул, и уголки губ приподнялись в улыбке.

– Ты тоже, – ответил он. – Меня звать Горяй.

Кажется, он уже называл своё имя?

Чародей не спешил продолжать разговор, а Дару мучило лишь одно:

– Я больше не чувствую огня.

– Обожди, – успокоил Горяй. – Он вернётся.





* * *


Дара осталась в покоях княжеского чародея на первое время. Она спала на принесённой лавке у окна, а в соседней ложнице, отгороженной стеной, ночевал сам Горяй. По утрам после завтрака он осматривал Дару, давал выпить тот или иной отвар, каких у него хранилось немало, и несколько раз зачем-то забирал её кровь, которую хранил в маленьких стеклянных сосудах. Ему требовалось немного, лишь несколько капель, но Дару пугал столь странный интерес к её крови. Не было ли это страшным колдовством? Она слышала, что фарадальские ведьмы могли проклясть человека, заполучив его кровь или прядь волос.

Но, кажется, у Горяя был свой интерес.

– Столь любопытный случай, – пробормотал он, разглядывая сосуд с кровью. – Никогда не видел, чтобы сила так стремительно росла у простой ведьмы. Впрочем, не такой уж и простой. Ммм?

Дара хмурилась, наблюдая за ним.

– Я необычная?

– Ты – лесная ведьма. Это тебя отличает. Расскажешь что?

Если бы она понимала, каковы другие чародеи. Если бы знала, как много можно рассказать о Великом лесе, не прогневав при этом Хозяина.

И чтобы уйти от ответа, спросила сама:

– Поэтому я выжила после проклятия Тавруя? Потому что я лесная ведьма?

– Очень может быть. У тебя значительно больше сил, чем когда-либо было у меня. Любого другого такое проклятие должно было убить. Или нет? – Он почесал задумчиво светлую бороду. – Никогда не сталкивался… Впрочем, в наши дни это неудивительно. Ммм?

Порой Горяй становился чудным и задумчивым, говорил сам с собой, бормотал что-то себе под нос и будто даже слышал, как кто-то отвечал ему из разных углов комнаты. Дара сначала подумала, что с ним общались духи, но как ни приглядывалась, она не заметила ни одного.

– Ты родилась столь странной или стала после? – спросил Горяй, отвлекаясь от своих записей.

Дара нахмурилась, вжала голову в плечи, будто нахохлившаяся ворона. Отвечать ей не пришлось, Горяй продолжил сам:

– Какая яркая у тебя сила. У чародеев она обычно похожа на свечу. Ты видела такое у других? У меня? – Дара кивнула, но Горяй будто и не заметил, хотя смотрел прямо на неё. – Приглядись и поймёшь, насколько ты иная. Может, поэтому леший и выбрал тебя. Или ты стала такой благодаря лешему? Злата никогда не говорила.

Дара не знала точный ответ. Или не желала знать.

Всё время, что она оставалась слабой, Дара не выходила из покоев, не разговаривала ни с кем, кроме чародея, и ничуть от этого не страдала. Когда ей стало лучше и Горяй решил, что больше не было необходимости следить за её самочувствием целыми днями, то Дару поселили в просторную светлую ложницу по соседству. Никогда в жизни она не видела столь богатого убранства. Потолки и стены княжеского терема были украшены дивными узорами, на полу лежали мягкие ковры, а широкую постель застилали шкурами диких зверей.

Дару угощали вкуснейшими яствами и напитками, каждый день на столе стояло мясо, что для дочки мельника казалось невиданной роскошью.

Гостью облачили в дорогие боярские одежды краше тех, что она носила в Ниже. Ей надели перстни на пальцы, а единственную изумрудную серьгу вынули из уха.


– Разве носят девицы одну серьгу? – удивились служанки и достали из ларца золотые украшения на замену.

Короткие неровные волосы служанки заплели так умело и искусно, что, глядя на себя в мутное серебряное зеркало, Дара с удивлением заметила сходство с княгиней Ириной. Но княгиней она себя не чувствовала. Ей было неловко ходить в длинных одеждах, она путалась в рукавах своего убранства, а перезвон височных колец скорее раздражал, чем завораживал.

Её походка стала неловкой и тяжёлой. Дара самой себе казалась нелепой. Как-то раз на ярмарку в Мирную зашли скоморохи и ради забавы одели поросёнка в платье. Дети тогда смеялись над нелепым животным, и Дара тоже смеялась, а теперь почувствовала, что мало чем от него отличалась. Не каждому шло боярское платье.

Дару никогда не учили ходить так плавно, как это делали знатные женщины, она не привыкла к украшениям и шелкам. Она была всего лишь дочкой мельника.

Так её и представляли всем слугам и знатным господам, с которыми редко приходилось встречаться:

– Это Дарина, дочь Молчана-мельника из Заречья.

Никто не называл её лесной ведьмой. Пусть сам Горяй являлся чародеем и о том знали все приближённые князя, вслух об этом никто не говорил. Охотники не имели в Ратиславии такой же власти, как и в Рдзении, но не стоило гневить Пресветлых Братьев.

– Если на Благословенных островах узнают, что у князя гостит сама лесная ведьма, придётся пригласить в гости и Охотников, – Горяю это показалось смешным. – Все боятся разозлить Императора.

Великий князь не желал, чтобы кто-то узнал о лесной ведьме, и поэтому Дару прятали в покоях от чужих глаз. Никто не разговаривал с ней, никто не навещал. Сложно было понять, для чего она вообще понадобилась князю, если даже он сам ни разу с ней не встретился.





* * *


– Горяй сказал, что у неё нет сил.

Отец выглядел недовольным. Глубокие морщины на лбу не разглаживались, под глазами темнели круги от недосыпа. Вячко показалось, что руки его чуть тряслись, когда он поднял кубок.

– Дарина ослабла.

– А были ли у неё вообще силы?

– Она лесная ведьма.

Князь скривил тонкие губы.

– Ты сам видел, как она колдовала?

– Нет.

Вячко видел, как лес за Дарой сложился, точно скатерть, видел, как лесавка утащила дузукаланского лазутчика под корни ожившего дерева, он видел, как кожа с Югры слезла и явила её настоящее обличье. Но он не видел, чтобы Дара творила чары.

– Вот об этом я и говорю, – хмыкнул отец. – Она может оказаться бесполезна для нас. Далеко не каждая ведьма сравнится с моей матерью.

Когда Вячко вернулся в Златоборск, то считал, что хоть одну хорошую весть принёс отцу. Это Мечислав настоял, чтобы он позвал с собой лесную ведьму. Злата выиграла войну с Рдзенией, когда сожгла целый город своим колдовством. И Мечислав поверил, что то же для них сделает Дара. Против целого войска чародеев Дузукалана одна-единственная лесная ведьма, равной которой нет по могуществу.

Но привёз Вячко не великую ведьму, а больную девчонку при смерти. Даже придя в себя, она казалась беспомощной.

– Мечислав считал, что…

– Мало ли что он считал, – оборвал его князь. – Иди. Поговори с Горяем, придумайте, как заставить ведьму показать себя.

Вячко поднялся, поклонился, но так и не смог сделать ни шагу.

– Есть новости из Нижи?

– Нет новостей. Некому их посылать.

Говорили, что город сровняли с землёй. Ни погорельцев, ни выживших в бою – никого не нашли. Люди из соседних деревень клялись, что от дыма днём стало темно словно ночью.

Ещё раз поклонившись, Вячко вышел из покоев отца. Он не стал тратить время попусту и сразу пошёл к Горяю. Чародей его будто бы ждал.

– Наконец-то, княжич.

Он склонился над столом, держа стеклянный бутылёк над горящей свечой. Пламя было ярким и сверкало отчего-то синим цветом. На дне бутылька багровело что-то жидкое. Вячко не смог скрыть своего любопытства, придвинулся, чтобы лучше рассмотреть.

– Не горит, – заметил его взгляд Горяй. – И не кипит. Это и есть сам огонь, княжич. Понимаешь?

– Что это?

– Кровь нашей гостьи.

У чародея всегда был странный интерес к чужой крови. Когда-то он даже просил разрешение князя на то, чтобы взять несколько капель у его сыновей. Вячко так и не узнал, для чего она ему понадобилась.