Сокол и Ворон
Часть 63 из 123 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Задумавшись, Дара перебирала пальцами сено, как вдруг почувствовала что-то маленькое и холодное, подняла к глазам и с удивлением узнала изумрудную серьгу Милоша. Дара повертела в пальцах драгоценный камень, полюбовалась глубиной цвета, вспоминая глаза чародея.
Жив ли он ещё? Смог ли снять проклятие? Спустя время ярость и обида ослабли, потеряли свой вкус и яркость. И зла чародею Дара уже не желала.
Она долго разглядывала, как свет переливался в гранях камня, как сменялись зелёные оттенки. То яркий, как лес по весне после дождя, то бледный, словно весенний луг.
Дара не знала, куда деть серьгу, и продела в ухо. Ощупала, попыталась представить, как изумруд смотрелся на ней, но невольно вспомнила прикосновение чужих пальцев к своей шее, плечам, груди.
Это было неправильно. Ей стоило ненавидеть Милоша. Если он был жив, то точно ненавидел Дару.
* * *
Ближе к ночи дед очнулся и тут же позвал к себе внучку. Дара взобралась на печь, села рядом с ним, приглядываясь к осунувшемуся бледному лицу, коснулась ладонью лба. Жар спал.
– Что, дедушка? – она взяла Барсука за руку.
Болезнь выпила из него остатки сил. Барсук выглядел дряхлым стариком. Бледное морщинистое лицо исказила лёгкая дрожь. Он плакал.
– Как я рад, что ты вернулась, – вымолвил он слабым голосом.
Дара прижалась губами к холодной щеке.
– Прости, прости, родненький, – пробормотала она.
– За что же, милая?
– Меня не было с вами.
Она прилегла рядом, вжимаясь в худую грудь старика.
– Что ты? – погладил её по волосам Барсук. – Слава Создателю, что ты была далеко отсюда и не видела всего.
Дара только сильнее вцепилась в рукава дедовой рубахи и вдохнула запахи трав, которыми натёрла его раны. Ей стоило теперь пойти к Таврую, но сил не было даже на слёзы. Она сильнее прижалась к деду, он ласково погладил её по волосам. Так они и заснули.
* * *
Наутро умер Тавруй.
В избу влетела бабка Малуша.
– Страх-то какой! Колдун скончался.
Дара подняла голову с подушки, щуря глаза.
– Что?
– Тавруй, говорю, умер!
Дара подскочила на ноги, слезла с печи и в одной рубахе выбежала из избы, будто надеясь ещё успеть, ухватить Тавруя за руку и вытащить обратно из Нави.
Она только ступила босыми ногами на землю, как пёс сердито залаял. Грохот разнёсся по двору, на мельницу в сопровождении четырёх всадников въехал Вячеслав. Народ на улице упал на колени, только завидев княжеские стяги. Дара одна осталась стоять, растерялась, попятилась назад, желая скрыться в доме.
Вячеслав будто с облегчением вздохнул, заметив её.
– Слава Создателю! Мы тебя обыскались, – он спешился и подошёл ближе. – Нам сказали, что лесная ведьма раньше жила на мельнице, и вот ты здесь.
Дара потрепала рукав своей рубахи. С трудом она вспомнила, как стоило приветствовать знатных господ:
– Да озарит твой путь Создатель, княжич, – она не поклонилась, хотя должна была. – Ты прости, я не одета. Мне в дом нужно зайти, а ты… ты можешь не переживать за меня больше, я теперь дома, мне ничто не грозит.
Вячеслав окинул быстрым взором двор, саму Дарину и возразил:
– Степняки могут вернуться. Тебе не стоит здесь оставаться.
Дара недобро прищурилась:
– Я останусь со своей семьёй, им нужна помощь.
– Не беспокойся, я прикажу, чтобы о них позаботились, а ты поезжай со мной.
Его глаза показались удивительно холодными, полными решимости. Дара открыла рот, но не смогла сказать ни слова. Она могла легко возразить парню с болот, назвавшемуся Вячко, но возразить княжичу?
И только тогда она поняла, что с самого начала Вячеслав не хотел отпускать её на мельницу. Он вёз её в Златоборск.
Дара приготовилась к спору, приготовилась лгать, притворяться и даже угрожать. Но не успела ничего сказать.
Кто-то подкрался к ней из-за спины.
– Нарушенное слово, – голос лизнул ухо могильным холодом.
Дара дёрнула головой в сторону, но никого не заметила. В недоумении она глянула на княжича.
– Что ты сказал? – растерянно спросила она.
И к её ужасу, Вячеслав повторил:
– На мельницу или соседнюю деревню могут снова напасть, ты здесь в опасности…
– Нет-нет, я про нарушенное слово, – нетерпеливо перебила Дара, позабыв про уважительный тон, с каким стоило обращаться к княжичу.
– Я не говорил ничего такого, – улыбнулся Вячеслав.
Тень за спиной стала больше.
– Нарушенное слово, Дарина…
Мучительно медленно, страшась посмотреть назад, Дара обернулась. Прямо за её спиной стоял Тавруй, на его странное, будто из воска слеплённое лицо нависали спутанные чёрные пряди. Глаза точно бездонные колодцы прожигали насквозь. Дара хотела вскрикнуть и не смогла издать ни звука.
– Нарушенное слово, – прошептал Тавруй, – карается смертью.
И он сцепил ледяные пальцы на её шее. Дара взмахнула руками, попыталась вырваться, надрывно вздохнула в последний раз, когда ноги её подкосились, а в глазах потемнело.
Глава 16
Ратиславия, Златоборск
Месяц серпень
Мир вокруг проступал рывками. Кто-то крепко прижимал Дару к себе. Изредка ржали лошади, пахло потом. Зрение размылось, и только одно чувствовалось ярко, явно: чьи-то руки сдавливали шею. Холодные как лёд руки. В беспамятстве Дара видела чёрные глаза перед собой – глаза колдуна. Взгляд прожигал насквозь, он был так близко, что она могла разглядеть клеймо на лбу бывшего раба.
Воспоминания путались, смешивались, и нельзя было сказать, что случилось сначала, а что потом. Дара помнила тряску дороги и холодные простыни, чьи-то жёсткие неприятные прикосновения и злые глаза.
Её бил озноб.
Брат Лаврентий говорил, что грешников после смерти ожидали вечный мрак и холод, а души, не заслужившие права войти в чертоги Создателя, вечно скитались среди снегов и морозов под лунным светом. И в бреду Даре мерещились бескрайние снежные степи, где она брела совсем одна.
В помрачённом сознании возникали страшные картины загробного царства. Когда же Дара выныривала из забытья, то снова видела горящие ненавистью глаза, слышала неразборчивый шёпот и чувствовала тепло, разливающееся по телу.
А когда она уже поверила, что больше не вздохнёт свободно, руки на шее ослабили хватку, перед глазами всё побелело, и голова закружилась от неожиданной свободы.
Зрение прояснялось, и Дара увидела над собой высокий светлый потолок, изрезанный знакомыми знаками. Вниз свисали пучки трав, их запахи ударили все разом, смешались. Девушка поморщилась, ощутив вдруг боль в висках.
– Не вставай, – велел тот же голос, что ранее бормотал над ней заклятия.
Глаза у Дары слезились и болели, она прищурилась, косясь в сторону, и увидела мужчину в дорогом кафтане. Тонкие ухоженные руки, каких у самой Дары никогда не было. Драгоценные камни в перстнях и вышивка на поясе, какую носили в Дубравке, деревне к северу от Заречья. Земляк.
– Кто ты?
Пересохшие губы были непослушны, и слова больше походили на вздох, но незнакомец расслышал её.
Жив ли он ещё? Смог ли снять проклятие? Спустя время ярость и обида ослабли, потеряли свой вкус и яркость. И зла чародею Дара уже не желала.
Она долго разглядывала, как свет переливался в гранях камня, как сменялись зелёные оттенки. То яркий, как лес по весне после дождя, то бледный, словно весенний луг.
Дара не знала, куда деть серьгу, и продела в ухо. Ощупала, попыталась представить, как изумруд смотрелся на ней, но невольно вспомнила прикосновение чужих пальцев к своей шее, плечам, груди.
Это было неправильно. Ей стоило ненавидеть Милоша. Если он был жив, то точно ненавидел Дару.
* * *
Ближе к ночи дед очнулся и тут же позвал к себе внучку. Дара взобралась на печь, села рядом с ним, приглядываясь к осунувшемуся бледному лицу, коснулась ладонью лба. Жар спал.
– Что, дедушка? – она взяла Барсука за руку.
Болезнь выпила из него остатки сил. Барсук выглядел дряхлым стариком. Бледное морщинистое лицо исказила лёгкая дрожь. Он плакал.
– Как я рад, что ты вернулась, – вымолвил он слабым голосом.
Дара прижалась губами к холодной щеке.
– Прости, прости, родненький, – пробормотала она.
– За что же, милая?
– Меня не было с вами.
Она прилегла рядом, вжимаясь в худую грудь старика.
– Что ты? – погладил её по волосам Барсук. – Слава Создателю, что ты была далеко отсюда и не видела всего.
Дара только сильнее вцепилась в рукава дедовой рубахи и вдохнула запахи трав, которыми натёрла его раны. Ей стоило теперь пойти к Таврую, но сил не было даже на слёзы. Она сильнее прижалась к деду, он ласково погладил её по волосам. Так они и заснули.
* * *
Наутро умер Тавруй.
В избу влетела бабка Малуша.
– Страх-то какой! Колдун скончался.
Дара подняла голову с подушки, щуря глаза.
– Что?
– Тавруй, говорю, умер!
Дара подскочила на ноги, слезла с печи и в одной рубахе выбежала из избы, будто надеясь ещё успеть, ухватить Тавруя за руку и вытащить обратно из Нави.
Она только ступила босыми ногами на землю, как пёс сердито залаял. Грохот разнёсся по двору, на мельницу в сопровождении четырёх всадников въехал Вячеслав. Народ на улице упал на колени, только завидев княжеские стяги. Дара одна осталась стоять, растерялась, попятилась назад, желая скрыться в доме.
Вячеслав будто с облегчением вздохнул, заметив её.
– Слава Создателю! Мы тебя обыскались, – он спешился и подошёл ближе. – Нам сказали, что лесная ведьма раньше жила на мельнице, и вот ты здесь.
Дара потрепала рукав своей рубахи. С трудом она вспомнила, как стоило приветствовать знатных господ:
– Да озарит твой путь Создатель, княжич, – она не поклонилась, хотя должна была. – Ты прости, я не одета. Мне в дом нужно зайти, а ты… ты можешь не переживать за меня больше, я теперь дома, мне ничто не грозит.
Вячеслав окинул быстрым взором двор, саму Дарину и возразил:
– Степняки могут вернуться. Тебе не стоит здесь оставаться.
Дара недобро прищурилась:
– Я останусь со своей семьёй, им нужна помощь.
– Не беспокойся, я прикажу, чтобы о них позаботились, а ты поезжай со мной.
Его глаза показались удивительно холодными, полными решимости. Дара открыла рот, но не смогла сказать ни слова. Она могла легко возразить парню с болот, назвавшемуся Вячко, но возразить княжичу?
И только тогда она поняла, что с самого начала Вячеслав не хотел отпускать её на мельницу. Он вёз её в Златоборск.
Дара приготовилась к спору, приготовилась лгать, притворяться и даже угрожать. Но не успела ничего сказать.
Кто-то подкрался к ней из-за спины.
– Нарушенное слово, – голос лизнул ухо могильным холодом.
Дара дёрнула головой в сторону, но никого не заметила. В недоумении она глянула на княжича.
– Что ты сказал? – растерянно спросила она.
И к её ужасу, Вячеслав повторил:
– На мельницу или соседнюю деревню могут снова напасть, ты здесь в опасности…
– Нет-нет, я про нарушенное слово, – нетерпеливо перебила Дара, позабыв про уважительный тон, с каким стоило обращаться к княжичу.
– Я не говорил ничего такого, – улыбнулся Вячеслав.
Тень за спиной стала больше.
– Нарушенное слово, Дарина…
Мучительно медленно, страшась посмотреть назад, Дара обернулась. Прямо за её спиной стоял Тавруй, на его странное, будто из воска слеплённое лицо нависали спутанные чёрные пряди. Глаза точно бездонные колодцы прожигали насквозь. Дара хотела вскрикнуть и не смогла издать ни звука.
– Нарушенное слово, – прошептал Тавруй, – карается смертью.
И он сцепил ледяные пальцы на её шее. Дара взмахнула руками, попыталась вырваться, надрывно вздохнула в последний раз, когда ноги её подкосились, а в глазах потемнело.
Глава 16
Ратиславия, Златоборск
Месяц серпень
Мир вокруг проступал рывками. Кто-то крепко прижимал Дару к себе. Изредка ржали лошади, пахло потом. Зрение размылось, и только одно чувствовалось ярко, явно: чьи-то руки сдавливали шею. Холодные как лёд руки. В беспамятстве Дара видела чёрные глаза перед собой – глаза колдуна. Взгляд прожигал насквозь, он был так близко, что она могла разглядеть клеймо на лбу бывшего раба.
Воспоминания путались, смешивались, и нельзя было сказать, что случилось сначала, а что потом. Дара помнила тряску дороги и холодные простыни, чьи-то жёсткие неприятные прикосновения и злые глаза.
Её бил озноб.
Брат Лаврентий говорил, что грешников после смерти ожидали вечный мрак и холод, а души, не заслужившие права войти в чертоги Создателя, вечно скитались среди снегов и морозов под лунным светом. И в бреду Даре мерещились бескрайние снежные степи, где она брела совсем одна.
В помрачённом сознании возникали страшные картины загробного царства. Когда же Дара выныривала из забытья, то снова видела горящие ненавистью глаза, слышала неразборчивый шёпот и чувствовала тепло, разливающееся по телу.
А когда она уже поверила, что больше не вздохнёт свободно, руки на шее ослабили хватку, перед глазами всё побелело, и голова закружилась от неожиданной свободы.
Зрение прояснялось, и Дара увидела над собой высокий светлый потолок, изрезанный знакомыми знаками. Вниз свисали пучки трав, их запахи ударили все разом, смешались. Девушка поморщилась, ощутив вдруг боль в висках.
– Не вставай, – велел тот же голос, что ранее бормотал над ней заклятия.
Глаза у Дары слезились и болели, она прищурилась, косясь в сторону, и увидела мужчину в дорогом кафтане. Тонкие ухоженные руки, каких у самой Дары никогда не было. Драгоценные камни в перстнях и вышивка на поясе, какую носили в Дубравке, деревне к северу от Заречья. Земляк.
– Кто ты?
Пересохшие губы были непослушны, и слова больше походили на вздох, но незнакомец расслышал её.