Снежить

Его вытащили из салона за шиворот, довольно бесцеремонно. Он сразу понял, что это Чернов, и не стал сопротивляться. Ему и самому хотелось на свежий воздух, подальше от этого дурдома. Но прежде нужно взглянуть на Веселова. Просто так, на всякий случай. Не то чтобы он испытывал к нему особую симпатию, но убедиться, что с ним все в порядке, было нелишним.

Веселов выгружался из внедорожника. Ему помогал Гальяно, а Эрхан, наоборот, мостился за рулем.

– Поеду искать Тару, – бросил он таким тоном, что сразу стало ясно, что никакие силы не заставят его остаться на месте. – Когда найду, сообщу координаты по рации. А вы оставайтесь дожидаться вертолета. – Он поднял лицо к белому полярному небу, сказал с надеждой: – Надеюсь, она справилась.

Внедорожник сорвался с места, стоило только Веселову поставить обе ноги на землю. Выглядел он хреново, краше в гроб кладут. Но Ник помнил, каким тот был раньше, так что можно считать, что сейчас он красавчик.

– Ты как? – Он сунул руки глубоко в карманы, встал напротив Веселова. Раньше такое их противостояние заканчивалось мордобоем, но сейчас силы и удача явно были на стороне Ника.

– Жив, – прохрипел Веселов и криво усмехнулся. Если усмехается, значит, и в самом деле жив.

– Гальяно говорит, ты мне помог?

– Ему показалось.

Гальяно ничего не сказал, лишь многозначительно хмыкнул.

– Спасибо, – выдавил из себя Веселов и замер, словно прислушиваясь к чему-то за своей спиной. – Спасибо, что спас меня от этой…

– Снежити. – Слово вырвалось само собой, выкристаллизовалось из выдыхаемого воздуха.

– Снежити? – Веселов вздохнул, пробуя слово на вкус, оценивая. – Нежити?

– Типа того.

– Хорошо. – Веселов кивнул. – Все равно спасибо.

– На здоровье.

Ник тоже прислушался. Тихое поскрипывание снега под мягкими лапами, едва различимое сопение. За спиной Веселова не было никого, но оба они слышали вот это… Слышали, но пока не видели. Может, призрачный медведь, сорвавшийся с поводка, больше никак себя не проявит. Походит, посопит, да и свалит в преисподнюю.

– Температура растет! – сообщил Гальяно, поддерживая Веселова под локоток, словно тот был старым дедом. – Уже почти норма! Слышишь, Димон?!

Димон слышал, вот только не Гальяно, а крадущуюся поступь призрачного медведя. Если бы Ник не исчерпал за сегодняшний день лимит страха, он бы, наверное, уже поседел. Но лимит был исчерпан, а внутри Ник выгорел, как та буржуйка, которая позволила продержаться девчонке и лисе. Кстати, лиса не убежала далеко. Лиса пряталась за углом здания, скребла передней лапой разодранную до крови шею, но никуда не уходила. Может, голодная? Может, ее покормить?

Он порылся в запасах, выданных Асей, нашел пакет с вяленой олениной, с грехом пополам отрезал мерзлый кусок, осторожно подошел к лисе.

– Это тебе, ешь, – сказал и кинул мясо на снег.

Лиса испуганно отскочила в сторону, но далеко не ушла, напряженно следила за Ником черными бусинами глаз, к мясу не подходила. Он решил не мешать, отошел сам. Все в их слаженной команде были заняты своим делом: кто болел, кто выздоравливал, кто лечил, кто терпеливо ждал вертолет. Поэтому он решил осмотреть базу. Не каждый день доводится погулять по арктической заброшке.

Блэк увязался следом, и Ник был этому рад. С Блэком было как-то спокойнее. И тяжкой поступи медвежьих лап он больше не слышал. Может, зверь ушел, наконец, высвободился из призрачного тынзяна? Пусть бы. Потому что сил разбираться еще и с этой хренью у Ника не осталось. Сказать по правде, сил вообще почти не осталось. Все они ушли на то, чтобы порвать невидимую удавку и найти девочку-лисичку. А сейчас можно просто погулять. Для себя, безо всякой цели.

Первым делом Ник сунулся в здание, в котором они нашли девчонку, но путь ему перегородил Андрей.

– Куда? – спросил он мрачно.

– Туда.

– Туда не надо.

– Почему?

– Улики.

Улики. А он вот как-то не подумал, что девчонка и лиса оказались в своем ледяном заточении не просто так, что кто-то сначала посадил их на цепь, а потом оставил замерзать на краю земли. И этот кто-то мог оставить в комнате свои отпечатки или какие-то другие следы. Они, конечно, уже изрядно натоптали там, но все же. Андрею виднее. Наверное.

– Как скажешь. – Ник пожал плечами, отошел от двери.

– Ты куда? – спросил Андрей вроде как равнодушно, но на самом деле встревоженно.

– Пройдусь.

– Далеко не уходи.

Дурак он, что ли, уходить далеко! Ему просто невмоготу оставаться на месте. Нужно проветрить мозги. Вдруг повезет, и северный ветер выдует из головы страшное видение про девочку-лисичку…

Оказалось, что по территории базы особо не погуляешь. Не было тут ни дорожек, ни торных путей. А гулять, проваливаясь в снег по колено, кому интересно? Ник уже решил было возвращаться, когда снова услышал за спиной тяжелую крадущуюся поступь.

Он замер, а потом стремительно развернулся, успев самым краем зрения зацепить серую тень. Мертвый мишка никуда не ушел. Мертвый мишка охотился. Кажется, на сей раз охотился на него. Ник еще решал, как отбиться от того, что невозможно ни увидеть, ни почувствовать, когда между ним и тенью материализовался Блэк. Блэк тоже мог выглядеть грозно. Оказывается, в своем призрачном обличье он умел становиться больше. Или только что научился? Нику показалось, что он даже слышит приглушенный рык. Оскаленные клыки Блэка он видел очень даже отчетливо. Вот только этот рык…

Лютоволк крался, припадая к земле, а потом одним гигантским прыжком очутился рядом с Блэком, стал плечом к плечу, если такое вообще возможно, оскалился и клацнул зубами. На Ника он бросил быстрый взгляд. Этого взгляда было достаточно, чтобы понять главное – вмешиваться не надо, эти звери – его звери! – разберутся с призрачным медведем сами. Убить не убьют, но отгонят от базы на безопасное расстояние.


Ник и не стал вмешиваться, попятился, сдернул с головы шапку, прислушиваясь. Слух его нынче обострился точно так же, как и зрение с обонянием. Хороший бонус от темного мира, если разобраться. И вот прямо сейчас этим своим обострившимся слухом он слышал еще далекий, но неуклонно приближающийся стрекот вертолета. К ним на выручку летела обещанная подмога из Хивуса.





Веселов




Ему становилось легче с каждой минутой. Еще недавно он отчетливо понимал, что помирает и конец его близок, а сейчас оживал. Словно бы кто-то невидимый и очень милосердный открутил на максимум краник на трубе под названием «жизнь». Даже недавнего всепоглощающего холода он почти не чувствовал. Нет, холод все еще был в нем, прятался в потаенных уголках тела, но больше не донимал с такой силой. Пока не донимал.

Еще бы не слышать. Еще бы победить в себе это отчаянное желание обернуться. И победить не менее отчаянный страх увидеть то, что ходит за ним по пятам. Увидеть эту косматую, неживую тварь, которую он сам к себе привязал шаманским тынзяном.

Выбросить! Не выбросил тогда, на метеостанции, значит, нужно выбросить сейчас, на этой богом и людьми забытой базе. Найти в себе силы расстаться с проклятой, но такой притягательной вещицей. Может, еще не поздно? Пусть бы было не поздно!

Веселов дождался, когда Гальяно отойдет обратно к внедорожнику, осмотрелся вокруг и шагнул за угол здания, которое когда-то давно служило казармой. Здесь было тихо, словно, сделав всего пару шагов, он оказался совсем в другом мире – безветренном и беззвучном. В этом мире он слышал лишь испуганное уханье собственного сердца и тяжелое дыхание того, кому больше не нужно дышать.

Не стоит оборачиваться. Если обернется, признает, что вся эта хрень существует на самом деле. Признает, что шаманское проклятие и призраки дохлых медведей существуют. Признает, что попался, как зеленый салага на чужой крючок. Нет, не на крючок, а на аркан. На чертов тынзян попался!

Сжав зубы с такой силой, что заболела челюсть, Веселов сунул руку в карман куртки. Тынзян был на месте. Кожаная веревка с нанизанными на нее фигурками-химерами. Ночью он не разглядывал эти фигурки, как-то было не до того. А теперь вот взялся разглядывать. Они были удивительно реалистичными, он видел даже шерстинки на звериных головах, даже ножи и ружья в человеческих руках. Они были красивыми и чудовищными одновременно. Мужчины, женщины, дети… Безголовые, спаянные со зверьем в единое целое, они следили за Веселовым костяными бусинами глаз. И тот, кто создал этот тынзян, тоже следил. Веселов чувствовал голодный, до костей вымораживающий взгляд. По сравнению с этим взглядом призрачный медведь казался плюшевой игрушкой.

– Сделай это, Димон… – прошептал Веселов враз онемевшими губами, замахнулся изо всей силы и швырнул тынзян как можно дальше.

Удавка с фигурками-химерами описала в воздухе широкую дугу и упала на снег, вот только Веселову показалось, что не на снег, а в воду. Потому что под ногами вдруг забулькало и зачавкало, снег на глазах терял белизну и набирался черноты, которая заворачивалась в водоворот, утягивая проклятый тынзян, кажется, в самые недра земли. Веселов отступил на шаг, опасаясь, что воронка может утянуть и его тоже. Шее вдруг стало больно, воздух внезапно закончился, а в глазах потемнело. Неведомая и невидимая сила сбила его с ног и на аркане потянула по снегу. К краю черной воронки потянула…

Он сопротивлялся, как мог. Хватал руками и не мог ухватить захлестнувший горло тынзян. Горло чувствовало. Огнем горящие легкие чувствовали. А руки не чувствовали. Вот такая незадача… Оставалось хвататься за снег и осколки льда, марая красным то, что пока еще оставалось белым. Он боролся. Рычал и боролся. Не потому, что боялся умереть, а потому, что умирать вот так, по-идиотски, от какой-то северной страшной сказки было до слез обидно.

Он боролся, вспарывал наст каблуками ботинок, а призрачный медведь, которого сейчас, в эту самую секунду он видел очень отчетливо, крался рядом, принюхивался, скалился и облизывался. Что достанется этой призрачной твари, когда у него кончатся силы? Тело или душа? Или не твари, а тому, кто так же, как и его, Веселова, держит зверя на поводке? Этот невидимый зол и ненасытен, он не ограничится чем-то одним, он заглотит и тело, и душу, а потом отрыгнет костяную фигурку – глупого человечка, возомнившего себя вершиной эволюции. Это будет самый обычный человечек – никакой звериной головы. Потому что, чтобы ее заслужить, нужно со зверем совладать. И куда ему, подыхающему, но все еще барахтающемуся, совладать с белым медведем?! С чужим медведем…

Не совладать, но на прощание попортить призрачную шкуру, возможно, удастся. Осколок льда был похож на прозрачный клинок. Прозрачный клинок для призрачного зверя. Веселов вложил в удар все свои силы, ничтожные остатки былых сил, замахнулся и вонзил осколок льда в мертвенно-белый глаз.

На мгновение все замерло, даже верчение черной воронки остановилось, прихваченное льдом. Призрачный медведь взревел, взвился на задние лапы. Ледяной клинок ярко сверкнул в его развороченной глазнице. А потом все ускорилось в разы, воронка завертелась с неистовой силой. И зверь завертелся волчком.

Веселов больше не сопротивлялся. Он сделал все, что мог. Возможно, даже убил неубиваемое. Воздуха бы… И тепла… Хоть немножечко… На прощание… И Веронику увидеть… Ну хоть что-то приятное перед адовыми муками…

Из воронки выплеснулась вода, словно бы оттуда, с глубины, на поверхность поднималось что-то огромное. Что-то такое, что тушей своей способно вытеснить половину Мирового океана. Веселову стало смешно. До этого было страшно, а теперь вот смешно и немного любопытно. Какое же оно на самом деле – северное зло?!

Вода пропитала его одежду, мгновенно выстудила до костей, забрала остатки тепла. И в этот самый момент жить захотелось ну просто невыносимо сильно! Так сильно, что Веселов заорал в голос. Или попытался заорать.

Он уже видел удавку, ту самую, что связала его с мертвым медведем. Она была похожа на пульсирующую пуповину, по которой к твари, что поднималась со дна, уходили и его тепло, и его жизнь. Он даже сумел схватиться руками за эту гребаную «пуповину» и даже почувствовал ее биение, почувствовал натяжение…

Натяжение сначала усилилось – «пуповина» завибрировала, как струна, – а потом резко ослабло. Сила инерции откинула Веселова назад, впечатала спиной в непрошибаемый ледяной панцирь. Вода, та самая, что из воронки, замерзала на глазах, превращая одежду Веселова в ледяные доспехи. Он был готов отключиться, но в легкие хлынул морозный, обжигающе колкий воздух. Он схватился за горло, захрипел и закашлялся, на ощупь попытался нашарить «пуповину», но нашарил лишь какие-то ошметки. Мир вокруг потемнел, а потом вдруг сделался нестерпимо ярким.

Свет в конце тоннеля, подумалось некстати. И совсем уж некстати в конце этого тоннеля появился человеческий силуэт. Человек шел стремительным шагом, кажется, даже бежал навстречу Веселову. Вот такой прикольный у него ангел-хранитель, торопится, встречает с распростертыми объятьями. Может, пронесло?! Может, попал господин Веселов, крутой айтишник, покоритель дамских сердец и Крайнего Севера, не в черную воронку, а прямиком в рай? Повезло…

А ангел-хранитель уже добежал до него по светящемуся тоннелю, склонился, всматриваясь и разглядывая. Веселов улыбнулся – ангел ему достался очень симпатичный. Снова повезло. Жаль только, что так хочется спать. Неудобно получается перед ангелом. К нему с распростертыми объятьями, а он не готов…

– Эй, ты! – сказал ангел неожиданно сердитым и неожиданно знакомым голосом. – Не спи! Слышишь?

Он бы с радостью, особенно, когда ангел у него такой красивый, но сил не осталось. И тепла тоже.

– Я сказала, смотри на меня! – Ангел замахнулся и влепил Веселову пощечину, а потом принялся тормошить, тянуть его куда-то, тянуть с него одежду. Прикольный какой ангел, неистовый…

– Для ангела… – Он попытался улыбнуться, но замерзшие губы не слушались. – Для ангела ты слишком секси… – сказал и провалился в темноту.





Вероника




Она настояла, чтобы Тучников взял ее с собой в эту спасательную экспедицию. Он не стал спорить. Было в нем что-то такое… не совсем от экстрасенса, но что-то близкое. Он чуял людей и чуял предметы. Полезный талант, особенно в бизнесе, где человек человеку – волк и чуйка нужна до зарезу!

Сама Вероника тоже чуяла. Это было чувство приближающейся, черной волной накатывающей беды. Оно не позволяло ей дышать полной грудью, каждую ночь утаскивало в кошмары, из которых приходилось выныривать в холодном поту, а потом по полчаса отогреваться в горячей ванне.

А ведь как хорошо все начиналось! А ведь какие надежды она возлагала на этот затерянный в снегах город! Девственное, почти не испоганенное людьми место. Место силы для такой, как она. Не Тибет, но что-то очень близкое по энергетике. Она так думала… Она даже обрадовалась, когда получила приглашение от Тучникова погостить на краю земли. Ей был нужен отдых. И очищение, чтобы людей по минимуму, а сил природы по максимуму. Чтобы холод, пустота и северное сияние на все небо. Почему-то Веронике казалось, что северное сияние ей придется особенно по сердцу. Да, так хорошо все начиналось! До тех пор, пока в салон частного самолета не вошли незнакомцы. Не вошли сами, не привели с собой нежить…

Блэк тоже был нежитью, но славной. Вероника сразу же нашла с ним общий язык. У Блэка имелась хозяйка. Очень сильная, такая же сильная, как сама Вероника. Только по-другому. Другой источник силы, другая школа, если хотите. Про школы и силы Вероника знала если не все, то многое. Так уж складывалась ее личная и профессиональная жизнь. Так уж повелось с самого ее рождения.

Экстрасенсорные способности достались ей от бабушки. Да, через поколение. Мама нормальная, а они с бабушкой из этих… из тонко чувствующих. Эмпаты, телепаты, ясновидящие, яснознающие. Все и сразу, и помногу. Впору называть себя потомственной колдуньей, давать объявление в желтой газетенке и заказывать на «Алиэкспресс» магический шар. Вот только не любила она это «потомственное», без магического шара могла обойтись запросто, и в рекламе не нуждалась. В чем она нуждалась, так это в нормальном отдыхе, чтобы подальше от людей с их проблемами, чтобы подальше от энергетического шума, что оглушал и с каждым днем раздражал все сильнее. Ей обещали отдельный домик и северное сияние. А еще встречу с шаманом. Не тем, что шарятся с бубнами на всяких идиотских псевдомистических шоу, а с самым настоящим. Шаман позвал ее сам. Через Тучникова позвал. И во сне… Ворвался в сладкий Вероникин сон, бесцеремонно хлопая крыльями, и так же бесцеремонно уселся на спинку ее любимого антикварного кресла. Полярная сова. Почти Хогвардс, только без письма.