Снайпер
Часть 64 из 69 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Нет, – отчаянно упорствовал Ник, все еще не теряя надежду объяснить этим идиотам, что белое – это белое, а черное – это черное. – Нет, вы не понима…
– Ник, доказательства чересчур веские. Винтовка, молекулярный анализ состава пули и канала ствола, отпечатки пальцев, пустая гильза. Боб был в Новом Орлеане, у него были мотивы для этого поступка, у него была возможность, и он…
– Но это же подтасовка фактов! Они обманули его. Я же видел кассету. У Добблера была кассета с записью их зверств. У меня было Приложение Б! Я…
– Ник, Добблер скрылся. Мы объявили розыск по всей стране, но его нигде не смогли найти. Наверное, он умер, заблудившись в горах. Ник, мы даже не можем доказать, что он был вместе с вами в Уошито! У нас просто нет таких доказательств. Только всякие нелепые теории.
– Нет, – не сдавался Ник, – послушайте, ну послушайте же меня! Это все была умелая инсценировка! Боб потом сжег Приложение Б и пленку, потому что не хотел, чтобы пресса кощунственно наживалась на этом. Он настоящий герой. Он убил тех, кто зверски расстреливал женщин и детей в этой латиноамериканской стране, и теперь он…
– Ник, спустись с небес на землю, посмотри на вещи реально, – сказал Келсо. – Мы предлагаем тебе хороший вариант. Это больше, чем я бы сам мог тебе предложить, но твой шеф и мистер Мичам настояли. Поэтому выслушай нас. Это очень опасно – не слушать других. Мы предлагаем тебе лучшее из того, о чем ты только можешь мечтать. Это идеальное предложение.
– Ник, Бобу уже ничто не поможет. Ему уже никогда не видать свободы. Он это знает. Знает это и его защитник. Тебе ничего не остается, как спасать самого себя, – не унимался Ховард.
– Я не могу… – пытался возразить Ник.
– Ник, очнись, – перебил его Келсо. – Считай, что Боб Ли Суэггер уже мертв. Его время прошло. Только идиот может не соглашаться с этим перед такой лавиной фактов и доказательств. У меня на руках доклад в сорок шесть страниц, сделанный баллистической лабораторией ФБР. Плюс письмо с угрозами президенту. У нас есть последний доклад Леона Тиммонса, где он подробно описывает, как ранил в грудь Боба Ли Суэггера в доме на улице Святой Анны в Новом Орлеане, обнаружив его там сразу после того, как тот выстрелил в президента. Более того, у нас есть ваши показания, где вы говорите, что Боб свалился вам на голову прямо из окна этого здания, сбил вас с ног, забрал ваш пистолет и угнал вашу машину. Неужели этого мало? Его дело уже решено.
– Я…
– Ник, послушай меня, – не вытерпел Ховард. – Я могу выбрать и другой путь. Но если в первом случае ты выигрываешь, то во втором ты очень много теряешь. Третьего не дано. В любом варианте Боб будет мертв. Ты меня слышишь?
Ник кивнул головой.
– Итак, первый путь. Тебя вызывают в суд как сотрудничающего свидетеля. Ты станешь героем дня. Ты будешь играть роль агента ФБР, который тайно был внедрен к Бобу Ли Суэггеру и прошел с ним под землей…
– Я… – попробовал прервать его Ник.
– Заткнись и слушай, – рявкнул Ховард и продолжил: – …который прошел с ним под землей и под угрозой смерти участвовал в перестрелке в баптистской церкви, откуда опять через подземный ход скрылся с ним для того, чтобы совершить весь этот путь. Ты втерся к нему в доверие и пережил вместе с ним все трудности и лишения, что оказалось лучше всякой конспирации и проверки на стойкость. Это одна из самых блистательных операций ФБР за всю историю его существования, Ник. Это твоя победа… и моя. Хорошенько обдумай мое предложение, при таком раскладе мы все будем в выигрыше. Так вот, когда ты был окончательно уверен в себе, ты просто позвонил нам, и мы его арестовали. Тем временем уже пройдет информация о том, что в ходе этой операции мы обнаружили и пресекли наркотические связи полковника Шрека и убили в перестрелке около пятидесяти латиноамериканцов из этого злосчастного батальона “Пантеры”, который и устроил бойню на реке Сампул. Это была идеальная операция, Ник. Она всем нам принесет славу и имя.
Ник молча смотрел на него. Ему казалось, что эта маниакальная страсть Ховарда к славе и успеху на мгновение даже наполнила всю комнату бесчисленными наградами.
Потом настал черед Хью Мичама:
– Прости, Ховард, а можно мне кое-что сказать Нику?
– Конечно, Хью.
– Так вот, Ник, я прекрасно понимаю, насколько сложным и запутанным было для тебя это дело, но мне кажется, что здесь есть еще сложности другого порядка, которые мне придется сейчас объяснить. Я думаю, что ты в состоянии это понять. – Мичам улыбнулся такой снисходительной отцовской улыбкой, что Нику захотелось дать ему в зубы. – Ник, я знаю, что тебе кажется, будто ты видел Приложение Б. Ты сейчас, скорее всего, думаешь, что я каким-то образом во всем этом замешан. Может быть, ты даже думаешь, что я и заварил всю эту кашу, что я руководил всей операцией, убийством архиепископа, обманом Боба. Ник, я тебе могу сказать только одно – ты сейчас находишься в очень опасной зоне. Ты сейчас попал в знаменитое Королевство Кривых Зеркал, которое называется “контрразведка”. Я видел этот документ. Два месяца назад один агент, работающий на кубинскую разведку, пытался передать его в “Нью-Йорк Таймс”. У него ничего не получилось. В сирийской прессе должен был увидеть свет перевод этого документа. Японское информационное агентство “Тораката” заплатило тридцать пять тысяч долларов за его копию, но в итоге так и не напечатало. Ник, это шпионская провокация, сделанная кубинской разведкой. А кубинская военная разведка очень умна и хитра. Вот почему так опасно, когда молодой человек вроде тебя вмешивается в подобные дела. Этот бедный Ланцман, который хотел до тебя дозвониться, мог вполне искренне верить во все это или думал, что в это поверишь ты. Ник, это не делает тебе чести.
– Послушайте, вы самая настоящая…
– Ник, если тебе от этого легче, называй меня как тебе будет угодно. Можешь даже ненавидеть меня. Это не важно. Все разрешается. Но сейчас я скажу, что тебе запрещается. У тебя действительно есть возможность спасти не одну жизнь. Тысячи жизней. Поэтому тебе запрещается оставаться посередине и со стороны наблюдать, как все произойдет. Ты прекрасно знаешь, что такое подразделение сальвадорской армии, как батальон “Пантеры”, было вовлечено в ряд террористических акций на реке Сампул. Были убиты сотни невинных женщин и детей. Я не должен тебе этого говорить, но скажу: там все-таки не обошлось и без американского влияния. Да, полковник Шрек работал с генералом де Раджиджо. Приложение Б в этом смысле кое в чем правдиво. Но американское правительство не имело к этому никакого отношения. Вот почему все это держится в строжайшем секрете, Ник. Это держится в секрете, потому что это опасно. Если все наши привычные враги – пресса, некоторые члены конгресса, воинствующие “левые” и им сочувствующие – узнают все это, если это будет опубликовано, это может отсрочить заключение мира еще на пять лет. Пять лет для этой страны! Ник, подумай, сколько детей умрет, если это произойдет! Сейчас у нас там мир. Поэтому мы не хотим рисковать.
Ник сглотнул, чувствуя, что у него голова пошла от всего этого кругом.
– Теперь о втором пути, который менее приятен, чем первый, – вступил в разговор Ховард. – Ты был захвачен в качестве заложника в постыдных, даже позорных для тебя обстоятельствах. Ты немедленно получишь уведомление об увольнении. В суде тебе зададут очень конкретные, четкие, недвусмысленные вопросы о том, какую роль ты играл в событиях, произошедших 1 марта 1991 года в Новом Орлеане. Где ты был, что ты видел, как все произошло? Потом тебя отпустят. Если защитник Боба попытается поймать тебя на каких-то перекрестных вопросах, мы не дадим ему сделать это по одной-единственной причине: потому что это не относится к событиям первого марта. На этом мы будем настаивать. Через несколько минут после того, как ты все это подтвердишь, тебя обвинят в нарушении сразу трех федеральных законов. Мистер Келсо будет на суде обвинителем, поэтому он представит суду свидетелей, которые окончательно добьют тебя, Ник. Тебе дадут, по крайней мере, лет семь строгого режима. И ты никак не сможешь помочь Бобу. Просто растопчешь собственную жизнь и никому ничего не докажешь. – Ховард сделал шаг назад.
– Это все? – спросил Ник.
– Нет, конечно, не все, – ответил, ухмыляясь, Келсо. – В этот же день офицеру ФБР Салли Эллиот будет предъявлено официальное обвинение в шпионаже. За выдачу секретных документов гражданским лицам.
– Ховард, какого черта…
– Заткнись! – угрюмо оборвал его Ховард.
– Ник, – продолжал Келсо, – у нее на суде обвинителем тоже буду я. Ее дело будет намного серьезнее, чем твое. Ты выйдешь на свободу через семь лет, в случае хорошего поведения – через пять, а она получит на всю катушку, двадцать лет.
Ник молча смотрел на стоящих перед ним трех человек. Потом сказал:
– Ховард, она же ничего не сделала. Она ничего не сделала. Ты не можешь так поступить…
– Так поступаешь ты, а не я. Когда-то ты усадил в инвалидную коляску Майру и мучил ее до конца ее дней, а теперь так же хочешь угробить и Салли. Ты этого добиваешься? У меня с ней была долгая беседа, во время которой Салли во всем созналась. Все это записано на пленку. Мы включим ее перед теми, кто будет выступать в роли свидетелей. Но, что ужаснее всего, эта глупая девчонка думает, что любит тебя. Ты хочешь отплатить ей за ее чувства тем, что засадишь ее за решетку?
– Ник, ты должен сам принять решение. Ты должен выбрать то, что будет лучше для тебя, для Салли и для ФБР.
– А также для твоей страны, – добавил Хью Мичам.
– И для вас, не так ли, Хью? И для тебя, Ховард?
– Ник, ты бы лучше…
Но Ник уже их не слушал. Он очень сожалел, что у него нет ничего, чем бы можно было заткнуть им всем глотки.
Всегда думай своей головой и сам принимай решения, говорил Боб. Ему стало трудно дышать. Все плыло и качалось.
– Ник, – услышал он голос Мичама, – нам надо получить от тебя согласие.
Позаботься о себе сам, вспомнилось Нику. Что ж, придется продать Боба. Все равно ему уже не поможешь. Его песенка спета. Жаль, но ничего не поделаешь. Так устроен этот жестокий мир. Такова жизнь.
– Подумай о ФБР, Ник, – прибавил Ховард. – Подумай о том, чтобы спасти честь Бюро.
Позаботься о себе сам, слышал Ник. Но когда он открыл рот, оттуда вырвалось совсем другое:
– Ховард, не тебе говорить о Бюро. Тебе всегда было на него наплевать. Ты и Бюро – не одно и то же. Ты просто обыкновенный лизоблюд и подхалим. Ты всегда всеми правдами и неправдами старался затащить наверх свою жирную ленивую задницу и уничтожишь любого, кто встанет на твоем пути. Вспомни, как ты нагадил мне в Талсе семь лет назад. Не я, а ты виноват в том, что Майра оказалась в инвалидном кресле, потому что там, в Талсе, ты обосрался от страха и никак не мог заткнуть свой вонючий рот! У меня же просто не хватило тогда смелости послать тебя на… – Он перевел дыхание. – Наконец-то я кое-что понял, Ховард. Клянусь, я наконец понял. Оказывается, ты тоже входишь в этот Комитет Лансера! Да?! Да!.. Это как раз подходящая помойка для такого политического подхалима, как ты, который все время кому-то лизал зад, заискивающе заглядывал в глаза. Все эти годы ты знал, что Рэм-Дайн выполняет все поручения ЦРУ! Вот почему ты притащил сюда этот старый высохший кусок дерьма, этого Хью, который благословил своего старого приятеля Рэя Шрека на ратный подвиг против женщин и детей, а потом помогал убивать одного-единственного человека в мире, у которого хватило смелости противостоять вам. А теперь вы решили еще раз сделать из величайшего героя Америки козла отпущения, потому что вам это очень удобно, потому что это прячет в воду все концы и помогает спасти вам ваши драгоценные задницы! Ведь если все это когда-нибудь всплывет, и вам, и вашему Комитету Лансера – крышка! – Ник в упор смотрел на них. Срываясь, он уже предчувствовал, что сейчас сделает. Набрав побольше воздуха, он выпалил: – Ну так вот, еще кое-что напоследок. На этом вы и сломаетесь. Здесь вам каюк. Знаете, что я вам скажу? Вы прете лбом на стену. Очень многие уже не раз думали, что им удалось укокошить Боба Ли Суэггера. Но, как только они заносили над ним оружие, он опережал их и спокойно отправлял на тот свет. То же самое будет и с вами, и я своими глазами увижу, как все это произойдет. И я, и Салли выйдем отсюда, а вы сядете. Ховард, для тебя это плохие новости, конечно, но вспомни, сколько раз ты уже считал себя победителем, а оказывался по уши в дерьме? Так будет и сейчас. Но только в последний раз. Пора платить по счету. Вы все ответите и за Майру, и за Салли, и за Ланцмана, и за Сампул, и за все остальное, что вы еще успели натворить. Я увижу, как все это случится. А пока нам не о чем больше говорить.
После того, как они вышли, Ник заметил, что никак не может унять бьющую его дрожь.
Во второй половине дня два судебных исполнителя доставили Нику повестку, в которой говорилось, что через два дня он обязан явиться в здание окружного суда Нового Орлеана на предварительное слушание дела номер 44-481 “Правительство против Боба Ли Суэггера”. Внизу была сухая лаконичная приписка, гласившая, что в случае отказа явиться в суд он будет подвергнут аресту. Через полчаса позвонили из прокуратуры и сообщили, что ему запрещается покидать город и что он, Ник Мемфис, будет обвинен в нарушении трех статей федерального законодательства. Уже в конце дня, как бы в довершение всех бед, ему пришло уведомление о том, что за неявку 8 августа 1992 года на слушание своего дела в комиссию по пересмотру дел он официально уволен из Федерального Бюро Расследований и обязан до следующей пятницы вернуть все выданное ему во время службы снаряжение, иначе ему будет предъявлено обвинение в хищении государственного имущества. Непонятно почему, но это известие оказалось для него самым неприятным. Пути назад уже не было. Ховард начал потихоньку закручивать гайки.
Ник вернулся в свой маленький домик в Метайри, подстриг газон и лужайку, которые уже порядком заросли, оплатил все счета, которые пришли за это время, и погрузился в невеселые мысли о будущем. Жалованье ему не выплачивали уже три месяца…
В какие-то моменты он уже был готов взяться за трубку и позвонить Ховарду. Это было так легко и так соблазнительно. “Э-э… Ховард, знаешь, я тут поразмыслил… Я был не прав пару дней назад… – слышал Ник собственный голос.
Но потом он думал о том, как будет рад этому Ховард, и понимал: нет, это выше его сил. Он просто не может себя заставить пойти на это.
Казалось, что надо сделать над собой всего одно усилие. Надо позвонить Салли. Ник набрал ее номер.
– Привет, – сразу отозвалась она.
– Привет, это я.
– Ник… – Салли плакала. – Ник, они сказали мне, что обвинят меня в шпионаже. О, Ник, как мне быть? Я же ничего такого не сделала. Как они могут…
– Послушай, Салли, они блефуют. Они пытаются таким образом завлечь меня в одно мероприятие, в котором они будут выглядеть, как герои. На Ховарда, наверное, очень сильно давят, чтобы получился именно такой вариант, поэтому он и пошел на это. Но ты не волнуйся. Я тебе обещаю, что все будет в порядке. Поверь мне. У них ничего нет.
Говоря это, Ник проклинал себя за то, что не может набраться мужества и сказать ей всю правду, что у них есть все, что они собираются казнить Боба, а их обоих упрятать за решетку и что уже никто ничего не сможет изменить.
– Но что же мне делать? – спросила она.
– Пока ничего. Посмотрим, что будет завтра на предварительном слушании. Там защита может потребовать, чтобы правительство предоставило все факты и улики, которые бы свидетельствовали об обоснованности вынесения наказания. Поэтому может быть назначено дополнительное расследование. По крайней мере, там мы увидим, к чему все клонится.
– Ник…
– Дорогая, я знаю, что это трудно, но надо немного потерпеть. Ты не хочешь пойти завтра в суд? Я бы с радостью за тобой зашел. Это не свидание, а…
– Хочу, хочу. Очень хочу. Заходи.
Эта ночь далась Нику тяжело. Это была худшая ночь в его жизни. Гораздо хуже, чем ночь после смерти Майры. Он не мог заснуть и ворочался до трех часов, беспрестанно думая о Салли, которая проведет двадцать лет в какой-нибудь дыре, о несчастном Бобе, которого посадят на электрический стул, о проклятом Ховарде, его любимчике Келсо и о старой мрази Мичаме, которые скоро будут праздновать свой триумф. Он представлял себе заголовки газет типа: “Сенатор Ховард Д. Ютей – человек, который расправился с Бобом Снайпером”. Сама мысль об этом приводила Ника в неописуемую ярость, и, когда он наконец заснул, ему приснилось самоуверенное лицо Ховарда, которое преследовало его всюду. Да, Ховард, ты охотился за мной с самой Талсы и вот теперь действительно загнал в угол. Какого черта ты тогда орал по рации?! Почему я тогда не попал?! Бедная Майра. Бедная Салли. Бедные женщины, которые, влюбляясь в Ника Мемфиса, делают большие ошибки.
Будильник прозвонил в семь. Ник поплелся в ванную, взглянул в зеркало на свое осунувшееся, бледное лицо. Короткая прическа отросла, волосы растрепались, а привычные ямочки на круглых щеках куда-то исчезли. Он был худой, как смерть…
Ник принял душ и спокойно оделся. Он надевал костюм впервые за последние несколько месяцев! Потом он выпил кофе и пошел за Салли. В кармане у него было одиннадцать долларов, еще двести тридцать шесть – на чековой книжке и четыре тысячи – на счете в банке. Сегодня ему предъявят обвинение по трем статьям федерального законодательства. И ему снова захотелось позвонить Ховарду. Наверное, даже сейчас еще не поздно. Ник попытался представить себе, какой была бы его жизнь после этой сделки. Да просто сказочной! Но потом ему припомнилось, как Томми Монтойа приставил ему к голове его же собственный пистолет и как в этот момент откуда-то появился Боб и спас его. Ховард никогда никого не спасал. Ховард только топил. Хью Мичам тоже топил. Ну что ж, Боб Снайпер, выбор сделан. Дороги назад нет. Теперь уже не важно, куда попадем, в рай или ад. Главное, что вместе, дружище. Даже есть надежда, что прямо сегодня.
Глава 38
– Встать, суд идет! – Пятый окружной суд начал предварительное слушание дела, условно называемого “Правительство против Суэггера” под председательством судьи Рональда О. Хьюджеса.
Ник и Салли встали вместе с двумя сотнями других присутствующих в зале людей, среди которых были десятки репортеров, половина новоорлеанского Управления ФБР, Ховард и его обвинитель Келсо, которые по какому-то странному стечению обстоятельств оказались в первом ряду прямо рядом с Ником и Салли. Их стол был придвинут почти вплотную к ним. Хью Мичам сидел за столом обвинителя в большом кожаном кресле. На нем был серый костюм-тройка и маленький широкий красный галстук, и Нику показалось, что ему на вид, по меньшей мере, лет триста.
Сэм Винсент тоже встал. Это был старый-престарый человек с похожим на грецкий орех лицом и абсолютно лысый, в костюме, строгом галстуке и массивных очках. Его длинные тонкие пальцы потемнели от трубки, которую он переставал курить, только заходя в зал заседаний. За толстыми линзами очков были видны бледно-голубые глаза, которые, останавливаясь на ком-либо, как будто увеличивались в размерах, как у акулы. Ему было под восемьдесят; он был награжден орденом Серебряной звезды за битву у Булже во второй мировой войне.
– Прошу садиться, – сказал судья Хьюджес, строгий чернокожий мужчина лет пятидесяти. – Леди и джентльмены, сразу же хочу предупредить вас, что несмотря на то, что сегодняшнее дело имеет национальный оттенок, это прежде всего юридическое дело и к нему следует относиться только так и никак иначе. Я предупреждаю всех присутствующих, особенно представителей прессы, чтобы они вели себя подобающим образом, в противном случае я моментально очищу зал заседаний. Понятно? – Его низкий голос был встречен всеобщим молчанием. Он продолжал: – Итак, сегодня, по требованию защиты, проводится предварительное слушание дела “Правительство против Боба Ли Суэггера”, в котором мистер Суэггер обвиняется в убийстве гражданина Сальвадора архиепископа Джорджа Роберто Лопеза во время вручения ему президентом Соединенных Штатов ордена Свободы в парке Луи Армстронга 1 марта сего года. Поясню для присутствующих: это не официальное судебное разбирательство. Это слушание проводится только лишь для того, чтобы убедиться в том, что правительство имеет достаточно улик и фактов, чтобы перейти к официальному судебному разбирательству. Поэтому здесь нет жюри присяжных. Мне будут помогать два прокурора. Они оба будут поддерживать мое решение. Более того, защите не предоставляется право выдвигать свои собственные улики, она должна критиковать только улики представителей правительства. Итак, джентльмены, я хочу, чтобы все споры и вопросы были предельно ясными и четкими и чтобы никакие мелкие детали и попытки увести дело в сторону не мешали нашему продвижению вперед. Приберегите силы для взаимных нападок к официальному разбирательству, если оно будет проведено потом. И перед тем, как вы мне возразите, мистер Винсент, заметьте, пожалуйста, что я сказал, если оно будет. Если будет официальное разбирательство. Я не хочу, чтобы вы думали, что у меня заранее предвзятое отношение. Ну вот, а теперь прошу ввести обвиняемого.
В зал суда ввели Боба.
На нем была ярко-голубая тюремная роба, на руках наручники, от которых к ногам спускалась железная цепь. Ноги тоже были закованы в нечто, напоминающее кандалы. Гремя всем этим железом, он медленно вошел в зал, и все увидели его суровое бледное лицо, которое казалось еще более вытянутым на фоне коротко подстриженных волос. Но он был совершенно спокоен. Точно таким Ник его запомнил в последний раз, когда в долине Большой Сделки Боб сидел рядом с Джули, не обращая никакого внимания на окружавший его взвод СВИТ. Господи, он выглядел так… так обреченно.
– Ваша Честь, – сказал Сэм Винсент, – существует ли такая настоятельная необходимость унижать моего подзащитного, который пока еще не обвинен в совершении какого-либо преступления и к тому же является героем войны, пролившим кровь за свою страну, вводя его сегодня в зал суда в цепях, как обыкновенного вора?
– Ваша Честь, – Келсо отреагировал с такой скоростью, что не дал даже опомниться судье, – мистер Суэггер имеет всем хорошо известную склонность к проявлению насилия и бегству. Это всего лишь необходимые меры предосторожности.
– Гм-м… – задумался судья. – Мистер Суэггер, вы испытываете неудобство или унижение?
– Ник, доказательства чересчур веские. Винтовка, молекулярный анализ состава пули и канала ствола, отпечатки пальцев, пустая гильза. Боб был в Новом Орлеане, у него были мотивы для этого поступка, у него была возможность, и он…
– Но это же подтасовка фактов! Они обманули его. Я же видел кассету. У Добблера была кассета с записью их зверств. У меня было Приложение Б! Я…
– Ник, Добблер скрылся. Мы объявили розыск по всей стране, но его нигде не смогли найти. Наверное, он умер, заблудившись в горах. Ник, мы даже не можем доказать, что он был вместе с вами в Уошито! У нас просто нет таких доказательств. Только всякие нелепые теории.
– Нет, – не сдавался Ник, – послушайте, ну послушайте же меня! Это все была умелая инсценировка! Боб потом сжег Приложение Б и пленку, потому что не хотел, чтобы пресса кощунственно наживалась на этом. Он настоящий герой. Он убил тех, кто зверски расстреливал женщин и детей в этой латиноамериканской стране, и теперь он…
– Ник, спустись с небес на землю, посмотри на вещи реально, – сказал Келсо. – Мы предлагаем тебе хороший вариант. Это больше, чем я бы сам мог тебе предложить, но твой шеф и мистер Мичам настояли. Поэтому выслушай нас. Это очень опасно – не слушать других. Мы предлагаем тебе лучшее из того, о чем ты только можешь мечтать. Это идеальное предложение.
– Ник, Бобу уже ничто не поможет. Ему уже никогда не видать свободы. Он это знает. Знает это и его защитник. Тебе ничего не остается, как спасать самого себя, – не унимался Ховард.
– Я не могу… – пытался возразить Ник.
– Ник, очнись, – перебил его Келсо. – Считай, что Боб Ли Суэггер уже мертв. Его время прошло. Только идиот может не соглашаться с этим перед такой лавиной фактов и доказательств. У меня на руках доклад в сорок шесть страниц, сделанный баллистической лабораторией ФБР. Плюс письмо с угрозами президенту. У нас есть последний доклад Леона Тиммонса, где он подробно описывает, как ранил в грудь Боба Ли Суэггера в доме на улице Святой Анны в Новом Орлеане, обнаружив его там сразу после того, как тот выстрелил в президента. Более того, у нас есть ваши показания, где вы говорите, что Боб свалился вам на голову прямо из окна этого здания, сбил вас с ног, забрал ваш пистолет и угнал вашу машину. Неужели этого мало? Его дело уже решено.
– Я…
– Ник, послушай меня, – не вытерпел Ховард. – Я могу выбрать и другой путь. Но если в первом случае ты выигрываешь, то во втором ты очень много теряешь. Третьего не дано. В любом варианте Боб будет мертв. Ты меня слышишь?
Ник кивнул головой.
– Итак, первый путь. Тебя вызывают в суд как сотрудничающего свидетеля. Ты станешь героем дня. Ты будешь играть роль агента ФБР, который тайно был внедрен к Бобу Ли Суэггеру и прошел с ним под землей…
– Я… – попробовал прервать его Ник.
– Заткнись и слушай, – рявкнул Ховард и продолжил: – …который прошел с ним под землей и под угрозой смерти участвовал в перестрелке в баптистской церкви, откуда опять через подземный ход скрылся с ним для того, чтобы совершить весь этот путь. Ты втерся к нему в доверие и пережил вместе с ним все трудности и лишения, что оказалось лучше всякой конспирации и проверки на стойкость. Это одна из самых блистательных операций ФБР за всю историю его существования, Ник. Это твоя победа… и моя. Хорошенько обдумай мое предложение, при таком раскладе мы все будем в выигрыше. Так вот, когда ты был окончательно уверен в себе, ты просто позвонил нам, и мы его арестовали. Тем временем уже пройдет информация о том, что в ходе этой операции мы обнаружили и пресекли наркотические связи полковника Шрека и убили в перестрелке около пятидесяти латиноамериканцов из этого злосчастного батальона “Пантеры”, который и устроил бойню на реке Сампул. Это была идеальная операция, Ник. Она всем нам принесет славу и имя.
Ник молча смотрел на него. Ему казалось, что эта маниакальная страсть Ховарда к славе и успеху на мгновение даже наполнила всю комнату бесчисленными наградами.
Потом настал черед Хью Мичама:
– Прости, Ховард, а можно мне кое-что сказать Нику?
– Конечно, Хью.
– Так вот, Ник, я прекрасно понимаю, насколько сложным и запутанным было для тебя это дело, но мне кажется, что здесь есть еще сложности другого порядка, которые мне придется сейчас объяснить. Я думаю, что ты в состоянии это понять. – Мичам улыбнулся такой снисходительной отцовской улыбкой, что Нику захотелось дать ему в зубы. – Ник, я знаю, что тебе кажется, будто ты видел Приложение Б. Ты сейчас, скорее всего, думаешь, что я каким-то образом во всем этом замешан. Может быть, ты даже думаешь, что я и заварил всю эту кашу, что я руководил всей операцией, убийством архиепископа, обманом Боба. Ник, я тебе могу сказать только одно – ты сейчас находишься в очень опасной зоне. Ты сейчас попал в знаменитое Королевство Кривых Зеркал, которое называется “контрразведка”. Я видел этот документ. Два месяца назад один агент, работающий на кубинскую разведку, пытался передать его в “Нью-Йорк Таймс”. У него ничего не получилось. В сирийской прессе должен был увидеть свет перевод этого документа. Японское информационное агентство “Тораката” заплатило тридцать пять тысяч долларов за его копию, но в итоге так и не напечатало. Ник, это шпионская провокация, сделанная кубинской разведкой. А кубинская военная разведка очень умна и хитра. Вот почему так опасно, когда молодой человек вроде тебя вмешивается в подобные дела. Этот бедный Ланцман, который хотел до тебя дозвониться, мог вполне искренне верить во все это или думал, что в это поверишь ты. Ник, это не делает тебе чести.
– Послушайте, вы самая настоящая…
– Ник, если тебе от этого легче, называй меня как тебе будет угодно. Можешь даже ненавидеть меня. Это не важно. Все разрешается. Но сейчас я скажу, что тебе запрещается. У тебя действительно есть возможность спасти не одну жизнь. Тысячи жизней. Поэтому тебе запрещается оставаться посередине и со стороны наблюдать, как все произойдет. Ты прекрасно знаешь, что такое подразделение сальвадорской армии, как батальон “Пантеры”, было вовлечено в ряд террористических акций на реке Сампул. Были убиты сотни невинных женщин и детей. Я не должен тебе этого говорить, но скажу: там все-таки не обошлось и без американского влияния. Да, полковник Шрек работал с генералом де Раджиджо. Приложение Б в этом смысле кое в чем правдиво. Но американское правительство не имело к этому никакого отношения. Вот почему все это держится в строжайшем секрете, Ник. Это держится в секрете, потому что это опасно. Если все наши привычные враги – пресса, некоторые члены конгресса, воинствующие “левые” и им сочувствующие – узнают все это, если это будет опубликовано, это может отсрочить заключение мира еще на пять лет. Пять лет для этой страны! Ник, подумай, сколько детей умрет, если это произойдет! Сейчас у нас там мир. Поэтому мы не хотим рисковать.
Ник сглотнул, чувствуя, что у него голова пошла от всего этого кругом.
– Теперь о втором пути, который менее приятен, чем первый, – вступил в разговор Ховард. – Ты был захвачен в качестве заложника в постыдных, даже позорных для тебя обстоятельствах. Ты немедленно получишь уведомление об увольнении. В суде тебе зададут очень конкретные, четкие, недвусмысленные вопросы о том, какую роль ты играл в событиях, произошедших 1 марта 1991 года в Новом Орлеане. Где ты был, что ты видел, как все произошло? Потом тебя отпустят. Если защитник Боба попытается поймать тебя на каких-то перекрестных вопросах, мы не дадим ему сделать это по одной-единственной причине: потому что это не относится к событиям первого марта. На этом мы будем настаивать. Через несколько минут после того, как ты все это подтвердишь, тебя обвинят в нарушении сразу трех федеральных законов. Мистер Келсо будет на суде обвинителем, поэтому он представит суду свидетелей, которые окончательно добьют тебя, Ник. Тебе дадут, по крайней мере, лет семь строгого режима. И ты никак не сможешь помочь Бобу. Просто растопчешь собственную жизнь и никому ничего не докажешь. – Ховард сделал шаг назад.
– Это все? – спросил Ник.
– Нет, конечно, не все, – ответил, ухмыляясь, Келсо. – В этот же день офицеру ФБР Салли Эллиот будет предъявлено официальное обвинение в шпионаже. За выдачу секретных документов гражданским лицам.
– Ховард, какого черта…
– Заткнись! – угрюмо оборвал его Ховард.
– Ник, – продолжал Келсо, – у нее на суде обвинителем тоже буду я. Ее дело будет намного серьезнее, чем твое. Ты выйдешь на свободу через семь лет, в случае хорошего поведения – через пять, а она получит на всю катушку, двадцать лет.
Ник молча смотрел на стоящих перед ним трех человек. Потом сказал:
– Ховард, она же ничего не сделала. Она ничего не сделала. Ты не можешь так поступить…
– Так поступаешь ты, а не я. Когда-то ты усадил в инвалидную коляску Майру и мучил ее до конца ее дней, а теперь так же хочешь угробить и Салли. Ты этого добиваешься? У меня с ней была долгая беседа, во время которой Салли во всем созналась. Все это записано на пленку. Мы включим ее перед теми, кто будет выступать в роли свидетелей. Но, что ужаснее всего, эта глупая девчонка думает, что любит тебя. Ты хочешь отплатить ей за ее чувства тем, что засадишь ее за решетку?
– Ник, ты должен сам принять решение. Ты должен выбрать то, что будет лучше для тебя, для Салли и для ФБР.
– А также для твоей страны, – добавил Хью Мичам.
– И для вас, не так ли, Хью? И для тебя, Ховард?
– Ник, ты бы лучше…
Но Ник уже их не слушал. Он очень сожалел, что у него нет ничего, чем бы можно было заткнуть им всем глотки.
Всегда думай своей головой и сам принимай решения, говорил Боб. Ему стало трудно дышать. Все плыло и качалось.
– Ник, – услышал он голос Мичама, – нам надо получить от тебя согласие.
Позаботься о себе сам, вспомнилось Нику. Что ж, придется продать Боба. Все равно ему уже не поможешь. Его песенка спета. Жаль, но ничего не поделаешь. Так устроен этот жестокий мир. Такова жизнь.
– Подумай о ФБР, Ник, – прибавил Ховард. – Подумай о том, чтобы спасти честь Бюро.
Позаботься о себе сам, слышал Ник. Но когда он открыл рот, оттуда вырвалось совсем другое:
– Ховард, не тебе говорить о Бюро. Тебе всегда было на него наплевать. Ты и Бюро – не одно и то же. Ты просто обыкновенный лизоблюд и подхалим. Ты всегда всеми правдами и неправдами старался затащить наверх свою жирную ленивую задницу и уничтожишь любого, кто встанет на твоем пути. Вспомни, как ты нагадил мне в Талсе семь лет назад. Не я, а ты виноват в том, что Майра оказалась в инвалидном кресле, потому что там, в Талсе, ты обосрался от страха и никак не мог заткнуть свой вонючий рот! У меня же просто не хватило тогда смелости послать тебя на… – Он перевел дыхание. – Наконец-то я кое-что понял, Ховард. Клянусь, я наконец понял. Оказывается, ты тоже входишь в этот Комитет Лансера! Да?! Да!.. Это как раз подходящая помойка для такого политического подхалима, как ты, который все время кому-то лизал зад, заискивающе заглядывал в глаза. Все эти годы ты знал, что Рэм-Дайн выполняет все поручения ЦРУ! Вот почему ты притащил сюда этот старый высохший кусок дерьма, этого Хью, который благословил своего старого приятеля Рэя Шрека на ратный подвиг против женщин и детей, а потом помогал убивать одного-единственного человека в мире, у которого хватило смелости противостоять вам. А теперь вы решили еще раз сделать из величайшего героя Америки козла отпущения, потому что вам это очень удобно, потому что это прячет в воду все концы и помогает спасти вам ваши драгоценные задницы! Ведь если все это когда-нибудь всплывет, и вам, и вашему Комитету Лансера – крышка! – Ник в упор смотрел на них. Срываясь, он уже предчувствовал, что сейчас сделает. Набрав побольше воздуха, он выпалил: – Ну так вот, еще кое-что напоследок. На этом вы и сломаетесь. Здесь вам каюк. Знаете, что я вам скажу? Вы прете лбом на стену. Очень многие уже не раз думали, что им удалось укокошить Боба Ли Суэггера. Но, как только они заносили над ним оружие, он опережал их и спокойно отправлял на тот свет. То же самое будет и с вами, и я своими глазами увижу, как все это произойдет. И я, и Салли выйдем отсюда, а вы сядете. Ховард, для тебя это плохие новости, конечно, но вспомни, сколько раз ты уже считал себя победителем, а оказывался по уши в дерьме? Так будет и сейчас. Но только в последний раз. Пора платить по счету. Вы все ответите и за Майру, и за Салли, и за Ланцмана, и за Сампул, и за все остальное, что вы еще успели натворить. Я увижу, как все это случится. А пока нам не о чем больше говорить.
После того, как они вышли, Ник заметил, что никак не может унять бьющую его дрожь.
Во второй половине дня два судебных исполнителя доставили Нику повестку, в которой говорилось, что через два дня он обязан явиться в здание окружного суда Нового Орлеана на предварительное слушание дела номер 44-481 “Правительство против Боба Ли Суэггера”. Внизу была сухая лаконичная приписка, гласившая, что в случае отказа явиться в суд он будет подвергнут аресту. Через полчаса позвонили из прокуратуры и сообщили, что ему запрещается покидать город и что он, Ник Мемфис, будет обвинен в нарушении трех статей федерального законодательства. Уже в конце дня, как бы в довершение всех бед, ему пришло уведомление о том, что за неявку 8 августа 1992 года на слушание своего дела в комиссию по пересмотру дел он официально уволен из Федерального Бюро Расследований и обязан до следующей пятницы вернуть все выданное ему во время службы снаряжение, иначе ему будет предъявлено обвинение в хищении государственного имущества. Непонятно почему, но это известие оказалось для него самым неприятным. Пути назад уже не было. Ховард начал потихоньку закручивать гайки.
Ник вернулся в свой маленький домик в Метайри, подстриг газон и лужайку, которые уже порядком заросли, оплатил все счета, которые пришли за это время, и погрузился в невеселые мысли о будущем. Жалованье ему не выплачивали уже три месяца…
В какие-то моменты он уже был готов взяться за трубку и позвонить Ховарду. Это было так легко и так соблазнительно. “Э-э… Ховард, знаешь, я тут поразмыслил… Я был не прав пару дней назад… – слышал Ник собственный голос.
Но потом он думал о том, как будет рад этому Ховард, и понимал: нет, это выше его сил. Он просто не может себя заставить пойти на это.
Казалось, что надо сделать над собой всего одно усилие. Надо позвонить Салли. Ник набрал ее номер.
– Привет, – сразу отозвалась она.
– Привет, это я.
– Ник… – Салли плакала. – Ник, они сказали мне, что обвинят меня в шпионаже. О, Ник, как мне быть? Я же ничего такого не сделала. Как они могут…
– Послушай, Салли, они блефуют. Они пытаются таким образом завлечь меня в одно мероприятие, в котором они будут выглядеть, как герои. На Ховарда, наверное, очень сильно давят, чтобы получился именно такой вариант, поэтому он и пошел на это. Но ты не волнуйся. Я тебе обещаю, что все будет в порядке. Поверь мне. У них ничего нет.
Говоря это, Ник проклинал себя за то, что не может набраться мужества и сказать ей всю правду, что у них есть все, что они собираются казнить Боба, а их обоих упрятать за решетку и что уже никто ничего не сможет изменить.
– Но что же мне делать? – спросила она.
– Пока ничего. Посмотрим, что будет завтра на предварительном слушании. Там защита может потребовать, чтобы правительство предоставило все факты и улики, которые бы свидетельствовали об обоснованности вынесения наказания. Поэтому может быть назначено дополнительное расследование. По крайней мере, там мы увидим, к чему все клонится.
– Ник…
– Дорогая, я знаю, что это трудно, но надо немного потерпеть. Ты не хочешь пойти завтра в суд? Я бы с радостью за тобой зашел. Это не свидание, а…
– Хочу, хочу. Очень хочу. Заходи.
Эта ночь далась Нику тяжело. Это была худшая ночь в его жизни. Гораздо хуже, чем ночь после смерти Майры. Он не мог заснуть и ворочался до трех часов, беспрестанно думая о Салли, которая проведет двадцать лет в какой-нибудь дыре, о несчастном Бобе, которого посадят на электрический стул, о проклятом Ховарде, его любимчике Келсо и о старой мрази Мичаме, которые скоро будут праздновать свой триумф. Он представлял себе заголовки газет типа: “Сенатор Ховард Д. Ютей – человек, который расправился с Бобом Снайпером”. Сама мысль об этом приводила Ника в неописуемую ярость, и, когда он наконец заснул, ему приснилось самоуверенное лицо Ховарда, которое преследовало его всюду. Да, Ховард, ты охотился за мной с самой Талсы и вот теперь действительно загнал в угол. Какого черта ты тогда орал по рации?! Почему я тогда не попал?! Бедная Майра. Бедная Салли. Бедные женщины, которые, влюбляясь в Ника Мемфиса, делают большие ошибки.
Будильник прозвонил в семь. Ник поплелся в ванную, взглянул в зеркало на свое осунувшееся, бледное лицо. Короткая прическа отросла, волосы растрепались, а привычные ямочки на круглых щеках куда-то исчезли. Он был худой, как смерть…
Ник принял душ и спокойно оделся. Он надевал костюм впервые за последние несколько месяцев! Потом он выпил кофе и пошел за Салли. В кармане у него было одиннадцать долларов, еще двести тридцать шесть – на чековой книжке и четыре тысячи – на счете в банке. Сегодня ему предъявят обвинение по трем статьям федерального законодательства. И ему снова захотелось позвонить Ховарду. Наверное, даже сейчас еще не поздно. Ник попытался представить себе, какой была бы его жизнь после этой сделки. Да просто сказочной! Но потом ему припомнилось, как Томми Монтойа приставил ему к голове его же собственный пистолет и как в этот момент откуда-то появился Боб и спас его. Ховард никогда никого не спасал. Ховард только топил. Хью Мичам тоже топил. Ну что ж, Боб Снайпер, выбор сделан. Дороги назад нет. Теперь уже не важно, куда попадем, в рай или ад. Главное, что вместе, дружище. Даже есть надежда, что прямо сегодня.
Глава 38
– Встать, суд идет! – Пятый окружной суд начал предварительное слушание дела, условно называемого “Правительство против Суэггера” под председательством судьи Рональда О. Хьюджеса.
Ник и Салли встали вместе с двумя сотнями других присутствующих в зале людей, среди которых были десятки репортеров, половина новоорлеанского Управления ФБР, Ховард и его обвинитель Келсо, которые по какому-то странному стечению обстоятельств оказались в первом ряду прямо рядом с Ником и Салли. Их стол был придвинут почти вплотную к ним. Хью Мичам сидел за столом обвинителя в большом кожаном кресле. На нем был серый костюм-тройка и маленький широкий красный галстук, и Нику показалось, что ему на вид, по меньшей мере, лет триста.
Сэм Винсент тоже встал. Это был старый-престарый человек с похожим на грецкий орех лицом и абсолютно лысый, в костюме, строгом галстуке и массивных очках. Его длинные тонкие пальцы потемнели от трубки, которую он переставал курить, только заходя в зал заседаний. За толстыми линзами очков были видны бледно-голубые глаза, которые, останавливаясь на ком-либо, как будто увеличивались в размерах, как у акулы. Ему было под восемьдесят; он был награжден орденом Серебряной звезды за битву у Булже во второй мировой войне.
– Прошу садиться, – сказал судья Хьюджес, строгий чернокожий мужчина лет пятидесяти. – Леди и джентльмены, сразу же хочу предупредить вас, что несмотря на то, что сегодняшнее дело имеет национальный оттенок, это прежде всего юридическое дело и к нему следует относиться только так и никак иначе. Я предупреждаю всех присутствующих, особенно представителей прессы, чтобы они вели себя подобающим образом, в противном случае я моментально очищу зал заседаний. Понятно? – Его низкий голос был встречен всеобщим молчанием. Он продолжал: – Итак, сегодня, по требованию защиты, проводится предварительное слушание дела “Правительство против Боба Ли Суэггера”, в котором мистер Суэггер обвиняется в убийстве гражданина Сальвадора архиепископа Джорджа Роберто Лопеза во время вручения ему президентом Соединенных Штатов ордена Свободы в парке Луи Армстронга 1 марта сего года. Поясню для присутствующих: это не официальное судебное разбирательство. Это слушание проводится только лишь для того, чтобы убедиться в том, что правительство имеет достаточно улик и фактов, чтобы перейти к официальному судебному разбирательству. Поэтому здесь нет жюри присяжных. Мне будут помогать два прокурора. Они оба будут поддерживать мое решение. Более того, защите не предоставляется право выдвигать свои собственные улики, она должна критиковать только улики представителей правительства. Итак, джентльмены, я хочу, чтобы все споры и вопросы были предельно ясными и четкими и чтобы никакие мелкие детали и попытки увести дело в сторону не мешали нашему продвижению вперед. Приберегите силы для взаимных нападок к официальному разбирательству, если оно будет проведено потом. И перед тем, как вы мне возразите, мистер Винсент, заметьте, пожалуйста, что я сказал, если оно будет. Если будет официальное разбирательство. Я не хочу, чтобы вы думали, что у меня заранее предвзятое отношение. Ну вот, а теперь прошу ввести обвиняемого.
В зал суда ввели Боба.
На нем была ярко-голубая тюремная роба, на руках наручники, от которых к ногам спускалась железная цепь. Ноги тоже были закованы в нечто, напоминающее кандалы. Гремя всем этим железом, он медленно вошел в зал, и все увидели его суровое бледное лицо, которое казалось еще более вытянутым на фоне коротко подстриженных волос. Но он был совершенно спокоен. Точно таким Ник его запомнил в последний раз, когда в долине Большой Сделки Боб сидел рядом с Джули, не обращая никакого внимания на окружавший его взвод СВИТ. Господи, он выглядел так… так обреченно.
– Ваша Честь, – сказал Сэм Винсент, – существует ли такая настоятельная необходимость унижать моего подзащитного, который пока еще не обвинен в совершении какого-либо преступления и к тому же является героем войны, пролившим кровь за свою страну, вводя его сегодня в зал суда в цепях, как обыкновенного вора?
– Ваша Честь, – Келсо отреагировал с такой скоростью, что не дал даже опомниться судье, – мистер Суэггер имеет всем хорошо известную склонность к проявлению насилия и бегству. Это всего лишь необходимые меры предосторожности.
– Гм-м… – задумался судья. – Мистер Суэггер, вы испытываете неудобство или унижение?