Смутные времена Лепрозория

Ясинэ кивнула и, взмахом погасив пламя на одной руке, стала наблюдать за второй.

Лиловый огонь плясал на ладони, лизал пальцы и, казалось, щупал запястье. Он не был даже теплым. И не был холодным. Никаким не был, если не думать. Но усилием чего-то, подобного воле, но совсем иного «на вкус» он становился обжигающе горячим. Впрочем, на его способность жечь совершенно все это никак не влияло.

Сакерду пришлось перевернуть часы дважды, прежде чем Ясинэ надоело. Пламя и не думало тухнуть и пришлось его погасить специально.

— Кажется, мы нашли, как обойти твои скромные резервы, — довольно сощурился Сакерд и подал шенбяо.

— Кольца непривычно носить будет, — скривилась Ясинэ, распутывая веревку шенбяо. — Вот бы эти знаки на тело нанести.

— Татуировки? Можно попробовать, — задумчиво пожевал губами Сакерд.

Ясинэ раскрутила шенбяо и, перекинув его пару раз через плечи и локти, зажгла его. Груз вспыхнул лиловым пламенем, очертил огнем круг. Еще один. И еще. Описал спирали, петли и резкие росчерки. Так послушно, ни раз не потухнув.

— Отлично, спасибо, — буркнула Ясинэ, останавливая его. Огонь исчез.

— Ты сама не своя, — прищурившись, сказал Сакерд. — Тебя ничего не радует, и ты как будто погружена в мысли, которые для тебя важнее происходящего.

Он похлопал рукой по полу рядом с собой, предлагая присесть.

Ясинэ безжизненно рухнула возле него и вытянула лапы.

— Мне не дает покоя Ева, — пробормотала она, откидываясь на стену.

— Пуменка? Она же тихая и спокойная. Послушная, кроткая даже, — непонимающе нахмурился Сакерд. — Тебя утомило быть ей «нянькой»?

— О нет, — слабо улыбнулась Ясинэ. — Быть с ней мне не надоест никогда. Но я могу бродить, где мне вздумается, а она сидит в своей комнатушке годами. Будто она преступница… Она преступница?

Ткнув пальцем в книгу ритуалов, Ясинэ осторожно спросила:

— Кого нужно убить в прошлых жизнях, чтобы тебя каждую жизнь ловили и прятали? Будто зверя в клетку.

— Она не преступница, — медленно покачал головой Сакерд.

— Тогда кто она? За что мы с ней так?

— Это очень сложно объяснить, Ясинэ…

— Или мы ее прячем от чего-то? Что ей угрожает? Если она в опасности, давайте поможем ей, — Ясинэ наклонилась, заглядывая Сакерду в лицу.

— Она не в опасности.

— Она опасна? Чушь же, она не может быть опасна, она никого не обидит, — растерянно прошептала Ясинэ.

— Она древнее всех нас, Ясинэ. Я не знаю, опасна ли она. Но ей явно ничего не может угрожать — ее бережет сам Самсавеил.

— Зачем ему беречь ее?

— Он ее любит. И она суждена ему.





#7. Проклятие Евы




Запах лаванды пропитывал все вокруг. Он наполнял воздух, вещи, руки. Впитывался в звериные ноздри так, что никакие другие запахи больше не ощущались.

Даже всегда отвратно пахнущая черная краска пахла лавандой. Ясинэ зачерпывала ее гребнем и покрывала слой за слоем каштан волос.

Айна сидела смирно, укрытая старыми полотенцами, которые было не жалко вусмерть запачкать. А Ясинэ красила длинные, до пояса, волосы, стараясь пропитать их все. Промазывала кисточкой возле пушистых ушек, макала самые кончики волос в краску и снова расчесывала гребнем.

Когда ей показалось, что работа закончена, она отложила черную краску и вытерла руки, с усилием погладив Айну по плечам.

— Теперь лапы и хвост. А как высохнет — докрасим уши, — спустившись с постели, Ясинэ села возле ее ног и поставила рядом мисочку с белоснежной краской и кистями.

Айна, поджав губы, медленно вытащила лапы и положила ей на колени.

Мех отказывался краситься, как надо. Песочные клочки будто назло прорывались сквозь кисти, и приходилось накладывать слои друг на друга, пряча цвет. Айна махнула хвостом, свернув его на бедрах, и Ясинэ едва слышно простонала. И за что он такой длинный?! И такой пушистый. Чтобы покрасить, уйдут часы!

И часы медленно уходили с каждым прокрашенным белым участком меха.


Когда Ясинэ принялась за звериные уши, черная копна волос уже успела высохнуть. Оставалось только расчесать их снова сухим гребнем, чтобы все лишнее осыпалось. Закончив с ними, Ясинэ достала баночку лавандового масла и коснулась рук Айны.

— Зачем? — вздрогнула она, но руки не убрала.

— Белая краска очень сушит кожу, — неопределенно повела плечами Ясинэ.

И Айна замолчала.

Ласково водя по пальцам Айны, Ясинэ тщательно обмазывала их, не оставляя ни единого сухого места. Масло впитывалось в нежную кожу, делая ее еще более податливой, еще более мягкой.

Ясинэ мазнула Айну по носу и следом по скулам и щекам. Бархатная кожа по руками была приятной на ощупь. Молодой, тонкой и свежей.

Закончив с маслом, Ясинэ взялась на краску и начала выбеливать руки, а затем и лицо.

Даже тонкий слой белоснежной краски ложился ровно, пряча под собой смугловатую кожу.

— Руки высохли? — тихо спросила Ясинэ, прокрашивая шею Айны сзади.

— Да, — тихо отозвалась Айна, осторожно касаясь ладонями друг друга.

— Тогда пора одеваться.

Закончив с красками, Ясинэ убрала ширму в самом углу комнаты. За ней стоял невысокий манекен, облаченный в белоснежные одежды, только накинутые наоборот, чтобы было легко переодеваться.

Протянув Айне дзюбан, Ясинэ принялась разматывать длинный тяжелый оби.

— Почему он белый? — шепотом спросила Айна, раздеваясь до самого нижнего кимоно. — Белый — это же цвет смерти…

Ясинэ закусила губу, не зная, что ответить.

Совершенно весь наряд был белым. От дзюбана до ватабоси. Даже заколки и гребни на столе лежали белоснежные. Только лиловая строчка накидки хоть как-то выделялась.

— Так почему? — снова спросила Айна, послушно одеваясь.

— Думаю, это что-то символизирует.

— Смерть? — подняла брови Айна.

— Может, новую жизнь? Я не знаю, честно.

И Айна снова замолчала.

Ясинэ помогла ей одеться. Рукава кимоно были слишком длинными и даже тяжелыми, и после него Айна только сидела, поджав высохшие лапы и хвост.

Россыпь заколок и гребней легли ей на колени, и Ясинэ, сев рядом, принялась осторожно расчесывать волосы, боясь, что черная краска начнет осыпаться.

Одно было хорошо в этой краске — волосы, будто слипшись, хорошо держались вместе, стоило только изогнуть, извернуть их нужной волной и заколоть.

— К чему эта прическа? — спросила Айна, осторожно касаясь пальцами поднятых от висков волос, словно боялась их испачкать.

— Она церемониальная, сверху мы наденем ватабоси, — с заколкой в зубах ответила Ясинэ.

— Это вон тот круглый капюшон, похожий на колпак? — указала Айна рукой.

— Да, он, — кивнула Ясинэ.

— Он ведь полностью спрячет волосы, — насупилась Айна.

— Ну да, — скривила губы Ясинэ и, вытащив шпильку изо рта, заколола ею прядь волос. — Черные длинные волосы похожи на кумо. Их нужно спрятать от чужих глаз.

— Но ты сама их мне покрасила! — возмутилась пума, пытаясь повернуть голову. Ясинэ осторожно повернула ее голову обратно.

— Не вертись.

Закончив с волосами, Ясинэ села перед ней и стала красить лицо. Веснушки уже скрылись под слоем белоснежной краски. Оставались только поджатые губы и встревоженные зеленые глаза.

— Почему ты красишь меня? Зачем? Я не понимаю.

— Так нужно, Айна, — вздохнула Ясинэ, не в силах смотреть ей в глаза. — Твоя жизнь завтра будет совсем иной.

— А что будет завтра?!

— Я не знаю, — мотнула головой Ясинэ, сверяя черные стрелки на глазах Айны. Вроде вышли симметрично.

— Ты ничего не знаешь! — с надрывом бросила Айна и шмыгнула мокрым носом.