Смертельный турнир

— Можем, — через короткую паузу согласился Ярен.

Я опомнилась.

— Вы оба с ума сошли? Прекратите немедленно, слушать противно! Как два пса вцепились в кость! И отпусти меня наконец!

Вырвалась из мужских рук, остановилась поодаль, чтобы видеть обоих одновременно: Анс насмешливо улыбался, Ярен пристально, неотрывно смотрел на меня.

— Не попадайтесь мне на глаза! Пожалуйста!

Не дожидаясь реакции, развернулась и зашагала прочь. Внутри бурлила злость, кристально чистая, непримиримая. Злость на обоих, а больше всего на себя саму.



На полпути заметила, что Ярен идет следом. Сначала хотела прогнать, потом махнула рукой: как же, такого прогонишь. К тому же он может сказать, что всего лишь выполняет приказ ректора не спускать с меня глаз. Или просто идет к себе — живет-то в том же общежитии.

Он, слава Нигосу, желания приблизиться не проявлял. Так и дошли до дверей — сохраняя неизменную дистанцию.

Зато на втором этаже Ярен свернул за мной. Я стиснула зубы. Сделав вид, что не замечаю его, спокойно дошла до своей двери. Хотела юркнуть внутрь и захлопнуть ее перед самым его носом, но парень негромко позвал меня по имени, и от одного этого на меня вдруг накатило.

Судорожно, часто дыша, замерла перед дверью. Я слишком слаба, не справлюсь. Я не могу так, в одиночестве, одна против всех, как загоняемая добыча. Подступили слезы, мне казалось, какая-то малость, и я не удержу эту лавину. Толчком могло стать что угодно.

Но Ярен, словно почувствовав, молчал. Не трогая меня, не пытаясь перехватить приоткрытую створку, ждал за спиной.

Справившись с собой, открыла дверь шире, бросила через плечо:

— Хочешь зайти?

Сама не знала, почему приглашаю, зачем вообще говорить с ним. Больше всего хотелось остаться одной, и в то же время не могла оставаться в одиночестве. Казалось, я заледенею, покроюсь непроницаемой толстой коркой, которую ничто и никто не будет в состоянии разбить. Наверное, мне лихорадочно требовалось тепло, пусть даже самый тусклый, самый слабый огонек.

Молча прошли в комнату. Лидайи не было, уехала с Ларном на весь день, а может, и ночь.

Я остановилась в центре комнаты. Показалось, будто на плечи обрушилась неизмеримая тяжесть, и я покачнулась. Выправилась, почувствовав спиной тепло чужого тела. Ярен меня не касался, просто встал сзади. Я слышала его дыхание, и это почему-то меня успокоило. Когда заговорила, голос звучал как обычно:

— Ты сказал, что нельзя доверять. Но я устала никому не доверять. Это как жить во тьме, каждую минуту опасаясь удара. Не могу больше… Наверное, мама права, лучше всего мне вернуться домой, в клан, под ее руку. Выйти замуж за кого она скажет и спокойно доживать жизнь, не выходя за пределы поместья.

Зло усмехнулась, вспомнив о Дейне. За спиной почудилось движение, словно Ярен хотел обнять меня, но не посмел.

— Ты тоже? — спросила, не оборачиваясь. — Тоже охотишься за Хранителем? Носишься со мной, потому что хочешь затащить в свой род?

Он все-таки обнял меня — схватил за плечи и развернул к себе. На одно долгое мгновение впился взглядом в лицо, потом протянул руку и осторожно стер слезы со щеки.

Но это не помогло, плотина уже дала трещину, слезы просачивались сквозь нее, медленно, капля за каплей набухая на глазах и выкатываясь… Пока Ярен не нагнулся и не собрал их губами. Бережно, придерживая ладонью затылок, чтобы я не отступила, не увернулась, поцеловал веки, щеки, губы. Это был целомудренный поцелуй, но я все равно замерла, внутри все сжалось от этой нечаянной, непрошеной ласки. Зачаток истерики растворился, словно ничего не было. Я вскинула взгляд — и утонула в чужих глазах.

В них было все: и неизбывная, накрывающая с головой нежность, и жгучее ненасытное желание, и вина, и решимость. Бурная, порожденная смешением этих чувств волна нахлынула и затопила, а в следующее мгновение Ярен поцеловал меня. Показалось, я умираю, сгораю в неистовом пламени. Словно на миг все барьеры между нами оказались сметены, и все потеряло важность. Все, кроме жадного прикосновения губ, кроме движений языков, нашего дыхания, нашего стремления навстречу друг другу.

Всего на миг…

Потом ко мне вернулась способность рассуждать. Вспомнила, что он не ответил ни на один мой вопрос, ничего не сказал ни о своих планах, ни о чувствах, если они вообще были, эти чувства. Как и Анс, он всего лишь пытается перетянуть меня на свою сторону, используя любые, даже самые низкие способы.

— Не трогай меня! — Оттолкнула его, попятилась.

Приложила тыльную сторону ладони к губам — унять бешеный жар, свою собственную страсть, которая до сих пор зудела под кожей. Бесполезно.

Ярен смотрел на меня молча, грудь его ходила ходуном, глаза были темнее ночи. Рванул на груди рубашку — дрожащие пальцы не справились с застежкой, раздался треск, и верхние пуговицы отлетели. Я отступила еще на шаг, но, не отводя взгляда, следила за скользящей вниз тканью, открывающей поджарое тело, черный шнурок с серебряной подвеской в виде знака «сорн» на бурно вздымающейся груди. Взгляд, очертив широкие пластины грудных мышц, пресс, устремился вниз, к охватывающему талию широкому ремню.

Нигос… что он делает? Зачем раздевается? Впрочем, я тут же поняла, что ошиблась.

Ярен вскинул руку вверх, отозвалась сила, и в его ладони, словно ледяной шип, вырос длинный зазубренный кинжал.

Широко раскрытыми глазами наблюдала за происходящим, почему-то ни на миг не испугавшись, будто зная, что мне не причинят вреда.

Так и вышло — кинжал блеснул в пальцах, переворачиваясь, и сияющее лезвие легко, будто играючи, пропороло длинную алую, на глазах вспухающую кровью полосу на гладкой коже груди напротив сердца. Миг, и к этой полосе прибавились еще две, обрисовывая круг и заключенный в нем крест.

В воздухе остро и зло пахло кровью. Кто-то вскрикнул — лишь через мгновение поняла, что это был мой возглас, — все тело Ярена покрылось светящимися письменами. Они были повсюду: на груди, шее, на руках, животе — даже на лбу и щеках сияли неизвестные знаки. Это продлилось всего миг, а когда все пропало, исчез и нарисованный кровью круг с крестом. Осталась чистая гладкая кожа, словно мне привиделось.

Ярен шагнул ближе, я невольно отступила еще, лопатки уперлись в стену. Больше отступать было некуда. Но парень всего лишь взял меня за руку. Мягко сжал пальцы, заставив их замысловато выгнуться, но я тут же узнала привычный знак активации всех чар. Непривычным было только то, что круг на груди Ярена тут же вспыхнул, а сам он болезненно поморщился и сказал тихо и отстраненно:

— Сделай так, если решишь, что я тебя предал. Тогда мое сердце остановится.






* * *


Первый бой на межакадемических соревнованиях закончился ошеломляюще быстротечно нашей безоговорочной победой.

Может, за это следует благодарить богиню удачи, сделавшую нашим первым противником не самую сильную команду, может, упорные тренировки с утра до вечера в течение предыдущих семи дней — один на один, два на два, три на три, после каждого боя анализ ошибок, обсуждение наилучшей стратегии. Как бы то ни было, мое первое сражение в роли лидера группы завершилось неожиданно быстро.

Когда мы впятером выходили на поле в цветах академии — темно-зеленый низ, золотистый, с зеленой полосой, верх, и ее эмблема на груди и спине, — я волновалась. Но лишь раздался сигнал, как-то мгновенно собралась и успокоилась. Стратегию обговорили давно: Иллейне занимается вражеским целителем, попутно нанося урон атакующим; я принимаю на себя основной удар и мешаю противостоящим магам усыпить Имсена; остальные методично выводят из строя противников одного за другим.

Удивительно, но за каких-то семь дней мы отлично сработались. Конечно, все члены команды сработались задолго до моего появления, но я вошла в отлаженный механизм, как давно недостающий винтик.

А еще за это время узнала с новой стороны Ярена — как рассудительного лидера и хорошего стратега. Он разбирался в умениях и заклинаниях любой специальности, даже артефактору Райву ухитрялся давать дельные советы.

Вот только… после того, что произошло в моей комнате, между нами словно выросла невидимая стена. Мы вместе выходили по утрам и вместе возвращались, он по-прежнему провожал меня, но больше не заходил ко мне домой, не позволял себе лишнего и вообще старался молчать.

А меня с каждым днем все сильнее к нему тянуло. И все пуще копились обида и недоумение. Почему он ничего не делает? Я ему не нравлюсь? Но почему он тогда меня поцеловал?

Может, для него это ничего и не значило, но у меня от воспоминания о том поцелуе внутри разгорался огненный шторм.



После боя мы всем составом перешли в огороженный пятачок — импровизированную ложу, предназначенную для нашей команды. Здесь можно было понаблюдать за другими участниками, оценить возможных соперников, продумать стратегию и тактику следующих схваток.

Рядом со мной села Иллейне, с другой стороны — молчаливый Лиссен, за спиной — Имсен и Райв. Ярен, сложив руки на груди, стоял позади нас всех, привалившись к перегородке. Мне казалось, я чувствую его взгляд, но, наверное, это было воображение.

— О, команда из академии имени Халда Великого, — оживилась Иллейне, когда на поле вышли новые участники. — Вон тот парень, высокий, говорят, он из клана Архалла. Красавчик.

Анс и впрямь выглядел шикарно. Он стоял впереди, в черной с алым форме их академии, фасон мундира подчеркивал его широкие плечи, узкие бедра и длинные ноги. Словно почувствовав мой взгляд, парень посмотрел на меня. Улыбнулся, помахал рукой.

Иллейне восторженно взвизгнула и принялась махать в ответ.

— Ты видела? По-моему, он на нас смотрел!

Я поежилась: снова показалось, что по спине, по затылку пробежал внимательный цепкий взгляд. С трудом подавила желание обернуться.

Анс… нет, он не шпион. Слишком многие знают, что он Архалла. Если бы это было ложью, товарищи по команде давно бы его выдали. А Архалла слишком далеки от границы с Имерией, нет смысла засылать туда шпионов.

А если не он, то кто? Подслушанный в приемной ректора разговор смущал меня и пугал. Судя по нему, больше всего на эту роль подходил Ярен. Но если он и впрямь шпион, зачем дал мне такое оружие против себя?

Вспомнила показанный им жест, сочащийся кровью круг на его груди и передернулась. Мне потом несколько ночей снились кошмары, и я просыпалась от видения, будто случайно складываю руку в том жесте, и Ярен умирает. Понимала, конечно, что одного жеста недостаточно, необходим импульс, необходимо, чтобы человек был рядом, но спящему сознанию плевать на логику, и оно раз за разом подсовывало мне посеревшее, покрытое крупными каплями пота лицо, застывшие голубые глаза, обнаженную мускулистую грудь, которой больше не суждено дышать.

Рев зрителей отвлек меня от размышлений, как раз вовремя, чтобы увидеть блистательную работу Анса и мага из его команды: первый притянул к себе «удочкой» всех противников сразу, а маг в ту же секунду навел на них сонные чары.

Вот это синхронизация! Отработано до мелочей. Надо и нам попробовать что-то в таком духе. Только я, первокурсница, вряд ли смогу притянуть одновременно пятерых.

Прерывая поток мыслей, в перегородку застучали — неожиданно сильно, аж фанерные стенки затряслись. Обернувшись, с изумлением увидела через щели в перегородке Ласа. Поймав мой взгляд, тот замахал рукой:

— Сатьяна! Родители приехали! Выходи!

Подскочила, словно меня ушатом холодной воды окатили. Родители? Здесь?!



И впрямь, они сидели под навесом на седьмом ряду. Отец, мать и — неожиданно — Вейс. Я остановилась, растерянная, не понимая, как себя вести. Было так странно увидеть их после полугода разлуки. Не то чтобы они сильно изменились, отец и Вейс были такими же, какими я их помнила, разве что мать, кажется, чуть пополнела, лицо стало круглее и спокойнее.

— Вот и мы! — громко объявил Лас.

— Сатьяна! — Первым вскочил папа.

Кинулся мне навстречу, но тут же остановился, словно вспомнил о чем-то, наклонился к матери, бережно придержал ее за локоть, помогая встать.

И когда она выпрямилась и улыбнулась мне рассеянно, машинально поглаживая округлившийся животик, я замерла.

По телу прошла дрожь, меня охватило странное ощущение. Непривычное и в то же время удивительно знакомое. Будто теплый ветер ерошит макушку, на кухне остывают бабушкины пироги, и пахнет нагретой солнцем клубникой. И матушка берет меня на колени, что-то рассказывает, ее голос журчит, и я жмурюсь, как довольная кошка.

— Нигос, мама… папа…

Глаза почему-то стали мокрыми, в носу засвербело. Шагнула навстречу, еще толком не понимая, что сказать, но ничего и придумывать не пришлось.

Родители сразу поняли, куда устремлен мой взгляд. Папа смущенно заулыбался, мама поймала мою руку и положила себе на живот. Сказала гордо и благодушно:

— Уговорил ведь! Мало ему пятерых детей, еще одного давай, говорит, на старости лет!

Я засмеялась сквозь слезы. Какая старость! Матери едва за сорок, а обладающие силой стареют позже.