Слуга трех господ

– Я этот случай и имел в виду.

– Поздравляю, молодой человек, у вас прекрасный кругозор. Вот только чтобы этот фокус сработал, необходимо сочетание трех факторов: наличия у американцев японского устава внутренней службы, или где там у них сортиры нормируются; местного японского начальства, точно следующего этому уставу даже в боевой обстановке; отсутствия мероприятий по маскировке и дезинформации. Кто мешал построить больше сортиров, чем положено? Кто мешал половину или даже все спрятать под пальмы?

Я рассказывал, травил байки, отвечал на вопросы. И постепенно обретал уверенность. Не знаю, будет ли моя лекция полезной, но скучать точно не придется…

В перерыве ко мне подошел курсант – знаток военной истории.

– Скажите, Влад, а когда вы начнете рассказывать про компьютеры?

– Информация – это не только биты с байтами. Это и бумажки, и фотографии, и люди. В первую очередь – люди. Так что не волнуйся, все будет. Своевременно или несколько позже.



Курсантов мне давали на растерзание только в первой половине дня. После обеда они занимались своей основной работой. Не было в разведуправлении лишних сотрудников. Так что в первый день успел обговорить лишь самые общие вопросы и литературой для самостоятельного изучения поделился. Из интернета надерганной.

После занятий пошел к Борису в тир – у него как раз было окошко в расписании. Пострелял, получил очередную порцию замечаний и уселся чистить «грача». А в тир ввалились спецназеры в полном обвесе, в бронежилетах и даже с рюкзаками. Судя по пыхтению и запаху пота, в тир они не пришли, а прибежали, причем издалека. И началось шоу. Я даже пистолет оставил и пошел смотреть. Бойцы носились между бочками, прыгали, катались, отжимались, кувыркались, приседали и стреляли из всех возможных положений. Сначала на свету, а потом и в темноте, только при свете фонариков. Отстрелялись и унеслись снова бегом, оставив слой гильз на полу и густой запах кордита. Последний спецназер хлопнул меня по плечу:

– Учись, двоечник!

Такого цирка я даже на Острове Ордена не видел, а там у нас много кто тренировался.

Подошел смеющийся Борис.

– Ну что, двоечник, оценил наш зверинец?

– Почему двоечник-то?

– А у меня здесь частенько по вечерам занимаются те, кто зачет по стрельбе сдать не может.

– А чем грозит несдача?

– Отсутствием аттестации за квартал. Неполное служебное. Потеря в деньгах. Повторная неаттестация – увольняют из армии. И сразу все радости – выгоняют из служебной квартиры, проценты по кредитам…

– А если по медицине проблемы? После болезни или ранения?

– Стараются перевести на нестроевую должность, если есть такая возможность.

Он невесело вздохнул.

– Ладно, приходи завтра. С места ты уже сносно стреляешь, пора стрельбу в движении изучать.

– Как эти ребятки только что? Боюсь, у меня здоровья не хватит. Может, ну его?

– Пришел – учись. Не фиг зря патроны жечь.

Приду, конечно. Была капитулянтская мыслишка отказаться от таких занятий. Вроде не мальчик уже, да и физподготовка ни к черту. Но интересно!

Забавно, что спецназ тоже из «кольтов» стрелял. И не захочешь, а узнаешь секрет-другой.



Назавтра обсудил с курсантами, какая бывает информация, что ей может угрожать и каким образом. Попытался нормальным языком пересказать ту заумь, которую так любят из одного учебника в другой переписывать. Судя по интересу зала – получилось.

На выходе из столовой меня поймал очередной боец. Опять к Петрову. Опять я без тихого часа остался.

У подполковника сидел немолодой толстый военный в черной форме. Краснолицый, одышливый, с венчиком седых волос вокруг креветочного цвета лысины. Я и в сухопутных-то званиях разбираюсь через пень-колоду, а в морских и вовсе полный ноль. Петров представил его как военного следователя капитана третьего ранга Сверчкова. Из Берегового. И попросил с ним поговорить, ответить на вопросы. Я очень удивился:

– Вроде бы я уже подробно рассказал все, что касалось моего появления здесь?

– Капитан интересуется не этим.

– Хорошо, поговорим. Не зря же капитан проделал такой путь. Но в рамках нашей с вами договоренности, подполковник.

Видно было, что Петрову очень хотелось грохнуть кулаком по столу, но он сдержался. И молча кивнул.



Разговаривали мы с гидромайором[26] в той же комнате, где три дня назад я рассказывал о своих похождениях под дождем. Он разложил на столе бумажки из своего объемистого портфеля, щелкнул авторучкой и поднял на меня свои прозрачные глаза:

– Знаком ли вам Егор Мятин?

– Егорка?! Он все-таки долетел?!


– Отвечайте на вопрос.

Я замолчал и уставился на собеседника. Тот выдержал секунд тридцать, потом повторил:

– Отвечайте на вопрос.

Я не шевельнулся. На этот раз терпения у офицера хватило секунд на пять, он подпрыгнул и завопил:

– Какого черта ты себе позволяешь?

Подозреваю, что он привык слышать в ответ оправдания, крик или плач, но мой смех превратил его в пыхтящий соляной столб.

– Боюсь, майор, ты неправильно оцениваешь ситуацию. Напомню, что здесь сейчас не допрос. Ты меня ПРОСИШЬ что-то рассказать. Поэтому веди себя вежливо, а то разговора не получится.

Вы видели рыбу, вытащенную из воды? Ее еще в свекольный цвет покрасить, и будет очень похоже. Те же бессмысленные глаза, хлопанье губами и проблемы с вокалом. Жаль только, что рыба на воздухе быстро засыпает, а мой визави – нет.

– У меня предложение. Взаимовыгодное. Вы мне рассказываете историю Егора после того, как мы с ним расстались, а я – с момента нашей с ним встречи и до расставания. И обойдемся без ругани. Идет?

Сверчков еще попыхтел и ответил с одышкой:

– У вас нет допусков. Не имею права.

– Ну глупостей-то не говорите! Я же не интересуюсь составом вашего флота или фасоном матросских трусов. Меня и все, что связано с Егоркиной работой, не интересует совершенно. Хотя слабо себе представляю, что здесь можно изобрести такого, что не было бы известно на Старой Земле. Мне важно, как он добрался, как себя чувствует и что с его семьей. Ну же, смелее.

Снова пыхтение, и здравый смысл одерживает победу:

– Он долетел до Берегового. На посадке перевернул самолет. Сам чуть не утонул. Его спасли пограничники. Доставили на берег. Задержали до выяснения. Все.

– Что значит все?! Он что, до сих пор в тюрьме сидит?

– Не в тюрьме. В изоляторе. Ведутся следственные действия.

Нестерпимое желание задушить эту канцелярскую крысу накатило и тут же схлынуло. Этим Егору не поможешь.

– И в чем его обвиняют? В том, что он не погиб вместе с кораблем, а вернулся домой?

– Тайна следствия. Вы сами сказали, что секретов мы касаться не будем.

Жаль, эта сволочь быстро учится.

– Я ответил на ваши вопросы?

– Что ему грозит и почему?

– Суд разберется. И чем активнее мы с вами будем сотрудничать, тем больше материалов будет для суда. В том числе и в пользу Мятина.

Похоже, Сверчков полностью оправился от моего хулиганства и уже начал юридические кружева плести. Непрошибаемая публика! Черт, как же Егору помочь-то?

– Вы готовы отвечать?

– Спрашивайте.

– Где и при каких обстоятельствах вы встретили Мятина первый раз?

– Я в море наткнулся на спасательный плот. Егор был внутри, без сознания. Я его перетащил к себе на яхту. Привел в чувство, переодел, накормил.

– Где конкретно вы обнаружили спасательный плот?

– Дайте карту, покажу.

Кап-три достал из портфеля и развернул карту Большого залива. Похуже, чем была у следователя Морского патруля, но тоже неплохая. Я взял карандаш, обвел кружок на карте.

– Вот, примерно в этом районе, плюс-минус миль двадцать. Я не запомнил точное место, просто не до того было.

– А что вы там делали?

– Гонял на яхте. Был прекрасный ветер.

– С какой целью?

– С какой целью гоняют на яхте? Ради самого процесса. Ветер был такой, что яхта выскакивала на глиссирование и развивала иногда больше двадцати узлов.

– Вы помните точную дату, когда это случилось?

– Двадцать первое число десятого месяца.