Слуга Божий
Часть 39 из 48 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Вон! – рыкнул епископ, а я подумал, что в любом случае стоило попытаться.
Вышел спиной вперед, и только когда за мной затворились двери, вздохнул с облегчением. Следовало браться за работу, но хотя бы концессия пока что оставалась в безопасности.
Однако, если не найду еретика, мне придется туго. Впрочем, об этом еще будет время побеспокоиться.
Я вышел из епископского дворца и вдохнул свежий воздух. Вернее, воздух, преисполненный запахами сточных канав и гнили. Ибо так пахнет Хез-хезрон.
Говорил ли я уже вам, что се – мерзопакостнейший из всех мерзопакостных городов? Век тому назад король Герман Златоуст приказал сжечь Хез-хезрон, дабы выстроить на его месте Город Солнца, о коем мечтал. Но прежде чем Герман сжег город, сожгли его самого, и сей замысел почил в Бозе. Впрочем, не знаю, не стоило ль считать планы сжечь Хез-хезрон – грехом? Ведь, согласно традиции, основал его апостол Иаков Младший, святой защитник торговцев и купцов, и назвал Хеврон[46], что вскорости изменилось на Хезрон.
Еще одна легенда утверждала, будто нынешнее название нашего города появилось во время без малого шестидесятилетнего владычества императора Рудольфа Стоттерера, который так и не научился верно выговаривать название «Хезрон».
А вот какова была правда – о том ведал лишь Господь.
* * *
Следовало отыскать близнецов и Курноса, и это в общем-то было просто. Небось развлекались где-то картами или костьми, я же их любимые места хорошо знал. Первою была гостиница «Под Быком и Жеребчиком», но владелец ее лишь развел руками.
– Их обыграл какой-то пришлый шулер, – сказал, – и я слыхал, что они отправились подзаработать.
Я вздохнул. Как обычно: дали себя обдурить первому встречному. Хорошо хоть, не прирезали обидчика – тогда пришлось бы искать их в холодной у бургграфа. Но слово «подзаработать» могло означать все что угодно. И необязательно – приятное.
– И как же они решили подзаработать? – спросил я неохотно.
– Мордимер, ты ведь знаешь, я не люблю совать нос не в свои дела, – ответил хозяин гостиницы: я позволял ему обращаться к себе по имени – ведь когда-то мы вместе сражались под Шенгеном.
А все ветераны Шенгена равны, пусть даже в обществе между нами – пропасть. Таков неписаный закон. Потому что мало нас тогда осталось. Я бы даже сказал: слишком мало.
– Корфис, – произнес я спокойно, – не усложняй. У меня поручение, и если я не найду их, его не выполню. И тогда с меня спустят шкуру. А я должен тебе пять дукатов. Ты ведь хочешь когда-нибудь их получить?
– Семь, – хитро глянул он на меня.
– Пусть так, – согласился я, поскольку с тем же успехом их могло быть и семьдесят.
Все равно в кошеле моем позвякивали лишь два одиноких полугрошика. Причем, видит Бог, даже не думали плодиться и размножаться.
– А может, провернем дельце? – пытливо глянул он на меня.
– Ну?
– Тот шулер – здесь. Дам тебе денег: обыграй его и получишь пятую часть выигрыша.
– Сорок процентов, – ответил я машинально, хотя в любом случае не собирался соглашаться.
– Что? – не понял он.
– Половину.
Он покивал, миг-другой прикидывая.
– Дам половину, – сказал и протянул лапищу. – По рукам, Мордимер?
– Ты же знаешь, я не играю, – ответил я, злясь, что вообще дал втянуть себя в подобный разговор.
– Но умеешь. А большинство играет и не умеет, – ответил Корфис глубокомысленно. – А?
– И сколько у него может быть?
Трактирщик склонился ко мне. Пахло от него пивом и кислой капустой. Как для Хез-хезрона – еще и неплохо. Знавал я и худшие запахи.
– Может, триста, может, четыреста, – выдохнул мне в ухо. – Есть за что сражаться.
– Обычный шулер или иллюзионист?
– Кто его знает? Выигрывает вот уже неделю. Дважды пытались его убить…
– И?
Корфис молча провел пальцем по горлу.
– Слишком хорош, – сказал. – Эх, Мордимер, если бы ты хотел играть! Какое бы мы состояние сколотили, человече.
– Где Курнос и близнецы?
– Есть какая-то работка у Хильгферарфа, знаешь, того, из амбара. Какой-то долг или что, – пояснил он, подумав минутку. – Сыграешь, Мордимер? – спросил едва ли не умоляющим тоном.
«Триста дукатов, – подумал я. – Получу сто пятьдесят». Порой, конечно, выходило и куда поболе, но теперь даже столько было целым состоянием. На поиски еретика этой суммы хватило бы. Я мысленно выругался, что не только приходится работать задарма, так еще и – зарабатывать на ту работу. Какой же мудак наш епископ.
– Может, – вздохнул я, а Корфис даже хотел хлопнуть меня по плечу, но в последний момент сдержался. Знал, что я этого не люблю.
– Дам тебе сто крон, – сказал, снова склонившись к моему уху. – Хватит, чтобы начать, а?
Выходит, держать корчму в Хез-хезроне – дело прибыльное, раз он может выкинуть на ветер сто крон. А если давал сто, значит, было у него намного больше.
– А вдруг проиграю? – спросил я.
– Значит, будешь должен, – рассмеялся Корфис. – Но ты не проиграешь, Мордимер.
«Наверняка, – подумал я. – Только ты-то не знаешь, что играть мне нельзя. Если узнает об этом мой Ангел-Хранитель – будет не в восторге. Хуже того – может взять меня за жопу, когда буду играть. Разве только решит, что я играю с благородной целью. А ведь неисповедимы пути, коими текут мысли Ангелов».
– Он сейчас спит, – сказал Корфис. – Играл всю ночь у Лонны и вернулся лишь под утро.
– Неплохо, – ответил я, ибо у Лонны играли с высокими ставками. – Прогуляюсь-ка к ней. Дай пару дукатов.
Корфис вздохнул и вытащил из-за пазухи один обрезанный дукат, две двукроновые и три пятигрошика.
– Добавлю к счету, – предупредил.
Я даже руку не протянул, только глянул на него выразительно.
– Корфис, в меня нужно вкладывать, – проворчал.
– Вкладывать, – повторил он, подчеркивая слово голосом. – Как услышу это, так сразу и понимаю, что кто-то хочет содрать с меня последнее, – добавил, но вынул еще один дукат. Гораздо более обрезанный по краю, чем первый, – хотя, казалось бы, куда уж больше.
* * *
Дом Лонны был массивным одноэтажным строением, за забором которого ярились специально вышколенные псы. Говорили даже, что не псы это, а помесь шакала с волком, и что зубы у них ядовитые. Подозреваю, байки распускала сама Лонна, дабы отпугнуть непрошеных гостей.
Лонна содержала первоклассный бордель с изысканными напитками и едой. А кроме того, у нее играли в карты и кости. Играли с высокими ставками и в хорошей компании, и нередко можно было встретить здесь богатых дворян из окрестностей Хез-хезрона (зачем они приезжали в Хез, оставляя свои дома, – одному Богу известно), достойных горожан и цеховых мастеров. Здесь были рады видеть любого, у кого набит кошель и кто при этом более-менее солидно выглядит. Приходили сюда даже актеры и драматурги (если только им удавалось разжиться деньжатами, что случалось нечасто), среди прочих – и весьма талантливый Хайнц Риттер, славный тем, что пьяным прославлял красоту и умения шлюх в поэмах, которые ухитрялся складывать здесь же, на месте. Якобы именно поэтому его и любили.
Я стукнул дверным молотком. Несколько раз, поскольку время было неурочным, – и пришлось подождать, пока к двери хоть кто-то подойдет. Скрипнуло веко оконца.
– Господин Маддердин, – услышал я голос из-за дверей и узнал Головача, который выполнял при Лонне роль привратника, вышибалы и кого еще ей было угодно.
Был он массивным мужчиной с лицом деревенского дурачка. Те, кого это лицо обманывало, обычно уже не успевали повторить ошибку.
– А тебя не проведешь, – ответил я. – Есть Лонна?
Головач на мгновение помедлил с ответом.
– Есть, – сказал наконец, отворяя двери. Прикрикнул на собак. Добавил: – Странное время для визита, если позволено мне будет так сказать, господин Маддердин.
– Странное, – согласился я и дал ему двухкроновую монету. Репутацию необходимо поддерживать.
Он провел меня в салон и поставил на стол бутылку выдержанного вина да кубок.
– Все еще спят, господин Маддердин, – пояснил. – Придется немного подождать.
– Без проблем, – сказал я и вытянулся в кресле.
Я привык засыпать в любое время и в любых условиях. Ведь неизвестно, когда выпадет следующая возможность. Но едва Лонна вошла в комнату, я сразу же проснулся.
– Как всегда настороже, – заметила она. – Давненько мы тебя не видели, Мордимер. Пришел отдать долг?
– А сколько я тебе должен?
– Двадцать дукатов, – сообщила она, и глаза ее потемнели. – Это означает, что ты их не принес?
– Вот всегда ты о деньгах, – вздохнул я. – Не дала даже сказать, как прекрасно выглядишь.
Вышел спиной вперед, и только когда за мной затворились двери, вздохнул с облегчением. Следовало браться за работу, но хотя бы концессия пока что оставалась в безопасности.
Однако, если не найду еретика, мне придется туго. Впрочем, об этом еще будет время побеспокоиться.
Я вышел из епископского дворца и вдохнул свежий воздух. Вернее, воздух, преисполненный запахами сточных канав и гнили. Ибо так пахнет Хез-хезрон.
Говорил ли я уже вам, что се – мерзопакостнейший из всех мерзопакостных городов? Век тому назад король Герман Златоуст приказал сжечь Хез-хезрон, дабы выстроить на его месте Город Солнца, о коем мечтал. Но прежде чем Герман сжег город, сожгли его самого, и сей замысел почил в Бозе. Впрочем, не знаю, не стоило ль считать планы сжечь Хез-хезрон – грехом? Ведь, согласно традиции, основал его апостол Иаков Младший, святой защитник торговцев и купцов, и назвал Хеврон[46], что вскорости изменилось на Хезрон.
Еще одна легенда утверждала, будто нынешнее название нашего города появилось во время без малого шестидесятилетнего владычества императора Рудольфа Стоттерера, который так и не научился верно выговаривать название «Хезрон».
А вот какова была правда – о том ведал лишь Господь.
* * *
Следовало отыскать близнецов и Курноса, и это в общем-то было просто. Небось развлекались где-то картами или костьми, я же их любимые места хорошо знал. Первою была гостиница «Под Быком и Жеребчиком», но владелец ее лишь развел руками.
– Их обыграл какой-то пришлый шулер, – сказал, – и я слыхал, что они отправились подзаработать.
Я вздохнул. Как обычно: дали себя обдурить первому встречному. Хорошо хоть, не прирезали обидчика – тогда пришлось бы искать их в холодной у бургграфа. Но слово «подзаработать» могло означать все что угодно. И необязательно – приятное.
– И как же они решили подзаработать? – спросил я неохотно.
– Мордимер, ты ведь знаешь, я не люблю совать нос не в свои дела, – ответил хозяин гостиницы: я позволял ему обращаться к себе по имени – ведь когда-то мы вместе сражались под Шенгеном.
А все ветераны Шенгена равны, пусть даже в обществе между нами – пропасть. Таков неписаный закон. Потому что мало нас тогда осталось. Я бы даже сказал: слишком мало.
– Корфис, – произнес я спокойно, – не усложняй. У меня поручение, и если я не найду их, его не выполню. И тогда с меня спустят шкуру. А я должен тебе пять дукатов. Ты ведь хочешь когда-нибудь их получить?
– Семь, – хитро глянул он на меня.
– Пусть так, – согласился я, поскольку с тем же успехом их могло быть и семьдесят.
Все равно в кошеле моем позвякивали лишь два одиноких полугрошика. Причем, видит Бог, даже не думали плодиться и размножаться.
– А может, провернем дельце? – пытливо глянул он на меня.
– Ну?
– Тот шулер – здесь. Дам тебе денег: обыграй его и получишь пятую часть выигрыша.
– Сорок процентов, – ответил я машинально, хотя в любом случае не собирался соглашаться.
– Что? – не понял он.
– Половину.
Он покивал, миг-другой прикидывая.
– Дам половину, – сказал и протянул лапищу. – По рукам, Мордимер?
– Ты же знаешь, я не играю, – ответил я, злясь, что вообще дал втянуть себя в подобный разговор.
– Но умеешь. А большинство играет и не умеет, – ответил Корфис глубокомысленно. – А?
– И сколько у него может быть?
Трактирщик склонился ко мне. Пахло от него пивом и кислой капустой. Как для Хез-хезрона – еще и неплохо. Знавал я и худшие запахи.
– Может, триста, может, четыреста, – выдохнул мне в ухо. – Есть за что сражаться.
– Обычный шулер или иллюзионист?
– Кто его знает? Выигрывает вот уже неделю. Дважды пытались его убить…
– И?
Корфис молча провел пальцем по горлу.
– Слишком хорош, – сказал. – Эх, Мордимер, если бы ты хотел играть! Какое бы мы состояние сколотили, человече.
– Где Курнос и близнецы?
– Есть какая-то работка у Хильгферарфа, знаешь, того, из амбара. Какой-то долг или что, – пояснил он, подумав минутку. – Сыграешь, Мордимер? – спросил едва ли не умоляющим тоном.
«Триста дукатов, – подумал я. – Получу сто пятьдесят». Порой, конечно, выходило и куда поболе, но теперь даже столько было целым состоянием. На поиски еретика этой суммы хватило бы. Я мысленно выругался, что не только приходится работать задарма, так еще и – зарабатывать на ту работу. Какой же мудак наш епископ.
– Может, – вздохнул я, а Корфис даже хотел хлопнуть меня по плечу, но в последний момент сдержался. Знал, что я этого не люблю.
– Дам тебе сто крон, – сказал, снова склонившись к моему уху. – Хватит, чтобы начать, а?
Выходит, держать корчму в Хез-хезроне – дело прибыльное, раз он может выкинуть на ветер сто крон. А если давал сто, значит, было у него намного больше.
– А вдруг проиграю? – спросил я.
– Значит, будешь должен, – рассмеялся Корфис. – Но ты не проиграешь, Мордимер.
«Наверняка, – подумал я. – Только ты-то не знаешь, что играть мне нельзя. Если узнает об этом мой Ангел-Хранитель – будет не в восторге. Хуже того – может взять меня за жопу, когда буду играть. Разве только решит, что я играю с благородной целью. А ведь неисповедимы пути, коими текут мысли Ангелов».
– Он сейчас спит, – сказал Корфис. – Играл всю ночь у Лонны и вернулся лишь под утро.
– Неплохо, – ответил я, ибо у Лонны играли с высокими ставками. – Прогуляюсь-ка к ней. Дай пару дукатов.
Корфис вздохнул и вытащил из-за пазухи один обрезанный дукат, две двукроновые и три пятигрошика.
– Добавлю к счету, – предупредил.
Я даже руку не протянул, только глянул на него выразительно.
– Корфис, в меня нужно вкладывать, – проворчал.
– Вкладывать, – повторил он, подчеркивая слово голосом. – Как услышу это, так сразу и понимаю, что кто-то хочет содрать с меня последнее, – добавил, но вынул еще один дукат. Гораздо более обрезанный по краю, чем первый, – хотя, казалось бы, куда уж больше.
* * *
Дом Лонны был массивным одноэтажным строением, за забором которого ярились специально вышколенные псы. Говорили даже, что не псы это, а помесь шакала с волком, и что зубы у них ядовитые. Подозреваю, байки распускала сама Лонна, дабы отпугнуть непрошеных гостей.
Лонна содержала первоклассный бордель с изысканными напитками и едой. А кроме того, у нее играли в карты и кости. Играли с высокими ставками и в хорошей компании, и нередко можно было встретить здесь богатых дворян из окрестностей Хез-хезрона (зачем они приезжали в Хез, оставляя свои дома, – одному Богу известно), достойных горожан и цеховых мастеров. Здесь были рады видеть любого, у кого набит кошель и кто при этом более-менее солидно выглядит. Приходили сюда даже актеры и драматурги (если только им удавалось разжиться деньжатами, что случалось нечасто), среди прочих – и весьма талантливый Хайнц Риттер, славный тем, что пьяным прославлял красоту и умения шлюх в поэмах, которые ухитрялся складывать здесь же, на месте. Якобы именно поэтому его и любили.
Я стукнул дверным молотком. Несколько раз, поскольку время было неурочным, – и пришлось подождать, пока к двери хоть кто-то подойдет. Скрипнуло веко оконца.
– Господин Маддердин, – услышал я голос из-за дверей и узнал Головача, который выполнял при Лонне роль привратника, вышибалы и кого еще ей было угодно.
Был он массивным мужчиной с лицом деревенского дурачка. Те, кого это лицо обманывало, обычно уже не успевали повторить ошибку.
– А тебя не проведешь, – ответил я. – Есть Лонна?
Головач на мгновение помедлил с ответом.
– Есть, – сказал наконец, отворяя двери. Прикрикнул на собак. Добавил: – Странное время для визита, если позволено мне будет так сказать, господин Маддердин.
– Странное, – согласился я и дал ему двухкроновую монету. Репутацию необходимо поддерживать.
Он провел меня в салон и поставил на стол бутылку выдержанного вина да кубок.
– Все еще спят, господин Маддердин, – пояснил. – Придется немного подождать.
– Без проблем, – сказал я и вытянулся в кресле.
Я привык засыпать в любое время и в любых условиях. Ведь неизвестно, когда выпадет следующая возможность. Но едва Лонна вошла в комнату, я сразу же проснулся.
– Как всегда настороже, – заметила она. – Давненько мы тебя не видели, Мордимер. Пришел отдать долг?
– А сколько я тебе должен?
– Двадцать дукатов, – сообщила она, и глаза ее потемнели. – Это означает, что ты их не принес?
– Вот всегда ты о деньгах, – вздохнул я. – Не дала даже сказать, как прекрасно выглядишь.