Словно в раю
Часть 34 из 63 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Может быть, я смогу лечь поверх одеяла.
Она вытянула шею, разглядывая это место.
– Как пожелаешь.
Она устало вздохнула:
– Ноги могут вымокнуть. Но, думаю, мне уже всё равно.
Через минуту Онория уже лежала на кровати, поверх одеяла. Маркус лежал рядом, правда, большая часть его тела была закрыта покрывалом. Он предположил, что они намеренно оставили раненую ногу открытой.
Девушка зевнула.
– Онория, – шепнул он.
– М-м-м?
– Спасибо.
– М-м-м, х-м-м.
Момент был упущен, и Маркус произнёс слова, которые должен был сказать: «Я рад, что ты здесь».
– И я тоже, – сонно отозвалась она. – Тоже рада.
Её дыхание постепенно выровнялось, его дыхание тоже. И они заснули.
Онория проснулась на следующее утро в приятном уюте и тепле. С закрытыми глазами она вытянула пальцы ног, распрямила ноги и покрутила лодыжками в разные стороны. Она всегда проделывала этот утренний ритуал. Затем наступала очередь рук. Они открывались как маленькие морские звёзды и снова закрывались. Потом шея – вперёд, назад и по кругу.
Она зевнула, сжала ладони в кулаки и вытянула руки… Врезавшись в кого-то.
Онория замерла. И открыла глаза. К ней вернулась память.
Силы небесные, она лежит с Маркусом в постели. Нет. Нужно перефразировать. Она лежит уМаркуса в постели. Но не сним.
Неприлично, конечно, но должно же существовать особое разрешение на отступление от правил для молодых леди, которые оказываются в кровати с джентльменом, который слишком болен для того, чтобы их скомпрометировать.
Она попыталась медленно отодвинуться в сторону. Только бы не разбудить Маркуса. Наверное, он даже не знает, что она здесь. В буквальном смысле рядом, возле него, бок о бок, соприкасаясь ногами. И точно не в том дальнем углу кровати, где она легла ночью.
Согнув колени, девушка упёрлась пятками в матрас в поисках опоры. Вначале она подняла бёдра, сдвинув их на дюйм вправо, потом плечи. Снова бёдра, переставила ноги. Опять плечи и …
Бум!
Рука Маркуса тяжело приземлилась на неё.
Онория снова замерла. О небо, что же ей теперь делать? Может, если подождать минуту-другую, он снова вернётся в прежнее положение.
Она подождала. И ещё подождала. И Маркус начал двигаться.
Прямо на неё.
Онория нервозно сглотнула. Она не знала, который час – рассвет уже наступил, но кроме этого, никаких подсказок не было. И ей очень сильно не хотелось, чтобы миссис Уэзерби застала её распростёртой на постели под Маркусом. Или её мать, что ещё хуже.
Конечно, никто не станет плохо думать о ней, особенно после всего, что произошло днём раньше. Но она не замужем, а Маркус холост, и они лежат в кровати, и на Маркусе очень мало одежды, и…
И этого достаточно. Она встаёт. Если он проснётся, так тому и быть. По крайней мере, его не разбудит пресловутое дуло пистолета, подталкивающее к алтарю.
Онория выбралась из кровати, пытаясь не обращать внимания на приятные сонные звуки, которые издавал Маркус, устраиваясь под своим покрывалом. Едва оказавшись на ковре, она быстро взглянула на его ногу. Кажется, она заживает положенным образом, не было ни малейшего признака страшных покраснений, о которых предупреждал доктор Уинтерс.
– Благодарю, – прошептала Онория, вознося коротенькую молитву за его выздоровление.
– Всегда пожалуйста, – шёпотом ответил Маркус.
Онория взвизгнула от неожиданности, подпрыгнув на целый фут.
– Прости, – покаялся Маркус, но он уже расхохотался.
Самый прекрасный звук, который Онории доводилось слышать.
– Я благодарила не тебя, – дерзко ответила она.
– Знаю, – улыбнулся он.
Онория попробовала разгладить юбки, которые измялись ужасно. На ней оставалось то самое голубое платье, которое она надела в Лондоне – прости, Господи – два дня тому назад. Она даже представить себе не могла, на кого сейчас похожа.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
– Гораздо лучше, – ответил Маркус, усаживаясь. Онория заметила, что он натянул на себя одеяло. Именно поэтому её румянец был сейчас скорее розовым, чем багрово-красным. Забавно. За вчерашний день она сотни раз видела его голую грудь, кромсала и резала его голую ногу. А ещё она мельком видела его ягодицы, когда он метался в горячке, о чём ему, конечно, не расскажет. Но теперь, когда они оба пришли в себя, и Маркус больше не находится на пороге смерти, она не может взглянуть ему в глаза.
– Всё так же болит? – спросила девушка, указывая на повреждённую ногу, торчавшую из-под покрывал.
– Скорее, ноет.
– У тебя останется ужасный шрам.
Маркус лукаво улыбнулся:
– Я возгоржусь и стану лицемерить.
– Лицемерить? – повторила за ним Онория, не сдержав удивления.
Он наклонил голову, разглядывая чудовищную рану:
– Думаю, что смогу представить дело так, будто я сражался с тигром.
– С тигром. В Кембриджшире.
Он пожал плечами:
– Значит, с акулой.
– С дикой свиньёй, – предложила она.
– Это куда менее достойно.
Онория сжала губы и хохотнула. Он тоже, и именно тогда Онория позволила себе поверить – он выздоровеет. Это настоящее чудо. Другого слова она подобрать не могла. Лицо Маркуса порозовело, и, хотя он исхудал, глаза его были ясными.
Он будет жить.
– Онория?
Она вопросительно взглянула на него.
– Ты покачнулась, – сказал Маркус. – Я бы мог тебя поддержать, но….
– Я чувствую себя немного неустойчиво, – проговорила она, подходя к кровати. – Думаю, что ….
– Ты ела?
– Да, – ответила Онория. – Нет. Немного. Мне, наверное, нужно поесть. Думаю, что я просто чувствую облегчение.
И, к полному своему ужасу, она начала всхлипывать. Слёзы подступили неожиданно, подобно высокой океанской волне. У неё внутри всё было словно завязано узлом. Она так долго держалась, а теперь, когда узнала, что Маркус поправится, стала разваливаться на куски.
Онория была словно туго натянутая струна скрипки, а теперь она разорвалась надвое.
– Извини, – проговорила она, вздыхая между всхлипами. – Я не знаю…. Не хотела…. Просто я так счастлива…
– Тише, тише, – вполголоса сказал Маркус, беря её за руку. – Всё хорошо. Всё будет хорошо.
– Знаю, – всхлипывала она. – Я знаю. Поэтому и плачу.
– Поэтому я тоже плачу, – тихо сказал он.
Девушка повернулась. Слёзы не лились у него по щекам, но глаза были влажные. Она никогда не видела, чтобы он так открыто проявлял свои чувства, никогда не подозревала, что это возможно. Дрожащей рукой она притронулась к его щеке, затем к уголку глаза, отдёрнув палец, когда одна слезинка коснулась её кожи. И тут Онория сделала то, что застало врасплох их обоих. Она обняла Маркуса, уткнувшись лицом в его шею и прижавшись к нему.
– Я так испугалась, – шепнула она. – Я даже сама не понимала, как сильно я испугалась.
Он обнял её, вначале нерешительно, но затем, словно ему был необходим толчок, он заключил её в объятия, нежно прижав к себе и поглаживая по волосам.
– Я не знала, – твердила Онория. – Не понимала.
Это были просто слова, безо всякого значения и смысла. Она сама не представляла, о чём говорит – чего она не знала или чего не понимала. Она просто…. Просто….
Она подняла голову. Ей нужно увидеть его лицо.
– Онория, – шепнул Маркус, глядя на неё так, словно он увидел её впервые. Глаза его были тёплыми, шоколадно-коричневыми, полными эмоций. Что-то мерцало в их глубине, и она не могла узнать, что именно. Медленно, очень-очень медленно губы Маркуса прикоснулись к её губам.
Маркус никогда не сможет объяснить, почему он поцеловал Онорию. Он не знал, почему делает это. Он обнял её, когда она заплакала, и это был совершенно естественный и невинный поступок. У него не было ни стремления, ни нужды её целовать.
Она вытянула шею, разглядывая это место.
– Как пожелаешь.
Она устало вздохнула:
– Ноги могут вымокнуть. Но, думаю, мне уже всё равно.
Через минуту Онория уже лежала на кровати, поверх одеяла. Маркус лежал рядом, правда, большая часть его тела была закрыта покрывалом. Он предположил, что они намеренно оставили раненую ногу открытой.
Девушка зевнула.
– Онория, – шепнул он.
– М-м-м?
– Спасибо.
– М-м-м, х-м-м.
Момент был упущен, и Маркус произнёс слова, которые должен был сказать: «Я рад, что ты здесь».
– И я тоже, – сонно отозвалась она. – Тоже рада.
Её дыхание постепенно выровнялось, его дыхание тоже. И они заснули.
Онория проснулась на следующее утро в приятном уюте и тепле. С закрытыми глазами она вытянула пальцы ног, распрямила ноги и покрутила лодыжками в разные стороны. Она всегда проделывала этот утренний ритуал. Затем наступала очередь рук. Они открывались как маленькие морские звёзды и снова закрывались. Потом шея – вперёд, назад и по кругу.
Она зевнула, сжала ладони в кулаки и вытянула руки… Врезавшись в кого-то.
Онория замерла. И открыла глаза. К ней вернулась память.
Силы небесные, она лежит с Маркусом в постели. Нет. Нужно перефразировать. Она лежит уМаркуса в постели. Но не сним.
Неприлично, конечно, но должно же существовать особое разрешение на отступление от правил для молодых леди, которые оказываются в кровати с джентльменом, который слишком болен для того, чтобы их скомпрометировать.
Она попыталась медленно отодвинуться в сторону. Только бы не разбудить Маркуса. Наверное, он даже не знает, что она здесь. В буквальном смысле рядом, возле него, бок о бок, соприкасаясь ногами. И точно не в том дальнем углу кровати, где она легла ночью.
Согнув колени, девушка упёрлась пятками в матрас в поисках опоры. Вначале она подняла бёдра, сдвинув их на дюйм вправо, потом плечи. Снова бёдра, переставила ноги. Опять плечи и …
Бум!
Рука Маркуса тяжело приземлилась на неё.
Онория снова замерла. О небо, что же ей теперь делать? Может, если подождать минуту-другую, он снова вернётся в прежнее положение.
Она подождала. И ещё подождала. И Маркус начал двигаться.
Прямо на неё.
Онория нервозно сглотнула. Она не знала, который час – рассвет уже наступил, но кроме этого, никаких подсказок не было. И ей очень сильно не хотелось, чтобы миссис Уэзерби застала её распростёртой на постели под Маркусом. Или её мать, что ещё хуже.
Конечно, никто не станет плохо думать о ней, особенно после всего, что произошло днём раньше. Но она не замужем, а Маркус холост, и они лежат в кровати, и на Маркусе очень мало одежды, и…
И этого достаточно. Она встаёт. Если он проснётся, так тому и быть. По крайней мере, его не разбудит пресловутое дуло пистолета, подталкивающее к алтарю.
Онория выбралась из кровати, пытаясь не обращать внимания на приятные сонные звуки, которые издавал Маркус, устраиваясь под своим покрывалом. Едва оказавшись на ковре, она быстро взглянула на его ногу. Кажется, она заживает положенным образом, не было ни малейшего признака страшных покраснений, о которых предупреждал доктор Уинтерс.
– Благодарю, – прошептала Онория, вознося коротенькую молитву за его выздоровление.
– Всегда пожалуйста, – шёпотом ответил Маркус.
Онория взвизгнула от неожиданности, подпрыгнув на целый фут.
– Прости, – покаялся Маркус, но он уже расхохотался.
Самый прекрасный звук, который Онории доводилось слышать.
– Я благодарила не тебя, – дерзко ответила она.
– Знаю, – улыбнулся он.
Онория попробовала разгладить юбки, которые измялись ужасно. На ней оставалось то самое голубое платье, которое она надела в Лондоне – прости, Господи – два дня тому назад. Она даже представить себе не могла, на кого сейчас похожа.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
– Гораздо лучше, – ответил Маркус, усаживаясь. Онория заметила, что он натянул на себя одеяло. Именно поэтому её румянец был сейчас скорее розовым, чем багрово-красным. Забавно. За вчерашний день она сотни раз видела его голую грудь, кромсала и резала его голую ногу. А ещё она мельком видела его ягодицы, когда он метался в горячке, о чём ему, конечно, не расскажет. Но теперь, когда они оба пришли в себя, и Маркус больше не находится на пороге смерти, она не может взглянуть ему в глаза.
– Всё так же болит? – спросила девушка, указывая на повреждённую ногу, торчавшую из-под покрывал.
– Скорее, ноет.
– У тебя останется ужасный шрам.
Маркус лукаво улыбнулся:
– Я возгоржусь и стану лицемерить.
– Лицемерить? – повторила за ним Онория, не сдержав удивления.
Он наклонил голову, разглядывая чудовищную рану:
– Думаю, что смогу представить дело так, будто я сражался с тигром.
– С тигром. В Кембриджшире.
Он пожал плечами:
– Значит, с акулой.
– С дикой свиньёй, – предложила она.
– Это куда менее достойно.
Онория сжала губы и хохотнула. Он тоже, и именно тогда Онория позволила себе поверить – он выздоровеет. Это настоящее чудо. Другого слова она подобрать не могла. Лицо Маркуса порозовело, и, хотя он исхудал, глаза его были ясными.
Он будет жить.
– Онория?
Она вопросительно взглянула на него.
– Ты покачнулась, – сказал Маркус. – Я бы мог тебя поддержать, но….
– Я чувствую себя немного неустойчиво, – проговорила она, подходя к кровати. – Думаю, что ….
– Ты ела?
– Да, – ответила Онория. – Нет. Немного. Мне, наверное, нужно поесть. Думаю, что я просто чувствую облегчение.
И, к полному своему ужасу, она начала всхлипывать. Слёзы подступили неожиданно, подобно высокой океанской волне. У неё внутри всё было словно завязано узлом. Она так долго держалась, а теперь, когда узнала, что Маркус поправится, стала разваливаться на куски.
Онория была словно туго натянутая струна скрипки, а теперь она разорвалась надвое.
– Извини, – проговорила она, вздыхая между всхлипами. – Я не знаю…. Не хотела…. Просто я так счастлива…
– Тише, тише, – вполголоса сказал Маркус, беря её за руку. – Всё хорошо. Всё будет хорошо.
– Знаю, – всхлипывала она. – Я знаю. Поэтому и плачу.
– Поэтому я тоже плачу, – тихо сказал он.
Девушка повернулась. Слёзы не лились у него по щекам, но глаза были влажные. Она никогда не видела, чтобы он так открыто проявлял свои чувства, никогда не подозревала, что это возможно. Дрожащей рукой она притронулась к его щеке, затем к уголку глаза, отдёрнув палец, когда одна слезинка коснулась её кожи. И тут Онория сделала то, что застало врасплох их обоих. Она обняла Маркуса, уткнувшись лицом в его шею и прижавшись к нему.
– Я так испугалась, – шепнула она. – Я даже сама не понимала, как сильно я испугалась.
Он обнял её, вначале нерешительно, но затем, словно ему был необходим толчок, он заключил её в объятия, нежно прижав к себе и поглаживая по волосам.
– Я не знала, – твердила Онория. – Не понимала.
Это были просто слова, безо всякого значения и смысла. Она сама не представляла, о чём говорит – чего она не знала или чего не понимала. Она просто…. Просто….
Она подняла голову. Ей нужно увидеть его лицо.
– Онория, – шепнул Маркус, глядя на неё так, словно он увидел её впервые. Глаза его были тёплыми, шоколадно-коричневыми, полными эмоций. Что-то мерцало в их глубине, и она не могла узнать, что именно. Медленно, очень-очень медленно губы Маркуса прикоснулись к её губам.
Маркус никогда не сможет объяснить, почему он поцеловал Онорию. Он не знал, почему делает это. Он обнял её, когда она заплакала, и это был совершенно естественный и невинный поступок. У него не было ни стремления, ни нужды её целовать.