Следы со свастикой

- Не сбежит. Органы знают, что делают. У Капустина жена с дочерью в Забайкалье, ранее считалось, что они погибли под бомбёжкой, потом выяснилось, что это были однофамильцы, а эти как жили под тщетой так и продолжают. Капустин узнал, что органы в курсе, аж белым стал. Ладно, пусть их, мы и гражданских не трогаем, а свое семейство Капустин никогда под удар не подставит, будет делать как велено. Да он и впрямь осознал, что натворил, вредить не будет. В общем с расстрелом решили повременить, использовать по максимуму. Он хорошо информирован, водил приятельские отношения с полковником Хрусталевым, который, по нашим сведениям, находится в группе Шломберга, знает его характер, привычки, да и с самим Шломбергом пересекался по делам разведки. А ещё Капустин хорошо знает район, где проводится поиски, он несколько месяцев командовал охранным батальоном на местных рудниках. С вами чешские товарищи, - полковник невольно покосился на женщину. - Это очень хорошо и полезно, но проводники из них не важные, потому что в той местности они не бывали. Понимаю ребята, что противно с такими фигурами сотрудничать как этот Капустин, но надо. Мы должны использовать любую возможность. Не пригодится - сдадите под роспись.

- Да из него помощник, как кое из чего пуля, - проворчал Коломиец и как-то сжался под тяжёлым взглядом Ларионова.

- Ладно, на всё Божья воля, - проговорил Брагин, чем вызвал дружные ухмылки у всех, даже у полковника. - Об отсутствии всяких там высших сущностей коммунисты предупреждали народ ещё на заре советской власти. Прошедшая война это утверждение подтвердила, бога нет и не будет.

- Только пусть этот господин держится от нас подальше, - заявил Коломиец и насупился. - А то кулак уже чешется.

Капустин стоял с опущенной головой, он казался спокойным, но всё же был не в своей тарелке.

- Всё, проваливайте! - полковник махнул рукой. - И без результата не возвращайтесь. Ну и компания у вас подобралась, - не удержался он от ехидной ремарки. - С бору по сосенки, как говорится. Даже предатель родины есть.

- Доярки не хватает, - заявил Марецкий. - И парочки передовиков производства.

Фюзеляж самолёта, собранный в основном из дерева, скрипел, ходил ходуном, двигатели работали с надрывом, салон был сравнительно вместительным, к бортам крепились жёсткие откидные сиденья, прыгала по полу и звенела стальная штанга, ранее она крепилась к потолку и использовалась при десантировании. Самолёт набирал высоту, зашёл на крутой вираж, накренился. Владу пришлось схватиться за кронштейн, выпирающий и стены слева от него. Надрывно заглатывала Франтишкова, женщина сжалась в тугой комок, боролась с неприятными ощущениями. Справа пристроился Коломиец, за ним все остальные. Автоматчики Звягинцева помалкивали, сидели с закрытыми глазами, широко расставив ноги. Предатель Капустин пристроился в хвосте салона, пребывал в одиночестве, печально смотрел перед собой. Брагин не знал как вести себя с этим человеком. «Зачем он здесь? В чью воспалённую голову пришла такая идея?»

- Товарищ майор, и что нам с ним делать? - прокричал Зацепин. - Может свяжем его и морду набьём или наоборот, сперва морду набьём, а потом свяжем? Не могу я на него смотреть, а ведь придётся с ним разговаривать.

- Ага, ты ему ещё честь отдай, - проворчал Коломиец. - Как никак, он старше тебя по званию.

- Я ему в рыло дам! - заявил Зацепин. - А потом добавлю, дескать с совершеннейшим к вам почтением.

- А ну его, - справедливо заметил Филимонов, подался вперёд и уставился на Ханну.

Женщину штормило, она усердно боролась с тошнотой, но всё же, смотреть на неё было приятнее, чем на изменника родины. Капустин догадывался о ком идёт речь, на его виске дёргалась жилка, он был почти полностью седой, хотя по возрасту рановато, пальцы левой руки казались не естественно скрученными, видимо пытали, ломали фаланги, срослись они неправильно.

Самолёт наконец-то вышел напрямую. Франтишкова облегчённо выдохнула, зашевелилась. Брагин обернулся прилип носом квадратному иллюминатору. Заходило солнце, его лучи плясали по крышам зданий, облизывали шпили древних католических соборов, город с высоты выглядел оранжевым, расцветка черепичных крыш была практически одинаковой, голубела Влтава, извивалась по городу, Прага была неприлично большой, малоэтажные пригороды расползались во все стороны, высота увеличивалась, здания превратились в миниатюрные кубики. Впереди по курсу зеленели поля и перелески.

- Вам нравится наш город?

Ханна тоже повернулась, их уши почти соприкоснулись, блеснул недовольный глаз Горана.

«Только ревности нам не хватало», - подумал Влад.

- Город необычный, - ответил он. - Не такой как другие, в нём есть особенное очарование. Немцам не удалось его испортить, я не имею в виду тысячи жертв среди гражданского населения.

- Да, Прага не сильно пострадала. Город безумно красивый, он расположен на девяти холмах, разделённых рекой. Древняя архитектура, но есть модерн и конструктивизм, готических зданий осталось мало - они сгорели ещё в середине века. Всё чем гордиться Прага – дворцы, храмы, монастыри, это строения в стиле барокко, созданные в эпоху Ренессанса. Раньше я любила бесцельно бродить по городу крепость Вышеград, Йозефов квартал Тынский храм, Пражский Град.

- Скоро вы снова сможете это делать, - сказал Брагин.

- Полагаете, мне нечем будет заняться? - Франтишкова усмехнулась. - Жизнь решительно изменится, скоро в Чехословакии всё будет не так.

- Ну храм с дворцами, надеюсь, останутся, - проговорил Брагин. – И Лтава не изменит свое течение. Приезжайте как-нибудь в Ленинград, не сейчас конечно, а лет через пять, когда будут восстановлены все памятники и дворцы. Прага прекрасна, спору нет, но вы обо всём забудете, когда увидите Ленинград. Это без всякого преувеличения. Величайший город мира.

- Вы из Ленинграда?

- Я из Сибири. Будете удивляться, но там тоже живут люди. Я несколько раз приезжал до войны в Ленинград и постоянно терял дар речи от изумления…

Тут самолёт тряхнуло, штанга покатилась под ноги красноармейцев, они дружно её отпихнули.

- Уже падаем, - предположил Зацепин.

- Ещё рано, - отозвался Марецкий.

Заулыбались автоматчики, как-то дёрнулся Капустин, на мгновение скосил глаза, воздушная яма оказалась не такой уж глубокой, тряска прекратилась, самолёт набрал высоту, ровно шёл на Запад. Под крылом теперь тянулись ленточки дорог, голубели озёра, сбивались в кучу разноцветные точки, небольшие городки и посёлки.

Ещё не стемнело, но грядущая нехватка дневного света начинало беспокоить майора. Франтишкова откинула голову закрыла глаза. Брагин тоже расслабился, уставился в вибрирующий потолок. Полчаса пролетели в вялом подобии сна, потом Влад очнулся, стал озираться: обстановка не менялось, люди дремали, предатель Капустин скрестил на груди руки, уперся подбородком в грудь и тоже дремал. С лязгом распахнулась дверь в кабину пилотов, на пороге вырос бортмеханик Шаламов.

- Товарищ майор, подлетаем к крупным горам. Координаты мы найдём, но нам нужны будут ваши указания.

- Найдётся местечко в кабине?

- Милости просим, но будет тесно.

Ничего, он готов был потерпеть.

В кабине действительно было тесно, кресла пилотов стояли почти вплотную, что-то мигало на несложной приборной панели. Брагин пристроился позади лётчиков, для этого ему пришлось согнуться. Богуславский оттянул на висок наушник, повернул голову и спросил:

- Всё в порядке, товарищ майор? Хорошо спится?

- Спится всегда хорошо, Никита Сергеевич, только потряхивает и уши закладывает.

Из кабины открывался панорамный вид, самолёт помалу снижался, далеко впереди возвышались серые неровности, то зубчатые, то покатые, их вуалировала сумеречная дымка. Появились облака, они как лохмотья ваты, висели над горами.

- Рудные горы, - сказал Богуславский. - По меркам нашего Урала или Кавказа - детские пирамидки, но гулять по ним занятие неблагодарное. В длину массив тянется километров на сто тридцать, в глубину примерно на тридцать - сорок массив. Неоднородный: где-то пропасти со скалами, в других местах долины, приятные для прогулок. В вашем квадрате, как я понимаю, нет ничего, ни деревень, ни горных предприятий. Неудачное вы выбрали место, товарищ майор.


- Да, я постарался, - согласился Брагин. - В нужный квадрат прибудем скоро?

- Минут через семь – восемь. Ещё не стемнеет, не волнуйтесь, успеем полетать.

Ему казалось, что горы стоят на месте, медленно проплывали под крылом озера и лесные массивы, уже обросшие полноценной зеленью.

- С топливом всё в порядке?

- На какое-то время хватит, - неопределённо отозвался бортмеханик Шаламов. - Часок полетаем, - он не удержался, оскалился и добавил. – Прежде, чем упасть.

- Не обращайте внимание, товарищ майор. Это шутки у нас такие, - сказал Богуславский. - Отгоняем как можем злые силы. Мы ещё и в приметы верим. Вы тоже, наверное, только у вас там на земле они другие.

Богуславский плавно работал штурвалом, высота менялась почти незаметно.

- С какой скоростью идём, Никита Сергеевич?

- Обычная крейсерская скорость – сто сорок километров в час. У этой рухляди потолок-то сто шестьдесят, мы ведь не истребители, чтобы носиться как стрижи.

- Сможете посадить самолёт на поле?

- Смотря на какое, товарищ майор. Если бугры да колдобины, то даже и не мечтайте, полетим на посадку в Прошев, если что по равнине, это можно будет пощекотать нервы. Только в этих горах полей я, думаю, нет. Есть узкие долины, между горами леса, в долинах скальные отложения.

- Не пугайте нас, Никита Сергеевич. Не всё так плохо, - вступил в беседу Шаламов. – Наше, как вы изволили выразиться, корыто даст сто очков любому другому самолёту. Его специальный конструировали для посадки на малые площадки, применяется механизация в виде щелевых закрылков, они отклоняются на тридцать шесть градусов, от этого резко уменьшается посадочная скорость, длина пробега сокращается до ста шестидесяти метров, посадочная скорость составляет всего лишь семьдесят километров в час. Эти корыта легко садились на партизанских аэродромах и взлетали чуть ли не с лесных полян.

- В теории, мой друг, - заявил Богуславский. - Площадка всё равно должна быть ровная и партизаны это, худо – бедно, делали. А в этих горах, богатых рудами, нам только гномы могут обеспечить мягкую посадку, но они этого делать не будут.

Под крылом тянулись мрачноватые скалы, испещрённые расщелинами. Самолёт снизился, практически под самым его брюхом проплыло скопление серых громад, напоминающая средневековый замок, угрюмые зубцы, похожие на сторожевые башни, устремлялись в небо, глыбы вздымались вертикально, без склонов и откосов, растительность пробивалась между камнями, обтекала монолитные изваяния, неприхотливая карликовые сосны вцеплялись корнями в трещины, присасывались к камню, слева и справа такие же угрюмые махины и море леса между каменными уродцами.

- Ну и картинка, - Шаламов покачал головой. - Не могу понять, это красиво, безобразно или красиво до безобразия? Кстати, если в эти леса рухнули ваши немцы, товарищ майор, то с высоты мы их не увидим - растительность закроет.

- Немцы не падали, а снижались, - сказал Брагин. - У них случилась поломка, но катастрофической ситуации, насколько я знаю, не возникло. Они имели немного времени, могли найти площадку.

- Взрыва во время приземления не произошло, но переломаться могли задушевно, - заявил Богуславский. - Что скажешь, Серёга, про немецкий Arado? Ты же парень подкованный, отлично разбираешься в самолётах.

- Эта штуковина побольше нашей, - задумчиво изрёк Шаламов. - Крейсерская скорость вдвое выше, двигатели мощные – девятицилиндровые, грузоподъёмность не в пример нашему корыту, высокоплан - то есть крыло, проходит через верхнюю половину сечения фюзеляжа, хвостовое оперение и фюзеляж связывает стальная балка, от того и смотрится самолёт нелепо, но интересное решение в конструкции всё же имеется. В салоне установлен рельс с тельфером для облегчения погрузки разгрузки, есть гидропривод, задняя часть фюзеляжа может опускаться до уровня автомобильного кузова, опять же для удобства перемещения грузов и десантников. Однако самая интересное - это шасси – из-за него самолёт у нас называют сороконожкой…

- Немцы его также называют, - вставил Богуславский.

- Для нормальных аэродромов самолёт имеет обычные передние шасси с носовым колесом, а для неподготовленных площадок несколько рядов дополнительных, маленьких шасси под брюхом - порядка двух десятков. Самолёт может садиться на канавы глубиной полтора метра, на поваленные стволы деревьев, если они не исполины. В таких случаях, если заранее известно куда сядешь, надо просто снизить загрузку и всё получится.

- Значит велика вероятность, что они всё же сели?

- Местность сложная, - уклонился от прямого ответа Шаламов. - Вы сами говорите, что имела место техническая неисправность, а это могло усложнить ситуацию. Машина тяжелее нашей, более инерционнее, нужна приличная дистанция, чтобы успеть затормозить. Бывало немцы применяли тормозные парашюты, но в данном случае я сомневаюсь, что их Arado оснащён таким устройством. Всё зависит от случая, товарищ майор, а также от мастерства пилота и банального везения. Мы кстати, приближаемся если вы правильно указали координаты.

Сумерки были неизбежны, точно так же как и победа мирового пролетариата. Воздух начинал темнеть, облачность в районе гор обычное явление, но сегодня она была рваной и видимость сохранялась. Самолёт снизился до максимально возможного предела, случались моменты, что зубец скалы мог пропороть ему брюхо. Внизу возник край плато с впечатляющим многометровым обрывом, на плоской поверхности громоздились булыжники, её полосовали разломы порой такие глубокие, что могли всосать самолёт. Владу становилось не по себе. Местность была чужая, враждебная, за каменными глыбами распахнулось ущелье, обрамлённое густыми зарослями, затем опять массив, зелёная долина с вкраплениями коричневых скал, сделать посадку в этом районе было бы верхом пилотажного мастерства. Никому ещё не удавалось совершать боковые манёвры во время торможения. Внизу проплыа лесистая вершина, за ней обрыв в бездонную пропасть, щель долины, лес, ступенчатая глыба с голой макушкой, горы не походили одна на другую. У Влада возникло такое ощущение, что здесь, каким-то чудом, само собой собралось всё разнообразие горного мира, вплоть до альпийских лугов, впрочем их было немного, преобладал бездушный камень.

- Не хотелось бы мне совершить здесь прогулку, - сказал Шаламов и поёжился.

- Это да, - индифферентно согласился с ним Богуславский. - Другое дело пролетая над всем этим, посылая весь мир к той то самой матери.

- Давайте кругами, Никита Сергеевич, - сказал Брагин. - Внимательно смотрим вниз, особое внимание обращаем на долины и ущелья.

Богославский заложил вираж, борт накренился, из салона донёсся сдавленные женский вскрик, похоже рискованные воздушные манёвры были противопоказаны не только Зацепину. Все трое прилипли к стеклу, под крылом проплывали горные пейзажи, Богуславский потянул штурвал на себя, приближался очередной разрубленный исполин. У Влада захватило дух, под брюхом самолёта громоздились груды камней, за вершинной открылась бездонная впадина, пилоту пришлось снижаться, чтобы не оставить её без внимания. Долины были узкие, смотрелись не очень оптимистично.

- Они могли и взорваться, - сказал Богуславский. - Если это произошло в какой-нибудь яме, то наш пилот мог не видеть ни дыма, ни пламени.

- Побольше оптимизма, Никита Сергеевич, - заявил Влад. - Это именно то, что нам сейчас необходимо. Расширяйте радиус облёта, видимость позволяет различить самолёт. На долго ещё хватит горючего?

- Минут на сорок, а то и сорок пять, - прикинул Шаламов. - То есть полчаса ещё полетаем, а потом понесёмся на всех парах, шеф. Счастье, если нам разрешат посадку и не собьют.

- Больше всё равно летать не сможем, - заявил Богуславский. Сумерки сгустятся, не увидим ни хрена.

- За полчаса должны найти, - заявил Брагин. - Работаем мужики, терпение и труд всё перетрут.

- Мы помним об этом, товарищ майор, - бортмеханик усмехнулся. - Только тех, кто любит труд, октябрятами зовут.

- Ниже, Никита Сергеевич, - сказал Влад. – Спускайтесь, не бойтесь, горы не подпрыгнут.

Самолёт, как хищная птица, кругами парил над местностью. В салоне приговаривались люди, слышалось монотонное бормотание.

«Надеюсь они не устроят тёмную Капустину, - подумал Влад. - Им то хорошо, а мне ещё предстоит сдавать по описи это предательское чучело».

Больно тикали под темечком минуты. Никакого самолёта внизу не наблюдалось и отчаяние закрадывалось в душу майора. Воздух темнел, Богуславский расширил зону поисков, теперь самолёт летал расширяющимися кольцами, они напоминали круги на воде от брошенного камня. Крутые склоны, заросшие лесом, неровными террасами спускались в узкое ущелье, оно было замкнутым, имело свое начало и конец, преградами служили поперечные сомкнувшиеся скалы. Самолёт прошёл над средней частью ущелья, протянувшегося с юга на восток на пару километров. Прямо по курсу маячила цепочка остроконечных вершин.