Скриба

Когда Тереза добралась до скриптория, там никого не было, но караульный позволил ей войти, так как она успела завоевать его доверие. Документа, над которым она работала, тоже не было, и девушка предположила, что Алкуин или Уилфред забрали его. Однако Библия в изумрудном переплете лежала под какими-то пергаментами – Тереза схватила ее и пару перьев и торопливо вышла с намерением покинуть крепость.

Она шла по коридорам, избегая темных углов, откуда в любой момент мог кто-нибудь выскочить и схватить ее. И действительно, возле оружейного зала какой-то человек в сутане преградил ей путь. У Терезы кровь застыла в жилах, но оказалось, она уронила перо, и незнакомец просто указал ей на это. Девушка поблагодарила его и двинулась дальше, все убыстряя и убыстряя шаг. Она спустилась по лестнице и свернула в галерею, соединяющую вестибюль с внутренним двором собора, откуда можно выйти к крепостным стенам.

Тереза шла с опущенной головой, завернувшись в плащ, и вдруг увидела Хооса и Алкуина, беседующих на противоположной стороне двора. Хоос тоже заметил ее. Она отвела взгляд и продолжила путь, однако Хоос попрощался с собеседником и направился прямиком к ней. Покинув двор, девушка побежала, но, добравшись до стены, с ужасом увидела, что ворота закрыты. Хоос был уже близко – он шел не торопясь, однако вид имел весьма решительный. Сердце у Терезы забилось, она начала метаться в поисках выхода и вдруг возле конюшен увидела Исама верхом на лошади. Девушка тут же бросилась к нему и попросила подсадить ее. Ничего не понимая, Исам протянул ей руку, и она, плача, стала умолять вывезти ее из крепости. Молодой человек не стал задавать вопросов – пришпорил лошадь и крикнул, чтобы открыли ворота. Несколько секунд спустя они уже были за крепостными стенами, а вслед им летели проклятия Хооса.

По лабиринту узких улочек они добрались до заброшенных хижин на окраине и остановились около пустующего хлева. Исам завел лошадь внутрь, привязал, собрал охапку соломы и предложил Терезе сесть. Когда девушка немного успокоилась, он спросил, что стряслось, но только она начала говорить, как опять разрыдалась, и тут уже молодой человек оказался бессилен. Через некоторое время слезы сменились глубокой печалью, и тогда Исам порывисто обнял ее, сам испугавшись собственной смелости. Однако Терезу это приободрило, и она впервые за долгое время почувствовала себя защищенной.

Наконец девушка смогла поведать о происшествии в туннеле – о том, что Хоос собирается убить ее и что он знает, где скрывается Горгиас. Она начала убеждать Исама, что ее отец – не убийца и что нужно как можно быстрее отыскать его, поскольку ему наверняка грозит опасность, но молодой человек попросил ее не отвлекаться и продолжать рассказ. Тереза выложила все, что знала, не упомянув только о документе Константина. Исам слушал очень внимательно, спросил, какова роль в этом деле Алкуина, на что девушка не смогла ответить ничего определенного, после чего немного поразмыслил и наконец пообещал помочь.

– Но на шахту мы отправимся завтра – сейчас уже вечер, и наше появление может стать подарком для саксов.

Тереза на чем свет стоит проклинала ненавистных язычников. Она вспомнила, как ее чуть не изнасиловали после бегства из Вюрцбурга, как от жестокого нападения пострадало их судно, а в тот единственный раз, когда можно было совершить доброе дело, они его не совершили, сохранив жизнь этому мерзавцу Хоосу Ларссону. К ее удивлению, Исам встал на их защиту.

– Не пойми меня превратно, – сказал он. – Я сражаюсь с ними изо всех сил, но ненависти к ним никогда не испытывал. В конце концов, эти люди защищают свои земли, своих детей, свои верования. Конечно, они грубые и жестокие, а как бы ты себя повела, если бы однажды утром увидела, что всё, чем ты владеешь, уничтожено? Они сражаются за то, что впитали с молоком матери, за тот образ жизни, которого чужестранцы пытаются их лишить. Должен признаться, порой я восхищаюсь их храбростью и завидую их энергии, а иногда действительно начинаю верить в их ненависть к Богу, поскольку бьются они, как дьяволы. Но уверяю тебя, они виноваты лишь в том, что родились не там, где нужно.

Тереза в замешательстве смотрела на Исама. Хотя саксы, как и все люди на земле, – дети Божьи, можно ли приобщить их к Истине, если они не желают принимать ее? И вообще, какое ей до них дело? Вот Хоос – действительно дьявол, худший из всех, с кем ей доводилось встречаться. Единственный мужчина, заставлявший ее дрожать от наслаждения, оказался обманщиком, и теперь она ненавидела его так, что готова была голыми руками разорвать на мелкие части. И надо же было быть такой наивной, мечтать выйти замуж за это ничтожество и посвятить ему свою жизнь!

Однако холод оказался сильнее ярости, и вскоре Тереза, выбросив из головы Хооса, устроилась на груди у Исама. Тепло его тела придало ей сил. На вопрос о том, где они будут ночевать, Исам ответил, что здесь, так как в крепости он никому не доверяет. Молодой человек укрыл Терезу своим плащом, вынул из мешка немного сыра и предложил ей, а когда она отказалась, разделил кусок пополам и заставил съесть. При этом губы девушки слегка коснулись его пальцев, и Исам пожалел, что у него больше нет еды и он не сможет еще раз ощутить ее прикосновение.

Потом он вспомнил, как они познакомились. Ему сразу понравились ее достойный вид, янтарные глаза и пышные волосы, благодаря чему она выгодно отличалась от толстых и румяных жительниц Фульды, но окончательно покорили его храбрость девушки, ее порывистый, горячий нрав. В отличие от любого нормального мужчины то, что Тереза умела читать, не отталкивало его, а привлекало. Ему нравилось, как внимательно она слушает, да он и сам с удовольствием слушал ее рассказы о родном Константинополе.

И вот теперь он тут, рядом с ней, готовый помочь в этом странном деле, где непонятно, что – правда, а что – ложь.





27




Когда голоса разбудили Горгиаса, уже стемнело. Ему хватило времени лишь что-то на себя набросить и спрятаться. Второпях он ударился культей и чуть не вскрикнул от боли. Скрючившись, как мог, он молил Господа о защите. Вскоре голоса приблизились, и он понял, что пришельцев двое, а затем, в колеблющемся свете факелов, разглядел их: один был высокий и белокурый, второй по виду похож на священника. Войдя в хижину, они стали заглядывать во все углы, отбрасывая попадавшиеся под ноги предметы. В какой-то момент светловолосый подошел к Горгиасу почти вплотную, и тот уже думал, его вот-вот обнаружат, но неизвестный неожиданно повернулся, сделал знак священнику, оба скинули с плеч мешки, поставили их в нескольких шагах от его укрытия и растворились в ночи.

Подождав и убедившись, что возвращаться никто не собирается, Горгиас высунул голову и уставился на едва различимые в темноте мешки. Вдруг один из них зашевелился, и Горгиас, вздрогнув, снова спрятался. А вдруг там какой-нибудь раненый зверь, подумал он и, решив проверить, осторожно приблизился к ним.

Двигался он с трудом. За последнюю неделю с рукой стало так плохо, что несколько дней он пролежал без еды, не в силах подняться, в ожидании скорой смерти. Если бы силы позволили, он возвратился бы в Вюрцбург, но лихорадка вконец измотала его.

Добравшись до мешков, он потрогал один сначала палкой, затем рукой – внутри опять кто-то зашевелился и раздался слабый жалобный звук. Горгиас отступил, но звук, похожий на стон, повторился. Перепуганный, он раскрыл мешки, и глаза у него чуть не вылезли из орбит – перед ним, с кляпами во рту, лежали дочери Уилфреда.

Горгиас тут же освободил их от веревок, приподнял ту, у которой глаза были открыты, и похлопал по щекам ту, которая, похоже, спала, однако никакой реакции не последовало. Он подумал, что девочка мертва, и слегка приподнял ее за подбородок, как вдруг малышка закашлялась, расплакалась и, всхлипывая, стала звать отца. Горгиас понял, что если те двое их услышат, то непременно вернутся и убьют всех троих, поэтому схватил девочек в охапку и укрылся в одной из подземных галерей в надежде, что каменные своды заглушат детский плач. Однако успокаивать их не пришлось – они погрузились в какой-то необычно глубокий сон и проспали до самого утра.

Горгиас же, как и в предыдущие дни, почти не спал, и хотя лихорадка по-прежнему трепала его, присутствие девочек давало слабую надежду, которой он долгое время был лишен. На рассвете он встал и долго смотрел на них. Лица у них были мертвенно бледные, даже синеватые, поэтому он решил разбудить их и начал слегка встряхивать, боясь причинить боль. Когда девочки наконец открыли глаза, он приподнял ту, что выглядела менее вялой, пригладил ей локоны и посадил, словно тряпичную куклу, прислонив к тележке. Девочка зашаталась, но все-таки сохранила равновесие, хотя и ударилась головой о свою опору. Горгиасу показалось, малышка не в себе, так как она не издала при этом ни звука. Вторая вообще была словно в дурмане, и пульс у нее почти не прощупывался. Горгиас полил ей на голову воды, хранившейся в галерее, но она даже не шелохнулась. Он не знал, почему их тут бросили, но понимал, что им нужна помощь, значит, их следует доставить в Вюрцбург.

Когда встало солнце, он вынес девочек наружу. Стоявший там холод предвещал непогоду. Как ему поступить с малышками, если он сам еле держится на ногах? Бродя по окрестностям, он нашел деревянный ящик, привязал к нему веревку, вторым ее концом обвязал себя за пояс, дотащился до девочек и посадил их внутрь, приговаривая, что сейчас они поедут в этой чудесной маленькой повозке, однако девочки оставались глухи и немы. Горгиас погладил их по головкам и дернул за веревку. Ящик не двинулся с места. Тогда он разгреб лежавшие на пути камни, дернул еще раз, и ящик с глухим скрежетом тронулся вслед за Горгиасом в Вюрцбург.



Горгиас не прошел и половины мили, как камни сменились глиной, и, сделав пару шагов, он без сил рухнул на землю.

Он лежал ничком, и даже плач одной из малышек не смог заставить его подняться – лишь хриплое дыхание вырывалось из груди. Кое-как он отполз в сторону от дороги и, пытаясь отдышаться, понял, что не сможет осуществить задуманное. Боль в культе иглой впивалась в легкие, но он уже не обращал на это внимания. Привалившись к каменистому откосу, Горгиас разрыдался от отчаяния. До себя ему дела не было, но нужно было спасать девочек.

С того места, где он сидел, вдали был виден Вюрцбург: нагромождение построек за стенами, возвышающиеся над ними крепостные башни, дым из труб, поднимающийся в чистое небо, первая легкая зелень на полях… Никогда ему туда не добраться! Горгиасу вспомнилась лежащая в этой земле дочь, с которой он скоро воссоединится.

Вдруг, глядя на расщелины, он кое-что придумал. Вынул девочек из ящика, из последних сил ногами расколотил его, сгреб щепки в кучу, накрыл их шерстяной тряпкой, вокруг обложил камнями, чтобы искры не разлетались понапрасну, достал огниво и ударил по кремню. Горгиас молил Бога, чтобы тряпка занялась, но Всевышний был глух к его мольбам. Даже заметив, что материя влажная, он не отступился, пока силы не покинули его. Тогда, вконец измотанный, он швырнул огниво на землю, проклиная эту чертову тряпку.

Спустя несколько минут он вспомнил о спрятанном за балкой в хижине пергаменте, который прекрасно можно использовать в качестве трута, но стоило ему подняться, как все вокруг завертелось.

Горгиас понял: ему отсюда не выбраться. Девочки по-прежнему молчали, будто одурманенные. И все-таки он снова схватил огниво и что было мочи ударил по кремню. Каково же было его изумление, когда искры огненным дождем посыпались на материю, а после еще нескольких ударов в месте падения одной из них появилась золотистая точка. Горгиас начал раздувать ее, и вот уже рядом возникла другая, сразу ставшая алой. Он без остановки бил и бил по кремню, и пылающих точек становилось все больше. Потом появились тоненькие струйки дыма, вскоре сгустившегося, и наконец дрожащий огонек пополз по тряпке, постепенно разгораясь.

Горгиас молился, чтобы кто-нибудь в Вюрцбурге заметил костер и пришел сюда, а как только он удостоверится, что девочек нашли, сразу уйдет обратно в горы. Вдруг огонь начал ослабевать, и хотя он подбросил валявшиеся вокруг дощечки и щепки, те сгорали слишком быстро, и скоро от костра осталась лишь кучка тлеющих угольков.

Когда последний из них погас, Горгиасом овладело уныние. Одержимый глупой идеей, он уничтожил единственное средство передвижения, и теперь оставалось только ждать, пока все они погибнут от холода или станут жертвой диких зверей. Горгиас снял плащ и укрыл им девочек. На мгновение ему почудилось, будто более подвижная малышка улыбнулась. Он устроился рядом с ними, надеясь согреть их своим телом, и незаметно уснул. Во сне он видел Терезу.



Горгиас решил, что уже умер, так как, проснувшись, обнаружил рядом свою дочь – окруженную светлым ореолом, радостную, с сияющими глазами цвета меда и по обыкновению растрепанными волосами. Она говорила какие-то ласковые, ободряющие слова и нежно обнимала его. С ней был ангельского вида молодой человек с темными волосами.

Горгиас попытался что-то сказать, но лишь всхлипнул. Вдруг он почувствовал, что его поднимают, сквозь туман увидел рядом малышек и остатки костра, снова взглянул на Терезу, которая по-прежнему обнимала его, и потерял сознание.






*****


Как Исам ни старался, ему не удалось успокоить Терезу.

Девушке так хотелось отыскать отца, что, заметив в то утро в окрестностях шахты костер, она не смогла сдержать слез – значит, он жив. А потом, когда они действительно нашли его, спящего возле девочек, Тереза опять расплакалась и без конца обнимала Горгиаса, пока Исам не напомнил, что пора возвращаться.

На обратном пути молодой человек нес девочек, а Тереза вела под уздцы лошадь, на которой, словно куль, лежал так и не пришедший в себя Горгиас. Поначалу она от радости не замечала, что отец не слышит ее, и рассказывала, где побывала, что случилось в Фульде, как она по нему тосковала, однако в конце концов поняла, что он без сознания, а культя пахнет мертвечиной. Когда она сказала об этом Исаму, тот нахмурился и покачал головой.

– Я хочу сказать… Нужно показать его врачу. – Он боялся напугать девушку. – Уверен, его вылечат.

Однако Тереза все-таки встревожилась, и Исам попытался отвлечь ее разговором о близнецах.

– Кто-то ведь оставил их в шахте, – заметил он.

Тереза ничего не ответила, так как ее отец точно был ни при чем – он не смог бы принести туда даже курицу.

Они уже преодолели примерно половину пути, когда за одним из холмов увидели группу крестьян, которые направлялись к ним, размахивая серпами и косами. Шедшие во главе стражники приказали им остановиться. Исам подумал, они хотят получить вознаграждение от Уилфреда; непонятно только, как они их нашли. К счастью, Исам увидел среди стражников Граца, одного из своих доверенных людей, и через него попросил лучников опустить оружие. Однако несколько человек, ослепленных алчностью, решительно направились к ним. Исам, положив девочек на землю, обнажил меч, но не успел взмахнуть им, а один из крестьян уже был поражен стрелой. Исам взглянул на Граца – тот еще не успел опустить лук. Остальные нападавшие резко остановились, словно споткнулись о невидимую преграду, и стоило кому-то бросить оружие, как все последовали его примеру. Увидев, что ситуация изменилась, стражники отогнали разгоряченных крестьян и предложили Исаму лошадь.



По дороге Грац сообщил Исаму, что некий неизвестный в капюшоне узнал, где спрятаны девочки.

– Вероятно, он сказал какому-то священнику, а тот – Уилфреду, и сегодня утром нам приказали устроить облаву.

Исам подивился такому совпадению, особенно когда выяснилось, что неизвестный обвинил Горгиаса в похищении близнецов. Он поблагодарил Граца за помощь, и они вместе добрались до крепостных ворот, где их уже ждала возбужденная толпа. По-видимому, прискакавшие ранее стражники предупредили людей об их скором прибытии.

Вдруг ворота открылись и вдали появился Уилфред. Он хлестнул собак, и повозка, кренясь и подпрыгивая, покатила по дороге. Алкуин, Ценон и Рутгарда, не совсем понимая, что происходит, заторопились за ним. Когда граф выехал из крепости, Исам поднес ему близнецов. Уилфред обнял их, и царивший в городе кошмар закончился.

Пока Ценон осматривал девочек, Тереза не могла совладать с собой от волнения, даже ногти начала грызть. И врач, и Алкуин сошлись во мнении, что девочек опоили каким-то сонным снадобьем, однако разошлись в том, сколько времени потребуется для их восстановления. Когда же, наконец, дошла очередь до Горгиаса, Уилфред вместо осмотра велел отнести его в подземную темницу.

Сколько Тереза ни умоляла оказать отцу помощь, граф остался непреклонен, даже пригрозил отправить и ее туда же, если не отстанет со своими просьбами. Девушка сказала, ей все равно, однако Исам насильно увел ее.

– Пусти меня, – сквозь всхлипывания произнесла Тереза, пытаясь вырваться.

Исам только крепче обнял ее и велел успокоиться.

– Разве ты не понимаешь, что так ничего не добьешься? Его осмотрят, но попозже, – пообещал он.

Переживания утомили девушку, и она перестала сопротивляться. В зале капитула она увидела Хооса, беседующего с Алкуином, и инстинктивно отпрянула, прижавшись к Исаму. Молодой человек направился к Хоосу, но тот развернулся и вышел.

Исам и Тереза вместе поели, расположившись на конюшне. Девушка предпочла бы кухню, но ее спутник решил, что среди сена и соломы будет спокойнее. За едой Исам разоткровенничался и сказал, что за исключением двух-трех своих людей никому не доверяет.

– Даже этому Алкуину. Я познакомился с ним при дворе, он человек умный и уважаемый, и тем не менее… После всего, что ты рассказала…

Тереза рассеянно кивнула, поскольку в тот момент ее волновало лишь одно – как можно быстрее помочь отцу. Она напомнила Исаму о его обещании, и тот заверил ее, что сразу после еды непременно разыщет Ценона. Он уже с ним договорился, нужно только как следует ему заплатить.

– Скажу, мне необходимо побеседовать с твоим отцом. Вряд ли мне станут чинить препятствия.

Тереза хотела пойти с ним, но Исам резонно возразил, что это может вызвать подозрения.

– Тогда подкупи тех, кто его охраняет, или скажи, что без меня он не заговорит.

– Ну конечно! Ты, я, Ценон… Кого еще ты хочешь пригласить? Мы ведь не на пир собираемся.

Тереза гневно посмотрела на него, отшвырнула тарелку и ринулась к выходу, однако Исам тут же догнал ее и извинился за грубость. Он нервничает, признался он, так как не понимает, с кем ему приходится бороться.

– Разве ты не видела Уилфреда? Была бы его воля, он бы одним взглядом испепелил твоего отца, – сказал молодой человек.

– Если дело в деньгах, ради Бога, заплати, а в Фульде я тебе верну, у меня ведь там земли. – Девушка и забыла, что Исам знает о ее владениях.

– Да не в деньгах дело… Черт возьми, Тереза! Этот неизвестный убил двоих или даже троих, если считать Корне, а с девочками творится что-то непонятное, возможно, они больны. Нужно постоянно быть настороже, иначе мы станем следующими.

Тереза примолкла, но Исам понял, что никакие угрозы не заставят ее отказаться от встречи с отцом. Тогда он попросил девушку все время быть рядом с ним, пока ситуация не прояснится.

– А как же скрипторий? Я обещала Алкуину помочь ему.

– Ради всего святого, забудь ты о скриптории, Хоосе и этом проклятом Алкуине! А теперь пойдем поищем Ценона, пока он не опустошил все винные погреба.



Врача они отыскали на одной из улочек, где он пользовал какого-то местного жителя, потерявшего в драке три зуба. Ценон поинтересовался, зачем они пришли, однако Исам сделал вид, будто не слышит, и спросил о состоянии девочек. Только когда мужчина удалился, Исам открыл цель их визита.

– Сожалею, но Уилфред запретил мне навещать его, – сказал врач, вытирая испачканные в крови руки. – Хотя и не понимаю, почему – в конце концов, он все равно умрет.