Скриба

– Вы имеете в виду умершего Ротхарта? – вмешался Лотарий. – Но это же случайность! А вообще вам не кажется странным, что человек, отравивший весь город, сам умер от отравления?

– Возможно, это не такая уж случайность, – с вызовом бросил монах.

Между тем Тереза, укрывшись на хорах, не знала, кому верить – Алкуину или Лотарию. Она помнила, что Хоос давно предостерегал ее насчет монаха, а теперь, похоже, сам король начинает сомневаться в своем посланнике, убежденный доводами Лотария. Ей очень хотелось верить в его невиновность, но опять же, зачем он запер ее в ризнице?

– Вы знакомы с некоей Терезой? – снова услышала она голос епископа.

– К чему этот вопрос? Вы знаете ее не хуже меня, – ответил Алкуин.

– Да. А правда ли, что вы не один час провели вместе с ней за работой?

– Я по-прежнему вас не понимаю.

– Если вы не понимаете, то мы тем более. Разве не странно, что молодая и привлекательная, насколько я помню, девушка по вечерам помогает монаху выполнять работу, к которой она, будучи женщиной, не способна? Признайтесь же, Алкуин, что вы интересуетесь не только торговлей, но и дочерьми Евы.

– Придержите ваш язык, это непозволительно…

– А теперь велите мне замолчать! – Епископ натужно рассмеялся. – Ради Бога, сознавайтесь. Разве вы не заставили ее поклясться, что она будет молчать о том, что вы ей рассказали, не угрожали ей? Не собирались, злоупотребив своим положением, знаниями и слабостью женского ума, скрыть свои отвратительные планы?

Алкуин вплотную придвинулся к Лотарию:

– Какие планы вы имеете в виду? Видит Бог, я всегда говорю правду.

– Не сомневаюсь и полагаю, Бог также знает о вашей попытке совершить отравление, да? – как бы между прочим произнес епископ.

– Ради всех святых, не смешите меня.

– Ах, значит, это я смешон! Ну что ж, посмотрим, что скажет наш король Карл Великий. Людовик, идите сюда!

Приор медленно подошел, презрительно глядя на Алкуина.

– Дорогой Людовик, не соблаговолите ли вы рассказать, что видели на прошлой неделе во время казни Борова? – попросил Лотарий.

Проходя мимо Карла Великого, приор поклонился, затем выпрямился, будто жердь проглотил, и заговорил так важно, словно от его свидетельства зависело решение этого запутанного дела.

– В тот день мы все были в большом возбуждении, – начал он. – Я имею в виду монахов, присутствовавших на казни. К сожалению, я издалека плохо вижу, поэтому воздавал должное всякой еде и рассматривал приглашенных. Вот тут-то я его и заметил, – сказал приор, указывая на Алкуина. – Меня удивило, что он поднял бокал, поскольку этот британец обычно не пьет, но еще больше меня удивило то, что вместо своего он взял бокал Лотария. Потом я увидел, как он отвернул на кольце крышечку и что-то всыпал в бокал, а Лотарий, как только выпил из него, сразу упал. К счастью, нам удалось помочь ему, прежде чем яд оказал свое смертельное действие.

– Это правда? – спросил Карл Великий Алкуина.

– Конечно нет, – резко ответил тот.

Вдруг Лотарий схватил Алкуина за правую руку и дернул за сверкавшее на ней кольцо. Алкуин пытался вырваться, но в этот момент крышка открылась, и белый порошок посыпался на плащ Карла Великого.

– А это что? – Монарх поднялся.

Алкуин, не предвидевший такую ситуацию, не смог произнести ничего членораздельного, но Лотарий ответил за него:

– Это то, что скрывается в темной душе человека, который призван нести слово Господне, а вместо этого брызжет ядом зла. Аббадон, Асмодей, Белиал, Левиафан – любой из них гордился бы таким другом. Алкуин Йоркский… Человек, способный лгать ради собственной выгоды, замалчивать правду, позволять умирать другим, чтобы оградить себя, способный убивать, – он стряхнул с плаща Карла Великого порошок, – чтобы не быть разоблаченным. Но я открою вам истинное лицо этого чудовища. Он первым уличил Коля, однако не задержал его, а стал шантажировать в надежде отобрать часть богатства. Он солгал ему с целью завоевать доверие и продолжает лгать сейчас, якобы защищая его, а на самом деле – себя. Тереза, его помощница, устыдившись тяжести греха или не пожелав участвовать во второй попытке убийства, во всем мне призналась. – Епископ победоносно взглянул на Алкуина. – А теперь можете выдумывать сколько хотите, ибо никто из рожденных с благословения Господа больше не станет слушать ваше жалкое тявканье.

Алкуин молча обводил взглядом лица, на которых читалось осуждение, затем взял Библию и положил на нее правую руку:

– Перед Всемогущим Богом клянусь спасением моей души, что ни в чем из предъявленного мне не виноват, и если вы дадите мне немного времени…

– Времени, чтобы продолжать убивать? – перебил его Лотарий.

– Я поклялся на Библии. Поклянитесь теперь вы, – с вызовом бросил Алкуин.

– Ваша клятва значит не больше, чем клятва той девушки, которая вам помогала, а то и меньше. Катулл утверждал, что женские клятвы – это дыхание ветра и пена волны, а ваши испаряются еще до того, как вы их произнесете.

– Прекратите болтовню и поклянитесь! – воскликнул Алкуин. – Или боитесь, что Карл Великий лишит вас должности?

– Как же быстро вы забыли наши законы! – Лотарий снисходительно улыбнулся. – Мы, епископы, не из тех подданных, которым даруют должности, и клятвы приносить мы тоже не обязаны. Да будет вам известно, сместить нас уполномочены только церковные власти, а церковь не является собственностью короля, и он по своей прихоти не может ни предоставить нам место, ни лишить его. Все, что связано с церковью, освящено Господом. Но даже если бы я мог поклясться… Как вы осмеливаетесь требовать этого от меня? Если вы считаете, что моя клятва будет истинна, зачем она вам, а если думаете, что ложна, то, требуя ее, вы заставляете меня согрешить, усугубляя свой собственный грех.

Алкуин хотел возразить, но, к несчастью, Карла Великого убедили доводы Лотария.

– Вполне очевидно, что мельник виновен, – заявил монарх. – Неопровержимо установлено, что в его зерне найдено, судя по всему, ядовитое семя, и я не вижу причин защищать его, Алкуин. К тому же, по словам Лотария, вы тоже в этом замешаны.

Алкуин строго посмотрел на него:

– С каких это пор невиновный должен сам себя защищать? И где те двенадцать человек, которые должны доказать его вину? Все сказанное Лотарием – глупость, чепуха и вздор. Если вы дадите мне несколько часов, я вам покажу…

Тут сзади раздался страшный грохот, и все в испуге обернулись.

Тереза спряталась за балюстрадой. Оказывается, стараясь получше расслышать, о чем говорят, она оперлась на канделябр и тот рухнул вниз. Один из присутствующих заметил на хорах чью-то тень, и по его приказу двое служек бросились туда, а обнаружив там девушку, пригнали ее вниз. Лотарий велел Терезе встать на колени и попросить прощения за свое поведение.


– Да это же охотница на медведей, – удивился монарх. – Можно узнать, зачем ты пряталась там, наверху?

Девушка поцеловала королевское кольцо и стала умолять смилостивиться над ней, а потом, запинаясь, рассказала, что искала пропавшую подругу, которую считала умершей, но та оказалась живой; что она не подслушивала, а всего лишь хотела узнать, почему Хельга Чернушка убежала от нее.

Когда Тереза закончила свой сбивчивый рассказ, Карл Великий взглянул на нее сверху вниз и подумал, не сошла ли она с ума, однако потом решил, что, несмотря на сумбурность изложения, скорее всего это не выдумки.

– Неужели ты надеялась найти свою подругу на хорах?

Тереза покраснела.

– Это помощница Алкуина, мой господин, – по обыкновению вмешался Лотарий. – Не желаете ли ее допросить?

– Сейчас нет. Хотелось бы ненадолго прерваться. Возможно, с помощью молитвы удастся найти какое-то решение.

– Но, ваше величество, как же так… Этот человек заслуживает немедленного наказания, – не сдавался епископ.

– После молитвы, – отрезал монарх. – А пока пусть находится под стражей в своей келье. – Он махнул рукой, чтобы Алкуина увели, и сам вышел через боковую дверь, оставив Лотария с раскрытым ртом.

Придя в себя, епископ подошел к караульному, который должен был сопровождать Алкуина, и велел убедиться, что тот не сможет покинуть келью. О Терезе он на время забыл.

– Если захотите выйти, пожалуйста, через окно, – съязвил Лотарий.

В сопровождении двух караульных Алкуин направился в свое жилище. Тереза пошла за ним, то и дело бормоча извинения, однако в ответ монах лишь ускорил шаг.

– Я не хотела, чтобы вас обвинили, – в очередной раз произнесла девушка.

– Однако, если верить Лотарию, получается именно так, – ответил Алкуин, не поворачивая головы.

Они уже почти дошли до кельи, а Тереза все продолжала извиняться, сама не понимая почему – ведь, в конце концов, он использовал ее в своих целях, зачем-то запер в ризнице, и вообще, если бы он один занимался этим делом, то до сих пор не установил бы, что причина всех смертей кроется в пшенице. Да еще этот пергамент, где его рукой написано, будто Коль виновен, хотя ей он никогда ничего подобного не говорил. Пока она размышляла, Алкуин вошел в келью, но успел сказать по-гречески:

– Возвращайся в скрипторий и еще раз просмотри полиптихи.

Потом он протянул ей руки, и Тереза молча сжала их. Когда Алкуин скрылся внутри и стражник запер дверь, девушка побежала на кухню, прижимая к груди незаметно врученный ей ключ.





18




Когда Тереза пришла, Фавила сражалась с курицей, и девушка поняла, что, поскольку казнь опять отложили, ей приходится торопиться с едой.

– Ты уже знаешь? Не понимаю, чего они никак не казнят этого убийцу, – вместо приветствия сказала кухарка, с остервенением ощипывая перья.

Тереза кивнула. Как ни печально это сознавать, но Фавила нисколько не сомневалась, что именно Боров убил дочь мельника.

– Ты не видела Хельгу? – на всякий случай спросила девушка.

Фавила, разрубая курицу на куски, покачала головой.

– Я так и думала, – сказала Тереза, взяла кусок черствого хлеба, попрощалась с кухаркой и ушла.

Нужно было подождать, пока все соберутся в трапезной, и тогда тайком проникнуть в скрипторий. Наконец момент настал, и хотя девушка бывала там много раз, от страха теснило в груди и сжимало горло. Она вставила ключ в замочную скважину, повернула, быстро вошла и заперла за собой дверь. Камин еще горел, и приятное тепло охватило ее, заставив порадоваться, что епископу пришло в голову соорудить его в этом холодном помещении.

На столе лежали раскрытые документы, над которыми, видимо, недавно работали. Тереза приложила палец и почувствовала, что чернила еще не до конца высохли. Значит, минут десять назад, прикинула она. Ничего интересного она не обнаружила, лишь несколько эпистол за подписью Лотария, в которых он призывал других епископов строго следовать установлениям святого Бенедикта.

Девушка быстро нашла уже знакомый полиптих, но он оказался прикован к полке, поэтому она вытащила его, насколько смогла, и начала листать. Очень мешали соседние тома, однако она все-таки нашла лист, откуда соскребли запись двухлетней давности о торговле зерном с соседним Магдебургом, которую она с помощью золы в свое время все-таки прочитала.

Сколько она ни смотрела на текст, ничего нового не находила – знакомые буквы, знакомые фразы… Что она тут делает, зачем опять помогает Алкуину? Ведь она даже не знает, виновен монах или нет. Если ее тут застанут, решат, что они в сговоре, что она – сообщница убийцы, и жизнь ее, вполне вероятно, закончится на костре. Нет, нужно уходить и как можно быстрее забыть об этом деле.

Тереза уже собиралась закрыть книгу, и вдруг в голове словно что-то вспыхнуло, и она увидела «In nomine Pater»51. Девушка внимательно рассмотрела буквы, несколько раз медленно прочитала три коротких слова.

«In nomine Pater». Почему они привлекли ее внимание? Ведь это обычная формула, с которой принято начинать письма.

И тут ее осенило. Пресвятой Боже, вот оно! Предвкушая долгожданную находку, Тереза подбежала к разложенным на столе документам, быстро отыскала подписанные Лотарием эпистолы, дрожащими руками разгладила их и сравнила почерк.

«In nomine Pater».

Тот же наклон… те же линии… те же буквы!

Записи о продаже зерна были сделаны рукой Лотария. Она перекрестилась и вдруг, пронзенная страшной догадкой, отступила.