Скриба

Девушка уже собиралась отойти, но вдруг Алкуин поднялся и направился к толпе, среди которой, опустив голову, стояла какая-то женщина. Он коротко поговорил с ней и возвратился, а когда женщина подняла голову, Тереза узнала в ней Хельгу Чернушку. Двигалась она так легко, словно никогда и не болела.

Не успела девушка оправиться от удивления, как услышала приближающиеся голоса и, подбежав к решетке, увидела двух послушников, наводивших чистоту в трансепте. Тереза резко подалась назад и налетела на скамью, которая загрохотала на всю церковь. Послушники, встревоженные, направились к ризнице.

Девушка хотела спрятаться, но не нашла где. Тогда она схватила пурпурную сутану, закуталась в нее, легла на пол лицом вниз и накинула капюшон, поэтому подошедшие к решетке послушники решили, что перед ними – потерявший сознание священник. Еще более обеспокоенные, они стали звать его, но Тереза не шевелилась, и тогда произошло то, на что она и рассчитывала: один из послушников достал из ниши ключ и открыл дверь. Девушка подождала, пока он наклонится к ней, затем одним прыжком вскочила, оттолкнула его, проскользнула мимо другого и была такова, оставив послушников в недоумении, не дьявол ли наведался в их церковь.

Тереза без препятствий вышла наружу, так как, кроме двух послушников, все остальные служители были на площади, и довольно легко пробралась сквозь толпу благодаря своей необычной и яркой одежде, однако возле ограды, за которой находился эшафот, стражник остановил ее. Девушка испугалась. Если ее схватят в одежде священника, то непременно обвинят в ереси, поэтому она не раздумывая сбросила сутану, и несколько женщин сразу набросились на нее, яростно вырывая друг у друга. Тереза воспользовалась неразберихой и спряталась за каким-то крестьянином в два раза толще нее, а когда стражнику удалось разогнать спорщиц, девушки уже и след простыл.

Вскоре Тереза добралась до возвышения для избранных, но, к ее удивлению, оно оказалось пустым.

– Они вдруг все встали и ушли, – сообщил продавец сосисок, гордый своей осведомленностью.

Девушка купила у него полсосиски, и торговец рассказал, что Лотарий и высокий монах начали спорить, и если бы не король, неизвестно, чем дело бы кончилось.

– Монарх рассердился и велел им разбираться где-нибудь в другом месте, а потом встал и ушел, и все покорно, как овечки, побрели за ним.

– А куда они пошли?

– Наверное, в собор. Проклятье! Если они вскорости не вернутся, не знаю, смогу ли я продать эти чертовы сосиски, – проворчал торговец, повернулся и снова начал зазывать покупателей.

Взглянув на собор, Тереза опять увидела Хельгу Чернушку. На этот раз женщина тоже увидела ее, но сделала вид, что не замечает, опустила голову и быстро направилась ко входу во дворец. Тереза, подбежав, увидела лишь, что Хельга закрывает дверь на засов.

Вместо того чтобы подождать снаружи, девушка, повинуясь какому-то импульсу, влезла в окно и услышала удаляющиеся шаги Чернушки. Она решила, что догонит ее, если пройдет через хоры, а потому открыла дверь на балкон и увидела возле алтаря целую толпу церковнослужителей, которые что-то горячо обсуждали. Напротив стояли Лотарий и Алкуин, а слева от них – Коль, с кляпом во рту и следами пыток на теле.

Терезу это так удивило, что она забыла про Хельгу и, забившись в угол, стала прислушиваться. Алкуин явно защищал мельника, но Лотарий резко оборвал его.

– Хватит нести галиматью. С соизволения короля и святого престола и с благословения Господа. – Он сделал шаг вперед и оказался перед Алкуином. – Нам достоверно известно только то, что десятки людей по непонятной причине умерли и что ни врачи, ни наши молитвы не смогли спасти их. И самое примечательное в этой истории не то, что виновником болезни, коим сначала считали дьявола, на самом деле является отвратительное человеческое существо, – он указал пальцем на Коля, – а то, что этого мерзавца защищает ни много ни мало как Алкуин Йоркский, на которого возложена защита нашей церкви.

Шепот пробежал по храму. Епископ продолжил:

– Как я уже сообщал, сегодня утром наш посланник, ведающий всеми съестными припасами, обнаружил спрятанную во владениях Коля пшеницу, которая, видимо, и является источником заболевания. Он не мог дать никаких объяснений насчет этого зерна, пока телесные истязания не заставили раскаяться его заблудшую душу. Но теперь, когда мельник признался в своем гнусном преступлении, я спрашиваю себя, так ли уж он виноват? Коль – простой человек, привыкший к богатству, обученный лишь тому, чему можно научиться на поле, и потому жадный, ибо жадности сильнее всего подвержены те, кто духовно беден. Принимая во внимание все это, а также его регулярные щедрые пожертвования на нашу общину, которые он, несомненно, будет делать и впредь, его, возможно, даже освободят. Тут все более-менее понятно. Но почему Алкуин Йоркский, ученый и высокочтимый муж, пользуясь своим влиянием, знаниями и положением, выступает против разумных и очевидных фактов, мне непонятно.

Тереза удивилась, что Лотарий больше нападает на Алкуина, чем на Коля, но, по крайней мере, наконец-то нашли виновного.

– Итак, досточтимые братья, – продолжил епископ, – как видите, Коль – убийца, Алкуин – его защитник. И если верно то, что торговля зерном дала Колю возможность не только разбогатеть, но и распространить заразу, не менее верно и то, что Алкуин, зная истинную причину всех смертей, утаил ее, а теперь, отчаянно пытаясь скрыть свое участие в этом деле, изо всех сил выгораживает признавшегося в содеянном преступника.

Алкуин кипел от возмущения.

– Ну что ж, если вы кончили нести ерунду…

– Ерунду, говорите? Несколько членов общины слышали, как задержанный признал свою вину.

Два священнослужителя утвердительно кивнули.

– По-вашему, они тоже лгут?

– Насколько я знаю, признание было вырвано под пыткой.

– А вы что предлагаете? Кормить его пирожками?

Алкуин скривился.

– Уже не первый раз невинный признается в совершении преступления, трепеща перед инструментами палача, – бросил он.

– Вы думаете, здесь произошло именно это? – задумчиво произнес Лотарий. – Ну что ж, предположим, кого-то обвинят в совершении самых жутких преступлений, о которых даже говорить страшно, например в адюльтере или убийстве. Предположим далее, он их не совершал, но, чтобы избежать пыток, признал свою вину, то есть оговорил себя. Пусть при этом он не произнес клятвы, все равно он совершил ужасный грех, даже худший, чем если бы оговорил ближнего. А разве из этого не вытекает, что тот, кто раз солгал, променяв добродетель на грех, навсегда погрязнет во лжи?

Алкуин отрицательно покачал головой. Вдруг Карл Великий поднялся, сразу превратив двух спорщиков в коротышек.

– Досточтимый Лотарий, я не сомневаюсь в виновности мельника, равно как и в том, что его арест положит конец жуткой череде смертей. Но не забывайте, с кем вы разговариваете, – обвинения, выдвинутые вами против Алкуина, столь серьезны, что нужно или их доказать, или извиниться перед ним так, как того требуют его должность и положение.

– Наш обожаемый монарх, – тут Лотарий подчеркнуто низко поклонился, – всем известно ваше расположение к этому британцу, которому вы доверили воспитание ваших детей. Именно поэтому я призываю вас обратить особое внимание на мои доказательства, которые, надеюсь, заставят вас прозреть.

Карл Великий сел и предложил Лотарию продолжать.

– Алкуин Йоркский… До недавнего времени я сам почтительно склонялся перед этим именем, символизировавшим мудрость и порядочность. Однако за серьезным, бесстрастным, непроницаемым лицом скрывается душа эгоиста, одержимого завистью и тщеславием. Я спрашиваю себя, скольких еще он обманет и сколько еще преступлений совершит.

Карл Великий нетерпеливо кашлянул, и Лотарий перешел к делу.

– Вам нужны доказательства? Я предоставлю их столько, что вы будете недоумевать, как могли доверять этому орудию дьявола. Но прежде позвольте моим людям увести отсюда Коля.

Лотарий хлопнул в ладоши, и трое слуг тут же вывели Коля из собора, однако вскоре вернулись с одетой в траур женщиной, которая оказалась женой мельника. Она выглядела встревоженной, но Лотарий попытался успокоить ее:

– Если вы нам поможете, ничего плохого не произойдет. А теперь поклянитесь на Библии.

Женщина принесла клятву, поклонилась монарху и села на предложенный Лотарием табурет. Из своего убежища Тереза видела, что она растерянна и даже слегка дрожит. Девушка вспомнила, что видела ее на мельнице, когда ходила туда с Алкуином.


– Не забывайте, вы поклялись на Библии. А теперь напрягите вашу память и скажите, узнаете вы этого человека? – Лотарий указал на Алкуина.

Женщина нерешительно подняла голову и кивнула.

– Был ли он неделю назад на мельнице?

– Да, ваше преосвященство, был… – И женщина безутешно расплакалась.

– Знаете ли вы, зачем он приходил?

Женщина вытерла слезы:

– Вряд ли. Муж попросил приготовить что-нибудь поесть, пока они будут говорить о делах.

– О каких делах?

– Точно не помню. Думаю, о покупке зерна. Умоляю вас, ваше преосвященство, мой муж добрый человек, всегда хорошо со мной обращался, никогда не бил, это любой вам скажет. Смерть дочери – и так достаточное для нас наказание, позвольте нам уйти.

– Сначала потрудитесь ответить, и, если скажете правду, возможно, Господь и смилостивится над вами.

Женщина кивнула, судорожно сглотнула и продолжила.

– Монах попросил мужа продать ему пшеницу, но муж сказал, что торгует только рожью. Я это услышала, так как они заговорили о деньгах, и я заинтересовалась.

– Выходит, Алкуин предлагал вашему мужу сделку.

– Да, ваше преосвященство. Он сказал, что в аббатстве ему поручили купить много пшеницы. Но я вас уверяю, мой муж никогда не делал ничего плохого.

– Хорошо, можете идти.

Женщина поцеловала кольцо епископа, поклонилась Карлу Великому, искоса взглянула на Алкуина и пошла за теми же слугами, которые привели ее сюда. Когда женщина покинула собор, Лотарий повернулся к Карлу Великому:

– Итак, ваш монах занимается покупкой пшеницы. Вы знали об этом?

Король сурово посмотрел на Алкуина.

– Ваше величество, – Алкуин выступил вперед, – я понимаю, это кажется странным, но я всего лишь хотел обнаружить причину заболевания.

– А заодно провернуть выгодное дельце, – встрял Лотарий.

– Ради Бога, конечно же нет! Мне нужно было завоевать доверие Коля, чтобы добраться до пшеницы.

– О, добраться до пшеницы! Что же это получается? Коль преступник или нет? Вы его обвиняете или защищаете? Тогда, на мельнице, вы обманывали его или сейчас обманываете нас? – Лотарий повернулся к Карлу Великому. – И этому человеку, который сделал ложь своим образом жизни, вы доверяете?

Алкуин скрипнул зубами.

– Conscientia mille testes, то есть в глазах Господа моя совесть – не хуже тысячи свидетелей, а если кто-то мне не верит, по правде говоря, меня это не беспокоит.

– А должно бы беспокоить.– поскольку ни ваше красноречие, ни ваше пренебрежение не избавят вас от бесчестья, которого вы заслуживаете. Скажите, Алкуин, узнаете ли вы вот это? – Лотарий показал исписанный и измятый пергаментный лист.

– Дайте-ка взглянуть, – Алкуин внимательно рассмотрел его. – Проклятье, где вы это взяли?

– У вас в келье, естественно. – Епископ забрал у него пергамент. – Это вы писали?

– Кто вам позволил?

– У себя в епископате я не должен ни у кого спрашивать разрешения. Отвечайте, вы автор этого письма?

Алкуин нехотя кивнул.

– Вы помните его содержание? – не отставал Лотарий.

– Нет, вернее, не очень хорошо, – поправился Алкуин.

– Тогда попрошу вашего внимания, – сказал Лотарий, обращаясь прежде всего к Карлу Великому. – «С Божьей помощью составлено в третий день января и двадцать четвертый день нашего пребывания в аббатстве. Всё указывает на мельницу. Вечером Тереза нашла несколько черных рожков в зерне, хранящемся в амбарах Коля. Несомненно, мельник виновен. Боюсь, как бы зараза не распространилась по всей Фульде, однако еще не время пытаться предотвратить ее». – Лотарий с довольным видом спрятал пергамент в складках одежды. – По-моему, это не похоже на молитву монаха-бенедиктинца. А вы что думаете, ваше величество? – обратился он к королю. – Разве это не доказывает яснее ясного желание скрыть преступление?

– Похоже, это так, – с грустью признал Карл Великий. – Вы хотите что-нибудь добавить, Алкуин?

Монах ответил не сразу, но потом все-таки сказал, что имеет обыкновение записывать свои мысли для дальнейших размышлений, что никто не имеет права рыться в его вещах и что он никогда не причинил вреда ни одному христианину, однако насчет самого текста не добавил ничего.

– Но если вы подозревали Коля, почему теперь вы его защищаете? – спросил Карл Великий.

– Потому что позже я установил еще кое-что. В действительности я подозреваю его рыжего помощника, который…