Скриба

– А полиптих? Это мог сделать кто-то из монахов, умеющий писать и имеющий доступ в скрипторий.

– Не совсем так. В аббатстве полиптих находится в ведении приора, в епископате – субдиакона, но к нему также имеют доступ члены капитула, так как именно они проверяют поступление и расходование продуктов, в том числе и зерна на мельнице.

– Никогда не понимала, как организована жизнь в монастыре.

– Согласен, организация довольно сложная, но любопытная. Прежде всего, нужно помнить, что существуют четыре вида монахов. Анахореты, или отшельники живут в полном одиночестве, наедине с Богом и молитвами. Сарабаиты живут по двое, по трое или поодиночке, не подчиняясь ни Господу, ни кому-либо другому, кроме себя самих. Их закон – удовлетворение собственных желаний; все, что им нравится, – свято, что не нравится – запретно. Есть еще гироваги, которые бродят из одного ордена или монастыря в другой, являются рабами своих страстей и еще хуже сарабаитов. И наконец, кенобиты, верные Господу, живущие по уставу монастыря и послушные аббату.

– Значит, монахи Фульды – кенобиты.

– Именно так.

Тереза, захваченная рассказом, придвинулась к столу.

– Обычно монастырем или аббатством управляет аббат, а в его отсутствие – приор, и тогда это уже называется не аббатство, а приорат. Кроме них в управлении может участвовать еще один человек – субприор, а иногда и еще один. Далее следуют деканы, которые следят за посещением монахами служб и выполнением ими своих обязанностей, капеллан, занимающийся библиотекой и канцелярией, и ризничий, который ведает церковным помещением. Ему помогает младший ризничий, а ему, в свою очередь, – тот, кто следит за алтарем, и сторож.

– Но никто из них не имеет отношения к снабжению продуктами.

– Никто, кроме аббата и приоров. Любой из них мог купить или продать, не вызывая ни малейших подозрений. Непосредственно торговлей занимаются казначей, отвечающий за имущество и снабжение; эконом, отвечающий за продукты и приготовление пищи; человек, отвечающий за обработку земли, и еще один, отвечающий за жилые помещения. Те, кто занимается одеждой, трапезной или распределением среди монахов вещей, в которых почему-то возникла необходимость, не могут быть замешаны в этом деле.

– А аптекарь и тот, что работает в больнице?

– Насколько тебе известно, аптекарь умер от отравления, а за остальных, включая огородника, конюшего, сборщика милостыни и учителя в школе для бедных, я могу поручиться.

Тереза пометила что-то на вощеной табличке, и Алкуина это очень порадовало.

– Можно записать их имена.

– Я знаю лишь имя аббата – Беоций и двух приоров – Людовик и Агриппин. Что касается остальных, мне известны только их должности.

– И что вы предлагаете?

– У нас есть пара дней, прежде чем приговор приведут в исполнение, есть подозреваемые: Коль – хозяин мельницы, Ротхарт – его рыжий работник, епископ Лотарий и уже названные мной Беоций, Людовик и Агриппин, а еще есть Боров, который, несомненно, является ключевой фигурой в этой запутанной истории.

– Если бы мы могли поговорить с ним…

– После всего случившегося нам вряд ли позволят снова навестить его, но мы можем попросить жену Коля рассказать, как она нашла Борова возле трупа дочери.

Они договорились, что Алкуин побеседует с женщиной, а Тереза еще раз просмотрит полиптихи. Девушке не очень хотелось возвращаться к ним, но вновь идти на мельницу хотелось еще меньше. Немного полистав записи, она решила, что лучше навестит Борова.



По лабиринту освещенных солнцем улочек Тереза добралась до места. Пользуясь хорошей погодой, мужчины гнали скот на ближайшие пастбища, а женщины гуляли с бледными, словно обсыпанными мукой, детьми. Одна из них поздоровалась с девушкой, которую уже знала в лицо, немного поговорила с ней о погоде, и Тереза пошла дальше в хорошем настроении, чувствуя себя одной из жительниц этого чудесного города.

У скотобойни она увидела уже знакомого караульного, опять сидевшего у входа, с палкой в одной руке и куском сала в другой. По причине малочисленности зубов насладиться лакомством сполна ему никак не удавалось. От него по-прежнему пахло вином, и он, по-видимому, не признал девушку, поскольку, быстро взглянув на нее, продолжал грызть сало, будто от этого зависела его жизнь. После минутного колебания Тереза вытащила кусок яблочного пирога и показала караульному.

– Получите, если пропустите меня к Борову, – сказала она.

У караульного загорелись глаза, он схватил пирог, с жадностью откусил и быстро сжевал весь, не обращая внимания на девушку, а когда закончил, велел ей убираться. Тереза разозлилась.

– Уходи, а то палки отведаешь, – пригрозил он.

Тереза поняла, что он ее не пропустит, и решила подождать, пока его сменят, но, прохаживаясь неподалеку, вспомнила об окошке, которое Алкуин открыл в прошлый раз. Если оно не заперто, можно попробовать пробраться внутрь.

В поисках окна она обогнула здание.

Позади громоздилась дюжина небольших построек, теснивших друг друга. Когда-то в них жили мясники, теперь большинство было занято столярными и плотницкими мастерскими, бочарнями и мастерскими по починке телег и повозок. Тереза зашла в одну, наполовину разрушенную, однако помещение было довольно длинным и уходило куда-то в глубь скотобойни. Ее встретил одноглазый мужчина в кожаном фартуке, оказавшийся хозяином кузницы. Она попросила наточить скрамасакс, а сама сделала вид, будто заинтересовалась предметами, находившимися во внутреннем дворе, и с разрешения хозяина направилась туда, по дороге разглядывая стены с развешанными на них кувалдами, клиньями, молотками и зубилами, напоминавшими свиные колбасы. Пахло раскаленным металлом, и в холодный день это было приятно. Сбоку Тереза заметила дверь, которая соединяла мастерскую с помещением, вероятно, принадлежащим скотобойне. Вдруг кузнец взял ее за плечо.

– В чем дело? – спросила она, застигнутая врасплох.

– Интересуешься, что это? Загон, куда запирали животных, прежде чем перерезать им глотку, – рассмеялся хозяин. – Забирай свой скрамасакс.

Он ничего не взял с нее за работу, но предупредил, чтобы в следующий раз приходила с деньгами.

Выйдя из кузницы, девушка чуть не подпрыгнула от радости – она-таки нашла окно, и оно оказалось открыто! Теперь нужно отвлечь хозяина.

Только Тереза собралась подкрепиться оставшимся яблочным пирогом, как перед ней возник мальчуган со сморщенным, словно у старичка, личиком, в рваной одежде, свисавшей с костлявого тела.

– Хочешь кусочек? – спросила она.

Паренек был рад помочь богатой даме, путешествующей тайком и потому вынужденной переодеться в простое платье. С важным видом взяв пирог, он побежал в кузницу и повел хозяина туда, где, по словам Терезы, остались ее сломанная повозка и слуги. Когда они скрылись из вида, девушка бросилась во внутренний двор, но возле окна остановилась, не уверенная, что поступает правильно.

А вдруг Алкуин ошибается, и Боров действительно убийца? А вдруг он не привязан и набросится на нее? Тем не менее внутренний голос подсказывал ей, что если она хочет принести пользу и установить, кто же на самом деле виновен, то нужно действовать. Главное, чтобы кузнец не вернулся раньше времени.


Оглядев висевшие на стене инструменты, Тереза остановилась на кувалде, которую не смогла даже снять, а потому взяла небольшую кочергу и привязала ее к поясу. Затем сложила несколько поленьев, вскарабкалась на них и только дотянулась до нижней части окна, как услышала чьи-то шаги. Тогда она подпрыгнула, развалив поленницу, просунула в проем сначала голову, потом, изловчившись, пролезла сама и оказалась в душной темноте скотобойни. Поднявшись на ноги, девушка почувствовала, что у нее болят все кости, словно она целую ночь проспала на камнях. Сильнее всего пострадал левый локоть, которым она едва могла пошевелить. Тут со стороны окна раздался какой-то шум, и вскоре показалось лицо кузнеца. Тереза метнулась в самую темную часть помещения, скрючилась там и в страхе замерла, однако мужчина не заметил ее и слез с окна. Она надеялась, что кузнец вернется к себе, но по донесшимся до нее ударам поняла, что он заколачивает окно. Когда удары стихли, наступила полная тишина, нарушаемая лишь стуком ее сердца, а темень была такая, что ей показалось, будто она ослепла.

Ни один самый последний дурак не попал бы в столь бессмысленную ситуацию, ругала себя Тереза. Она оказалась одна, в темноте, запертая с умственно отсталым человеком, а возможно, еще и убийцей. Как можно быть такой легкомысленной? К тому же у нее не было ни кремня, ни огнива, чтобы зажечь факел.

Так она и сидела в мертвой тишине, слыша лишь собственное дыхание – тяжелое, прерывистое, словно у старика, с трудом проталкивающего воздух сквозь гортань. Удостоверившись, что кузнец ушел, она встала и начала ощупывать стену, пытаясь сориентироваться. Вдруг рука попала во что-то скользкое, и Терезу чуть не вырвало от отвращения. Наконец она добралась до окна, заколоченного досками.

Она попала в ловушку.

Тереза схватила кочергу и начала размахивать ею перед собой, потихоньку продвигаясь вперед. Свободная рука по-прежнему скользила по стене, то и дело натыкаясь на железные кольца и цепи. Вдруг мрак в конце коридора немного рассеялся, и девушка различила сначала какую-то тень, потом из полутьмы выступила чья-то съежившаяся на полу фигура, и наконец она ее узнала. В слабом свете, сочившемся сквозь крышу, Тереза разглядела Борова, обхватившего собственные колени и напоминавшего огромный зародыш.

Казалось, он спал, но девушка все равно испугалась, так как не сразу заметила привязанные к ногам цепи. Глядя на него, она подумала, что еще не поздно уйти, кликнуть караульного и честно признаться в содеянном. Конечно, ей достанется, возможно, даже палкой, но по крайней мере она останется жива. Вдруг Боров резко всхрапнул, и Тереза чуть не закричала, но вовремя сдержалась.

А Боров продолжал спать.

Когда он пошевелился, на лодыжках у него что-то блеснуло, и девушка, поняв, что это цепи, с облегчением возблагодарила Господа.

Прежде чем подойти поближе, она глубоко вздохнула, сделала несколько шагов и остановилась возле треснувшей миски с остатками еды. Дальше двигаться было опасно – Боров мог до нее дотянуться, поэтому она слегка наклонилась, чтобы получше рассмотреть его. Спутанные грязные волосы, разодранная одежда, на лице – засохшая кровь. Даже во сне веки его были приоткрыты и сквозь них виднелись застывшие, как у зарезанной свиньи, зрачки. Он тяжело дышал и иногда хрипло кашлял, каждый раз пугая девушку.

Наконец она решилась – дотронулась кочергой до его ноги, и Боров тут же поджал ее, словно от укуса насекомого. Тереза вздрогнула, но продолжала тихонько толкать его, пока он не очнулся. Сначала Боров не понимал, что происходит, но мало-помалу пришел в себя, а увидев девушку, испугался и попытался отодвинуться, насколько позволяли цепи. Его страх воодушевил Терезу, однако на всякий случай она держала кочергу наготове, чтобы пробить ему голову, если он попытается напасть.

Спустя несколько минут Боров приблизился, волоча одну ногу, и взгляд его не предвещал никакой опасности.

Они молча смотрели друг на друга, потом Тереза полезла в карман.

– Это все, что у меня есть, – и она показала ему остатки яблочного пирога.

Боров протянул дрожащие руки, но девушка предпочла положить еду в миску и отойти. Парень и так, и этак старался взять хотя бы кусочек, а когда ему это не удалось, опустил лицо и стал есть прямо из посудины, будто зверь. Покончив с едой, он издал какой-то нечленораздельный звук, который Тереза приняла за благодарность.

– Мы вытащим тебя отсюда, – пообещала она, не зная, как выполнить такое обещание. – Но мне потребуется твоя помощь, понимаешь?

Боров опять что-то булькнул в ответ.

Тереза до изнеможения задавала ему вопросы, пока не убедилась, что парень действительно ничего не смыслит: он кривлялся, изуродованными руками двигал туда-сюда миску или просто смотрел в сторону. Однако, услышав имя Ротхарт, начал бить себя по голове, словно окончательно сошел с ума, а когда Тереза повторила его, показал остатки еще кровоточащего языка. В этот момент в коридоре раздался скрежет замка, и только Тереза успела спрятаться, как появился караульный с факелом. Она затаилась, пока тот не ушел, потом со всех ног бросилась к выходу и бежала до самого аббатства.

Даже встретившись с Алкуином, Тереза не сразу смогла говорить – так запыхалась, а когда немного отдышалась, попыталась вывалить на него все сразу, сбиваясь и отчаянно жестикулируя, поэтому Алкуин, как ни старался, ничего не мог понять. Наконец, девушка перевела дух.

– Я знаю, кто виноват, – заявила она с улыбкой триумфатора.

Затем, уже спокойнее, рассказала о своем походе на скотобойню, не упустив ни одного душераздирающего эпизода, но сюрприз оставив на потом. Алкуин слушал ее очень внимательно.

– Ты не должна была ходить туда одна, – упрекнул он Терезу.

– И вот тут, – продолжила она, не обращая внимания на его слова, – услышав имя рыжего, он стал с такой силой лупить себя по голове, что я испугалась, как бы он не расшиб ее, а потом показал, что этот человек сделал с его языком. Это ужасно.

– Он дал понять, что его изуродовал именно Ротхарт?

– Нет, но я уверена, это сделал он.

– Я бы не был так в этом уверен.

– Я вас не понимаю. В чем дело?

– Сегодня утром Ротхарта нашли мертвым на мельнице. Он умер от отравления спорыньей.

Тереза сразу сникла. Вот тебе и раз! Она рисковала жизнью ради открытия, которое, как выяснилось, яйца выеденного не стоит. Только она собиралась произнести это вслух, как Алкуин заговорил снова.

– Есть кое-что еще. Похоже, на мельнице очень стараются поскорее продать всю муку, так как болезнь уже распространилась повсюду. Церковь Сан-Иоанн переполнена, больница тоже.

– Но в таком случае нам будет проще задержать виновного.

– Каким образом? Он не дурак и смешивает зараженную муку с хорошей. Кроме того, люди ведь не знают, откуда берется болезнь.

– Можно поспрашивать больных и даже их родственников, если нужно.

– Думаешь, я этого не делал? Однако муку ведь приобретают не только на мельницах, но и на рынке, и на фермах, и просто в домах, ее обменивают на другие товары, например на мясо или вино. Кроме того, есть еще готовый хлеб, который едят в тавернах, покупают у пекарей или бродячих торговцев. Иногда пшеничную муку смешивают с ржаной, чтобы хлеб дольше не черствел. – Алкуин задумался. – Каждый больной рассказал мне свою историю, отличную от остальных, будто заражен уже весь город.

– Все это очень странно. Если этот человек так умен, как вы говорите…

– Очень, я в этом не сомневаюсь.

– …тогда он должен быть связан с разными продавцами муки, и они ему доверяют.

– Вполне вероятно.

– Возможно, он передал кому-то из них часть зараженной муки, чтобы расширить круг подозреваемых.