Скриба

– А она не спросила, почему ты не хочешь сопровождать его пешком?

– Я сказала, это мое дело.



Когда догорела последняя свеча, Хоос попросил Терезу остаться с ним, и она согласилась, не пытаясь разобраться, почему. Он мягко обнял ее, укрывая от холода, и хотя им скоро стало жарко, объятия они так и не разомкнули.

Хоос был очень нежным и внимательным, именно о таком мужчине она всегда мечтала. Он баюкал ее, покрывая поцелуями, неспеша ласкал ее тело, забираясь в самые потаенные места, окутывал своим дыханием, и она чувствовала, как внутри возникает незнакомое пьянящее возбуждение, заставляющее заливаться румянцем стыда.

Никогда раньше она не испытывала такого смешения застенчивости и настойчивости, страха и желания, но даже не пыталась разобраться в себе.

– Пока не надо, – попросила она.

Однако Хоос не слышал, продолжая целовать ее, лаская затвердевшие соски, живот и спускаясь все ниже и ниже. Она наслаждалась прикосновениями его рук, а он – ее гладкой и упругой грудью. Когда он раздвинул ей ноги, она задрожала, а когда вошел в нее – изогнулась от боли. Однако желание оказалось сильнее, и она прижалась к нему так, словно никогда не собиралась отрываться. А потом… потом она отдалась на волю его ритмичных движений и пожиравшего ее огня.

Он двигался то медленнее, то быстрее, все с большим напором, и в конце концов страсть так захватила ее, что даже мелькнула мысль, не вселился ли в нее дьявол. Когда Хоос кончил, Терезе не хотелось отпускать его.

– Я люблю тебя, – прошептал он и в который раз сжал ее в объятиях.

Она закрыла глаза и мысленно попросила, чтобы он повторял это как можно чаще.

Утром, когда Хоос прощался с ней, она ничего не слышала, кроме того, что он ее любит.





14




В воскресенье не нужно было идти в скрипторий, поэтому Тереза привела в порядок сеновал и перемыла на кухне всю посуду. После завтрака она решила сходить в аббатство узнать, не нашелся ли Хоос, чтобы не возникло никаких подозрений. Она помнила каждый его поцелуй, ощущала на теле его запах, словно умастилась какими-то особыми благовониями.

Хоос Ларссон…

Перед отъездом он пообещал, что по возвращении они отправятся в Аквисгранум и станут жить вместе на его землях.

Тереза представляла себе эту жизнь: днем она будет заниматься хозяйством, а по ночам – обнимать Хооса. Все утро она предавалась сладостным мечтам, забыв на время и о Хельге, и об Алкуине.

Когда Чернушка поднялась, Тереза успела уже четыре раза вымыть таверну. Женщина жаловалась на жжение в животе и решила заглушить его глотком вина, после чего ее вывернуло наизнанку. Застав на кухне Терезу, она удивилась, так как не помнила, что сегодня воскресенье. Спотыкаясь, она добрела до лохани и слегка сполоснула глаза.

– Не идешь сегодня к монахам? – спросила она, снова прикладываясь к вину.

– По воскресеньям они только молятся.

– Наверное, потому, что им больше нечего делать, – с завистью произнесла Хельга. – А я вот, черт возьми, даже не знаю, что сегодня приготовить.

И женщина начала шуровать на кухне, снова перевернув вверх дном всю посуду. Наконец она выбрала какой-то горшок, положила туда все овощи, которые удалось найти, добавила кусок соленого сала и налила воды из кувшина. Когда варево уже стояло на огне, она плюхнула туда еще коровий язык.

– Свеженький, только вчера один из гостей принес, – похвасталась она.

– Если ты и дальше будешь кормить меня как на убой, придется украсть у тебя одежду, – шутливо пригрозила Тереза.

– Странно, что с твоим птичьим аппетитом у тебя хоть какая-то грудь видна.

Когда Хельга сняла горшок с огня, Тереза вновь занялась уборкой кухни.

– И не забывай, что в моем состоянии мне нужно беречься, – сказала Чернушка, поглаживая слегка округлившийся живот.

Тереза улыбнулась. Интересно, оставит ли она свое занятие, когда пузо у нее станет размером с арбуз?

– А как женщина беременеет? – неожиданно спросила девушка.

– Что за глупый вопрос? Что значит «как»?

– Ну, я не знаю, я имела в виду… может ли это случиться с первого раза…

Хельга сначала удивилась, а когда поняла, расхохоталась.

– Зависит от того, хорошо ли тебя поимели. Вот так скромница! – И Чернушка наградила ее звонким поцелуем.

Тереза залилась румянцем и принялась еще ожесточеннее оттирать въевшуюся ржавчину, моля Бога, чтобы этого не произошло. И хотя Хельга сказала, что пошутила и беременность зависит от многих причин, девушка не успокоилась и, стараясь скрыть волнение, еще долго возилась на кухне.


Потом они говорили о Хоосе. Когда Хельга спросила, правда ли она его любит, Тереза даже рассердилась – в своих чувствах она не сомневалась. Еще Чернушка расспрашивала о его семье, богат ли он и хорош ли как любовник. На последний вопрос Тереза отвечать не стала, но улыбнулась.

– Ты наверняка беременна, – смеясь, подколола ее подруга, за что и получила кочаном салата по голове.



По дороге в монастырь Тереза размышляла о беременности Хельги Чернушки, а потом представила себя, круглую, как бочка, с беспомощным ребенком внутри и без средств к существованию. Погладив свой плоский живот, она содрогнулась и пообещала, что, как бы ей этого ни хотелось, никакой близости с Хоосом до свадьбы больше не будет.

Свечник, строго наказанный за отбивные, немедленно пропустил ее. Тереза надела данный Алкуином плащ, накинула капюшон и стала похожа на послушников, которые ходили из одного здания в другое. Увидев ее, больничный служащий удивился, но, когда узнал, что она пришла с разрешения Алкуина, поделился своими мыслями насчет Хооса.

– Я готов повторять снова и снова: он ушел по собственной воле, других объяснений быть не может.

– Почему же меня не известили? – с наигранным возмущением спросила Тереза.

– А я почем знаю! Может, потому, что никому не хочется быть покалеченным.

Терезе такое предположение не понравилось, и она подумала, не этот ли монах украл у Хооса кинжал, пока тот лежал в постели. Монах же сделал вид, что не заметил ее недовольства.

– Если мои слова тебя не устраивают, иди и разбирайся с Алкуином, – сказал он, махнул рукой в сторону скриптория, отвернулся и стал помешивать какое-то снадобье.

Тереза сомневалась, стоит ли следовать данному совету. Хоос не доверял Алкуину, хотя до сих пор тот выполнял все свои обещания. Кроме того, она должна вернуть Хельге Чернушке деньги, взятые для покупки лошади. А еще эти зерна, которые она стащила во время ночной прогулки на мельницу… Они лежали в кармане, и Тереза все-таки решила показать их, а заодно поговорить о деньгах. Девушка столкнулась с Алкуином в дверях скриптория. Он куда-то собирался и, судя по всему, не ожидал ее увидеть, однако поздоровался очень приветливо.

– К сожалению, твой друг…

– Я знаю, я была в больнице.

– Не понимаю, что с ним случилось. Если бы у меня было время… но я должен решить несколько чрезвычайно важных вопросов.

– А Хоос разве для вас ничего не значит? – Теперь ей пришлось имитировать обиду.

– Конечно, значит, и я обещаю сегодня же вечером заняться этим делом.

Тереза кивнула, якобы удовлетворенная, и вытащила из кармана украденные на мельнице зерна. От удивления Алкуин вытаращил глаза и разинул рот.

– Где ты их взяла?

Она рассказала, естественно, не упомянув о лошадях. Алкуин поднял с земли палочку, пошевелил зерна, велел положить их обратно в карман и при первой же возможности как следует вымыть руки. Затем они направились к аптеке.

Убедившись, что она пуста, Алкуин закрыл двери и окна, зажег свечи и попросил Терезу выложить все до единого зернышка на металлическую тарелочку, а также вытряхнуть на нее оставшиеся в карманах пыль и чешуйки. После этого он опять напомнил, что нужно вымыть руки.

– Нет ли у тебя каких-нибудь неприятных ощущений в желудке? – спросил он.

Девушка покачала головой. Неприятные ощущения у нее были, но совсем иного рода – ведь она впервые провела ночь с мужчиной.

Алкуин поставил все свечи рядом с тарелочкой, и она засверкала, как солнце. Зерна тоже золотились в колеблющемся пламени, отблески падали и на его лицо, поскольку он придвинулся так близко, словно хотел что-то учуять. Он попросил Терезу подать ему с ближайшей полки пинцет и две белые глиняные плошки и осторожно переложил все зерна в одну из них.

Затем он начал не торопясь осматривать, обнюхивать и переворачивать каждое зернышко, будто совершал какой-то странный ритуал. Когда во второй плошке было уже примерно три четверти зерен, он вскрикнул, вскочил и поднял пинцет с зажатым в нем черным зернышком. Очень довольный, он показал его Терезе и рассмеялся, но та, ничего не понимая, даже не улыбнулась. Тогда Алкуин снова сел и положил находку на металлическую тарелочку.

– Придвинься, – сказал он, – и посмотри внимательно на форму и цвет.

Тереза послушно взглянула. Зернышко было темное, изогнутое, как рожок, и напоминало обрезанный ноготь.

– Что это? – Она не видела в нем ничего необычного, зерно как зерно.

– «Когда ветер колышет хлеба, Körnmutter бродит по полям и разбрасывает повсюду своих сыновей – ржаных волков».

Тереза удивленно смотрела на него.

– Körnmutter, или мать зерен, – продолжил Алкуин. – Богиня, в которую верят язычники с севера. С самого начала у меня были такие подозрения, но странно, что это случилось с пшеницей.

– Я ничего не понимаю…

– Посмотри еще раз. – Алкуин снова подцепил темную крошку пинцетом. – Это не зернышко, а спорынья – род галлюциногенного гриба, который продолжает существовать, даже покинув место своего обитания. – Алкуин достал из-за пояса нож, надрезал спорынью и показал Терезе беловатую внутреннюю часть. – Гриб живет в колосьях, паразитируя на них и отравляя тех, кто имеет несчастье проглотить его. Симптомы всегда одинаковые: головокружения, жуткие видения, гангрена конечностей и мучительная смерть. Я тысячи раз исследовал зерна ржи и не обнаружил даже намека на спорынью, но мне и в голову не приходило, что она может оказаться в пшенице. Я стал подозревать это только после смерти моего несчастного помощника Ромуальда.

– А почему вам это не приходило в голову?

– Возможно, потому, что я не Бог, или потому, что этот гриб не растет в пшеничных колосьях, – удрученно ответил Алкуин. – Смотри, наш экземпляр гораздо меньше, чем те, которые бывают в колосьях ржи. Только недавно, заметив, что болезнь поражает лишь состоятельных людей, я понял, что нужно искать в пшенице.

Тереза взяла нож и слегка поковыряла спорынью, похожую на мертвое насекомое.

– Если причина болезни именно в этом… – сказала она.

– Несомненно, так оно и есть…

– …то новых смертей можно избежать, предупредив мельников.