Скриба

Тут Алтар сказал Терезе, что одна его знакомая приютит их.

– Только Леоноре не говори, – с хитрой улыбкой попросил он.

Девушка удивилась, но промолчала. Охотник велел присмотреть за повозкой, пока он разузнает, что да как, и направился к группе мужчин, которые чему-то смеялись, стоя вокруг кувшина вина. Поздоровавшись с ними так, будто знает их всю жизнь, и о чем-то поговорив, он вернулся озабоченный. Похоже, его знакомая перебралась в предместье. В этот момент стоявший перед ними возница щелкнул кнутом, и все снова тронулись.

Немного не доезжая до монастыря, Алтар свернул в узкую улочку, пересек ее и поехал в противоположную от города сторону. Чем дальше, тем жилища становились более ветхими и темными, а запахи еды и приправ сменились стойким запахом прокисшего вина. Возле какого-то покосившегося дома Алтар остановил лошадь. Тереза обратила внимание, что дверь раскрашена яркими красками, да и сам дом, хотя и требует починки, развалюхой никак не назовешь. Старик без стука вошел внутрь, а когда вернулся, на лице его сияла улыбка.

– Слезай, нам сейчас приготовят поесть, – сообщил он.

Они сняли чучела и прочую поклажу и перенесли Хооса в дом.





10




Хельга Чернушка оказалась веселой и разбитной проституткой. Едва поздоровавшись с Алтаром, она тут же показала ему язык, задрала юбку, демонстрируя аппетитные колени, запечатлела на его щеке звонкий поцелуй да еще назвала «мое сокровище». Потом спросила, что это за жеманную невесту он с собой привез, и шутила бы дальше, если бы не заметила раненого. В тот же миг она забыла все свои глупости и занялась Хоосом, словно в этом состоял смысл ее жизни.

Она рассказала Терезе, что служила в таверне, пока не поняла, что терпеть пьяных посетителей гораздо выгоднее, чем пьяницу мужа, а потому, овдовев, продала дом и купила собственную таверну, которая ее и кормит. Ее прозвали Чернушка, поскольку и глаза, и волосы у нее были черные, как головешка. Разговаривая, она непрерывно смеялась, отчего на щеках образовывались весьма соблазнительные ямочки. Румяна скрывали слегка постаревшую кожу, но, несмотря на морщины, она все еще была привлекательной женщиной. Меняя Хоосу повязки, Хельга Чернушка расспрашивала Алтара о жене, и девушка поняла, почему тот просил ничего не говорить Леоноре.



Тереза даже не представляла, что у гулящей женщины может быть такое доброе сердце. В Вюрцбурге она ни одной из них не встречала и удивилась, повстречав в Фульде, совсем рядом с аббатством. Хельга спросила Алтара, откуда у Хооса раны, тот высказал свои предположения, и женщина задумалась.

– Единственный врач здесь – один монах из монастыря, – наконец произнесла она, – но он пользует только бенедиктинцев. Остальным приходится отдавать себя на растерзание брадобрею зубодеру.

– Тут рана непростая, – возразил Алтар. – Нужен кто-то, кто понимает.

– Ты мне уже говорил, дорогой… Но я не могу прийти в аббатство с незнакомым мужчиной, а ты – тем более: если тебя узнают, сразу спустят собак.

Алтар в задумчивости стал дергать себя за бороду. Хельга Чернушка права. Многие до сих пор обвиняют его в смерти сына аббата. Значит, придется звать цирюльника.

– Его зовут Маурер. По утрам он навещает больных, но к полудню обычно уже сидит в таверне на рынке, где спускает все до последнего обола.

Алтар попросил Терезу сложить все вещи Хоосу под кровать и пойти с ним. Хельга осталась с больным.

– Мы ведь собираемся на рынок, – вдруг хлопнул он себя по лбу. – Я и забыл, что нам есть что продать.



Им пришлось встать с краю, так как все лучшие места были уже заняты. Люди толпились возле лотков с едой, глиняной посудой, инструментами, семенами, тканями и корзинами, обмениваясь друг с другом самыми разными товарами. Правда, приходили сюда скорее поглазеть и поболтать, потому что продавалось здесь каждую неделю одно и то же. Алтар поставил повозку около стены, чтобы сзади что-нибудь не стащили, водрузил на нее чучело, а рядом, на подставку из палок, положил медвежью голову.

Затем он спросил Терезу, умеет ли та танцевать, и хотя девушка сказала, что нет, все равно велел ей влезть наверх и повертеть задом. Сам он достал охотничий рог и трижды в него дунул. Сначала подбежали только чумазые мальчишки, которые начали передразнивать неловкие движения Терезы, но потом подошли еще люди, и вскоре около повозки образовался целый кружок любопытных.

– Меняю твоего великана на свою жену, – предложил какой-то беззубый крестьянин. – У нее ногти, как когти.

– Прости, но моя жена – тоже зверь… – рассмеялся Алтар.

– Говоришь, эта тварь – медведь? – спросил кто-то издалека. – У него и яйца-то не видны.

Собравшиеся расхохотались.

– Подойди поближе и увидишь, как он твои откусит.

Все снова покатились со смеху.

– Сколько просишь за девушку? – раздался третий голос.

– Девушка-то его и убила, поэтому можешь представить, что она сделает с тобой.!

Снова смех.

Какой-то паренек бросил в них капустой, но Алтар схватил его за волосы и дал такого тычка, что все остальные приутихли. Один из торговцев пивом, вероятно, решил подзаработать и перекатил свою бочку к повозке, за ним потянулись пьянчужки.

– Этот медведь задрал двух саксов, прежде чем мы его убили, – сообщил Алтар. – Их скелеты валялись у него в берлоге. Еще он убил мою собаку и ранил меня, – приврал охотник, указывая на старый шрам на ноге. – А теперь всего за один фунт серебром он может стать вашим.

Услышав цену, некоторые зеваки развернулись и ушли. Лучше уж они за фунт купят шесть коров, или трех кобылиц, или даже двух рабов, чем залатанную шкуру медведя. Оставшихся тоже, видимо, больше интересовал незамысловатый танец Терезы, чем выставленный товар.

Однако какой-то женщине в одежде из дорогих шкур зверь, похоже, понравился. Ее элегантный спутник тут же послал слугу справиться насчет цены.


– Скажи своему хозяину то, что уже слышал, – фунт за чучело, – заявил Алтар и снова подул в рог.

Слуга побледнел, но хозяина известие ничуть не огорчило, и он снова послал слугу предложить половину стоимости.

– Передай, что за такие деньги я не продам даже лисицу. Если хочет произвести впечатление на даму, пусть раскошеливается или сам идет на охоту, а меня нечего за нос водить.

Услышав такой ответ, парочка отошла и смешалась с толпой, однако Алтар заметил, что через несколько шагов женщина обернулась и опять взглянула на чучело. Старик усмехнулся и стал собирать пожитки.

– Пора пропустить стаканчик, – пояснил он Терезе.

Но, прежде чем уйти, он успел провернуть пару дел: одну шкуру бобра продал торговцу шелком за золотой, а другую обменял у пекаря на три модия пшеницы. Затем нанял двух пареньков следить за чучелом, пригрозив, что им несдобровать, если по возвращении обнаружится какая-нибудь пропажа. В таверне они сели у окна, откуда была видна повозка. Алтар спросил два стакана вина и хлеба с сосисками, а пока они ели и пили, Тереза поинтересовалась, почему он не хочет снизить цену.

– К таким делам нужно подходить с умом, – ответил Алтар, одним махом проглотив свою порцию. – Первым делом надо знать, кто твой покупатель, и тут мне повезло. Человек, заинтересовавшийся медведем, – один из самых богатых в Фульде: он может купить сто таких чучел, и у него еще останутся деньги на покупку тысячи рабов. А она… не представляю, что там у нее между ног, но она всегда получает то, что ей приглянется.

– Может, вы и подходите с умом, но медведь по-прежнему не продан, а если бы цену снизили, мы сейчас уже праздновали бы.

– Чем мы и займемся. – Алтар рассмеялся и подмигнул, указывая на дверь, куда как раз входил человек, о котором они только что говорили.

Он подошел и придвинул к столу табурет. Его спутница осталась снаружи восхищаться огромной тушей медведя.

– Вы позволите? – спросил вновь пришедший.

Алтар, почти не глядя, кивнул, и тот осторожно уселся. Тут же подлетел хозяин таверны. Пока важному гостю подавали сыр и вино, Тереза искоса его разглядывала. Пальцы унизаны кольцами, прилизанные усики, одежда, хотя и пышная, в пятнах от еды. Мужчина налил себе вина и долил Алтару, так что выплеснулось через край.

– Тебе не нравятся мои деньги? – прямо спросил он.

– Так же, как тебе – мой медведь, – ответил Алтар, не поднимая взгляда от стакана.

Мужчина вытащил кошель и положил на стол. Алтар взвесил его на руке и положил обратно.

– Мои поденщики зарабатывают по полфунта в год, – сказал мужчина, презрительно скривившись.

– Потому я и не работаю поденщиком, – парировал Алтар.

Мужчина в ярости схватил кошель и вышел поговорить со своей спутницей. Через несколько минут он вернулся и с силой ударил ногой по столу, за которым еще ели Тереза и Алтар. Затем вытащил два кошеля и бросил их прямо в остатки еды.

– Здесь фунт серебром. Надеюсь, ты и твоя девка сумеете им распорядиться, – сказал он, обращаясь к Терезе.

– Не беспокойтесь, господин, спасибо, – с достоинством ответил Алтар и не торопясь допил остатки вина.

Мужчина вышел. Женщина поцеловала его и вкрадчиво рассмеялась, а двое слуг тем временем перетаскивали чучело на другую повозку. Один из нанятых Алтаром пареньков пытался помешать им и тут же схлопотал оплеуху. Выйдя из таверны, старик дал ему обол за храбрость.

– Слушай, парень, не знаешь, где найти Маурера, цирюльника?

Прежде чем ответить, мальчишка попробовал обол на зуб и, очень довольный, спрятал его. Затем по узким улочкам он проводил их до другой таверны, в паре кварталов от рынка. Там паренек нырнул внутрь, и вскоре появился пузатый человек с изрытым оспой лицом, который и оказался тем, кого они искали. Алтар слез с повозки, рассказал, в чем дело, и договорился о цене за осмотр раненого. Маурер вернулся в таверну и вышел оттуда с какой-то сумкой. Оба влезли на повозку, и все отправились к Хельге Чернушке.



Несмотря на исходивший от него запах вина, брадобрей действовал на удивление ловко. Он побрил Хоосу торс, протер его какими-то маслами, тщательно ощупал на уровне сосков, обратив особое внимание на температуру тела и образовавшуюся опухоль. Фиолетовый оттенок кожи заставил его горестно покачать головой. Приложив к ране костяную трубочку, он послушал легкие, а затем, склонившись прямо к лицу больного, проверил его дыхание, которое нашел неровным и частым. Маурер прописал припарки, а кровопускание счел бесполезным.

– Больше всего меня беспокоит лихорадка, – заявил он, складывая ножи и разноцветные точильные камни. – У него сломаны три ребра. Два, похоже, срастаются, но третье проткнуло легкое. Правда, к счастью, оно вошло и вышло. Рана заживает хорошо, хрипы слабые. Но вот лихорадка… это плохой признак.

– Он умрет? – спросил Алтар и тут же получил от Чернушки подзатыльник. – Я хотел сказать… Он выживет?

– Если опухоль не спадет, лихорадка усилится. Есть всякие растения, помогающие в подобных случаях, но, к сожалению, тут я вам не советчик.

– Если дело в деньгах…

– Нет-нет, вы мне хорошо заплатили, и я сделал все, что в моих силах, – сказал он, покончив со скромным угощением, которым обычно родственники больных потчуют врачей.

– А эти растения, о которых вы говорили… – решила уточнить Чернушка.

– Не надо было мне о них упоминать. Кроме укропа от запоров и крапивы от кровотечений, я больше ничего не знаю.

– А кто знает? – вмешалась Тереза. – Монастырский врач? Давайте пойдем туда вместе, возможно, вам удастся убедить его поговорить с нами.

Брадобрей почесал плешь и с грустью посмотрел на девушку.

– Вряд ли врач, которого вы имеете в виду, вам поможет – он умер в прошлом месяце.

У Хельги от неожиданности посуда вывалилась из рук, Алтар тоже удивился, а Тереза была просто сражена. Все трое почему-то верили, что врач из монастыря займется Хоосом Ларссоном, хотя никогда не произносили это вслух.

– Попробуйте поговорить с аптекарем, – предложил Маурер. – Его еще называют брат травник. Он упрям, как мул, но если добавить к своим просьбам немного провизии, он, возможно, и снизойдет. Скажите, вы от меня. Мы с ним приятели, и он меня уважает.