Скажи мяу, ведьма, или Дорога проклятых кошек
Часть 31 из 90 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
В комнату ворвался Хансен.
– Закончили? О… – Увидев Лару, он замер на пороге. – А ты, ослица, и впрямь девица. – Бесцветные глаза охранника ощупали её фигуру. – Только что же ты без корсета?
– Корсет не надену! – рявкнула та.
– Без корсета нельзя! – страстно возразил старик, выглядывающий из-за широкой спины Хансена.
«Ты ещё кто такой?» – опешила Лара.
Охранник пропустил вперёд сухопарого старика в камзоле оливкового цвета.
– Это учитель танцев. Он обучит тебя манерам.
– Корсет не столько подчёркивает талию, сколько держит спину, – объяснил учитель, для наглядности показывая на себе.
У Лары голова пошла кругом.
– Манеры… Корсет… Идите вы к чёрту! – закричала она раньше, чем поняла, что кричит. – Я не собираюсь притворяться благородной!
– Заткнись и слушай учителя, истеричка! – ещё громче взревел Хансен.
Лара ощутила, как её язык прилип к нёбу, и, не способная выразить свой гнев иначе, залилась беззвучными слезами.
«Тебя я тоже убью, красноглазый изверг», – пообещала она себе.
– Никто и не примет тебя за благородную! – будто сплёвывая, бросил Хансен. – Но как племянница канцлера ты должна хоть немного уметь вести себя в обществе. – Он обернулся к швее. – Приступай.
Женщина сняла с неё платье и поверх сорочки надела корсет. Шнуровку почти не затягивала, но Лара всё равно почувствовала себя захваченной в капкан странного вида.
На ней остались только сорочка, корсет и нижние юбки – платье унесла швея. Спина теперь была прямой и жёсткой, а себя Лара ощущала негибкой и несвободной, зато с соблазнительно приподнятой грудью. Ощущение усилилось, когда Хансен убирал её волосы в хвост, приговаривая:
– Дура ты. Благодаря господину канцлеру ты станешь придворной дамой. Вообрази, сколько девиц поменялось бы с тобой местами.
«Хочешь, поменяемся?» – мысленно съязвила Лара, не в силах сказать это вслух.
Потом её учили делать реверанс.
– Держи голову, не забывай об осанке! – восклицал старый учитель.
«Забудешь тут…» – думала она, покорно приседая и отводя ногу назад, как муштрованная лошадь.
Во время приседания Лару учили изящно расставлять руки в стороны. А они дрожали. Постепенно на смену подавляемого гнева приходило отупение: она больше ничего не воспринимала и не хотела.
«Это не я. Они превращают меня в куклу. – Лара опустила глаза на своё полуодетое тело. – Уже превратили».
Канцлер, принёсший обед, что-то почувствовал.
– Довольно уроков, ей хватит. – Он посмотрел на Хансена: – Сколько времени осталось до конца заклятия?
– Час.
– Прекрасно.
Сталеглазый отпустил и Хансена, и учителя танцев.
– Слушайся его милость, – уходя, велел охранник Ларе.
Та устремила на канцлера тяжёлый взгляд.
«Не прощу. Изничтожу».
Дверь закрылась. Йорг Хольдт указал на поднос, водружённый на столик.
– Садись в кресло и ешь не спеша.
Лара подчинилась.
– Как-то ты молчалива, – заметил сталеглазый, оставшись стоять. – Ах да, Хансен, верно, приказал тебе помалкивать. Можешь говорить.
Лара со вздохом отвела ложку и, не глядя на канцлера, сказала вполголоса:
– Вы же понимаете, что я вас когда-нибудь уничтожу?
– Когда-нибудь? – В его тоне слышалась улыбка. – Мне нравится, что так или иначе ты видишь свою будущность рядом со мной.
– Я никогда не забуду унижения, которое испытала по вашей милости…
Вдруг канцлер наклонился к столику, накрывая её руку прохладной ладонью.
– Сначала, кисонька, ты остановишь войну.
Лара подняла на него глаза. Тогда он убрал руку и выпрямился.
– Господин канцлер, – обратилась она, хотя язык так и жгло назвать его господином ублюдком. – А какая звериная суть у вас?
Некоторое время стальные глаза изучали её лицо. Пожав плечами, Йорг Хольдт ответил:
– Этого я не знаю.
«Скоро узнаем».
Её день начинался до омерзения однообразно: Хансен говорил два заклинания подряд – для пробуждения и подчинения воли, а она послушно размыкала веки, будто тело ждало лишь его приказа.
«Я вас всех ненавижу» – первая мысль за утро.
– Вставай, ослица, и не смей колдовать.
«Я вас всех уничтожу» – вторая мысль за утро.
Поднимаясь, Лара заметила, что у изножья кровати стоит не только белобрысый охранник и плаксивая швея, но и молодая перепуганная служанка.
– Это… ведьма? – шёпотом спросила та у швеи.
На Ларе была вчерашняя льняная сорочка, которая украшалась серебряной вышивкой. Ни метлы, ни лохмотьев – ещё бы не засомневаться.
– Такая же ведьма, как этот прохиндей – колдун. – Лара кивнула на Хансена, пользуясь тем, что пока способна говорить.
– Молчать! – приказал охранник.
Лара скривилась – теперь у неё отняли и это.
– Стой на месте. Одевайте её.
Если нижние юбки Лара стерпела, то, завидев свёрнутый корсет, от которого так радостно было избавиться вчера вечером, она замычала и замотала головой. Служанка и швея отпрянули от неё, побледнев.
– Чего она мычит? – запричитала женщина.
– Потому что ей не велено разговаривать! – сердито ответил Хансен. – Стой смирно, сука! Прекрати мычать!
Прежде чем он кончил фразу, Лара пусть на секунду, но успела, мыча, выбросить руку в сторону женщин. Служанка с визгами, швея с воплями – обе кинули корсет и побежали из комнаты прочь.
– Она не может колдовать! Вернитесь! – закричал Хансен.
Он выглядел растерянным, будто не знал, догонять ему женщин или одевать Лару самому. Лара уже не мычала. Только голова моталась из стороны в сторону, как маятник.
– Прекрати! Прекрати! – Хансен замахнулся для пощёчины.
Даже принуждённая не шевелиться, Лара вся внутренне сжалась. Занесённая над ней рука замерла. Хансен торопливо шагнул к двери.
– Ты пожалеешь…
«Что теперь будет?» – обожгло её мысленной вспышкой.
Лара не знала, сколько времени она простояла столбом с гулко бьющимся сердцем, пока за дверью не послышался топот и в комнату не влетел раскрасневшийся от гнева канцлер:
– Ты почему такая тварь?!
Ларе хотелось бить его по наглому лицу до кровавых мозолей на руках.
– Ши-рва-ци-ас-воль-он-тэ! Отвечай! – крикнул сталеглазый, и слова из её горла полились водопадом:
– Это я-то тварь?! А кто ты, плешивая мразь? Мало того что ты меня похитил, ты делаешь из меня механическую куклу! Куклу!
Лара уже сама не знала, где её истерика настоящая, а где притворная – настолько она была измучена.
Канцлер со вздохом уточнил:
– Закончили? О… – Увидев Лару, он замер на пороге. – А ты, ослица, и впрямь девица. – Бесцветные глаза охранника ощупали её фигуру. – Только что же ты без корсета?
– Корсет не надену! – рявкнула та.
– Без корсета нельзя! – страстно возразил старик, выглядывающий из-за широкой спины Хансена.
«Ты ещё кто такой?» – опешила Лара.
Охранник пропустил вперёд сухопарого старика в камзоле оливкового цвета.
– Это учитель танцев. Он обучит тебя манерам.
– Корсет не столько подчёркивает талию, сколько держит спину, – объяснил учитель, для наглядности показывая на себе.
У Лары голова пошла кругом.
– Манеры… Корсет… Идите вы к чёрту! – закричала она раньше, чем поняла, что кричит. – Я не собираюсь притворяться благородной!
– Заткнись и слушай учителя, истеричка! – ещё громче взревел Хансен.
Лара ощутила, как её язык прилип к нёбу, и, не способная выразить свой гнев иначе, залилась беззвучными слезами.
«Тебя я тоже убью, красноглазый изверг», – пообещала она себе.
– Никто и не примет тебя за благородную! – будто сплёвывая, бросил Хансен. – Но как племянница канцлера ты должна хоть немного уметь вести себя в обществе. – Он обернулся к швее. – Приступай.
Женщина сняла с неё платье и поверх сорочки надела корсет. Шнуровку почти не затягивала, но Лара всё равно почувствовала себя захваченной в капкан странного вида.
На ней остались только сорочка, корсет и нижние юбки – платье унесла швея. Спина теперь была прямой и жёсткой, а себя Лара ощущала негибкой и несвободной, зато с соблазнительно приподнятой грудью. Ощущение усилилось, когда Хансен убирал её волосы в хвост, приговаривая:
– Дура ты. Благодаря господину канцлеру ты станешь придворной дамой. Вообрази, сколько девиц поменялось бы с тобой местами.
«Хочешь, поменяемся?» – мысленно съязвила Лара, не в силах сказать это вслух.
Потом её учили делать реверанс.
– Держи голову, не забывай об осанке! – восклицал старый учитель.
«Забудешь тут…» – думала она, покорно приседая и отводя ногу назад, как муштрованная лошадь.
Во время приседания Лару учили изящно расставлять руки в стороны. А они дрожали. Постепенно на смену подавляемого гнева приходило отупение: она больше ничего не воспринимала и не хотела.
«Это не я. Они превращают меня в куклу. – Лара опустила глаза на своё полуодетое тело. – Уже превратили».
Канцлер, принёсший обед, что-то почувствовал.
– Довольно уроков, ей хватит. – Он посмотрел на Хансена: – Сколько времени осталось до конца заклятия?
– Час.
– Прекрасно.
Сталеглазый отпустил и Хансена, и учителя танцев.
– Слушайся его милость, – уходя, велел охранник Ларе.
Та устремила на канцлера тяжёлый взгляд.
«Не прощу. Изничтожу».
Дверь закрылась. Йорг Хольдт указал на поднос, водружённый на столик.
– Садись в кресло и ешь не спеша.
Лара подчинилась.
– Как-то ты молчалива, – заметил сталеглазый, оставшись стоять. – Ах да, Хансен, верно, приказал тебе помалкивать. Можешь говорить.
Лара со вздохом отвела ложку и, не глядя на канцлера, сказала вполголоса:
– Вы же понимаете, что я вас когда-нибудь уничтожу?
– Когда-нибудь? – В его тоне слышалась улыбка. – Мне нравится, что так или иначе ты видишь свою будущность рядом со мной.
– Я никогда не забуду унижения, которое испытала по вашей милости…
Вдруг канцлер наклонился к столику, накрывая её руку прохладной ладонью.
– Сначала, кисонька, ты остановишь войну.
Лара подняла на него глаза. Тогда он убрал руку и выпрямился.
– Господин канцлер, – обратилась она, хотя язык так и жгло назвать его господином ублюдком. – А какая звериная суть у вас?
Некоторое время стальные глаза изучали её лицо. Пожав плечами, Йорг Хольдт ответил:
– Этого я не знаю.
«Скоро узнаем».
Её день начинался до омерзения однообразно: Хансен говорил два заклинания подряд – для пробуждения и подчинения воли, а она послушно размыкала веки, будто тело ждало лишь его приказа.
«Я вас всех ненавижу» – первая мысль за утро.
– Вставай, ослица, и не смей колдовать.
«Я вас всех уничтожу» – вторая мысль за утро.
Поднимаясь, Лара заметила, что у изножья кровати стоит не только белобрысый охранник и плаксивая швея, но и молодая перепуганная служанка.
– Это… ведьма? – шёпотом спросила та у швеи.
На Ларе была вчерашняя льняная сорочка, которая украшалась серебряной вышивкой. Ни метлы, ни лохмотьев – ещё бы не засомневаться.
– Такая же ведьма, как этот прохиндей – колдун. – Лара кивнула на Хансена, пользуясь тем, что пока способна говорить.
– Молчать! – приказал охранник.
Лара скривилась – теперь у неё отняли и это.
– Стой на месте. Одевайте её.
Если нижние юбки Лара стерпела, то, завидев свёрнутый корсет, от которого так радостно было избавиться вчера вечером, она замычала и замотала головой. Служанка и швея отпрянули от неё, побледнев.
– Чего она мычит? – запричитала женщина.
– Потому что ей не велено разговаривать! – сердито ответил Хансен. – Стой смирно, сука! Прекрати мычать!
Прежде чем он кончил фразу, Лара пусть на секунду, но успела, мыча, выбросить руку в сторону женщин. Служанка с визгами, швея с воплями – обе кинули корсет и побежали из комнаты прочь.
– Она не может колдовать! Вернитесь! – закричал Хансен.
Он выглядел растерянным, будто не знал, догонять ему женщин или одевать Лару самому. Лара уже не мычала. Только голова моталась из стороны в сторону, как маятник.
– Прекрати! Прекрати! – Хансен замахнулся для пощёчины.
Даже принуждённая не шевелиться, Лара вся внутренне сжалась. Занесённая над ней рука замерла. Хансен торопливо шагнул к двери.
– Ты пожалеешь…
«Что теперь будет?» – обожгло её мысленной вспышкой.
Лара не знала, сколько времени она простояла столбом с гулко бьющимся сердцем, пока за дверью не послышался топот и в комнату не влетел раскрасневшийся от гнева канцлер:
– Ты почему такая тварь?!
Ларе хотелось бить его по наглому лицу до кровавых мозолей на руках.
– Ши-рва-ци-ас-воль-он-тэ! Отвечай! – крикнул сталеглазый, и слова из её горла полились водопадом:
– Это я-то тварь?! А кто ты, плешивая мразь? Мало того что ты меня похитил, ты делаешь из меня механическую куклу! Куклу!
Лара уже сама не знала, где её истерика настоящая, а где притворная – настолько она была измучена.
Канцлер со вздохом уточнил: