Сёстры меча и песни
Часть 35 из 62 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Она с трудом приоткрыла глаза, чтобы взглянуть на командора. Он стоял на коленях рядом с ее кроватью, а в глазах его стояли слезы.
– Никогда не видела, чтобы вы плакали, – сказала она едва слышным шепотом.
– Сядь, Зимородок.
Она даже не попыталась пошевелиться.
– Сядь, – мягко приказал он. – В тебе есть сила. Найди ее, Хальцион.
– Я не могу, командор.
Он сделал паузу. Хальцион вновь закрыла глаза, не в силах держать их открытыми, не в силах видеть слезы Стратона.
– Ты никогда раньше такого не говорила, – напомнил он. – Почему ты сдалась?
– Я умираю.
– Нет. Я этого не допущу.
Она почти улыбнулась.
– Почему вас так волнует, буду ли я жить, господин?
Он промолчал. Когда Стратон, наконец, заговорил, его голос дрожал:
– Потому что я люблю тебя, как родную дочь. Мир померкнет без тебя. Сядь, Хальцион. Не уходи вот так.
Она не пошевелилась.
Он сам сделал это. Лорд поднялся на ноги, заключил ее в объятия и, аккуратно придерживая, присел на край ее койки. Ощутив, насколько хрупкой стала девушка, он издал возглас отчаяния.
Когда-то давным-давно, когда она еще не вступила в легион, Хальцион мечтала о том, чтобы отец обнимал ее так же, как обнимал Эвадну. Каждый вечер после ужина Грегор баюкал Эвадну на коленях, словно она была его сердцем. Хальцион хотела того же. Она все бы отдала, чтобы стать младшей сестрой – обожаемой дочерью.
И теперь ее наконец-то обнимал отец, пусть и не кровный. Человек, который любил ее по-своему: спокойно, отточенно, будто сталь. Который научил ее всему, что знал сам, который понимал, доверял ей. Крошечная часть ее души хотела возмутиться из-за того, какой он увидел ее: окровавленной, грязной и воняющей рвотой. Но она была слишком измучена, чтобы беспокоиться об этом.
Ее голова откинулась, и он положил ее себе на грудь. Чешуя доспехов впилась в щеку. Его голос раздался гулким эхом, когда он приказал стражнику принести свежей воды.
– Не пейте ее, – прошептала она, тратя на эти слова последние силы. – Она отравлена.
Хальцион снова начала погружаться в красный пейзаж, и командор почувствовал это.
– Ты вся горишь, – сказал он, дотрагиваясь до ее лба. – Останься со мной, Хальцион. Открой глаза.
Но в этот раз у нее не хватило сил последовать его приказу.
Эвадна стояла рядом с Деймоном, и каждый из них держался за свой конец свитка, содержимое которого они превращали в песню. Сначала это были их голоса, осторожно сливающиеся воедино, стремящиеся к гармонии друг с другом. Эвадна с трудом могла вспомнить, когда пела в последний раз: это случилось в Изауре, с ее отцом, несколько недель назад. В совершенно другой жизни.
Ее голос был тихим, неуверенным. Но с каждым словом она звучала все сильнее и смелее, пока не наполнила ночным воздухом свои легкие, высвобождая свой голос.
И тогда это наконец случилось.
Первый магический огонек ожил. Между ней и Деймоном, на уровне их плеч, засияла звезда.
Она понимала, что не ее голос сотворил звезду. Но на мгновение ей показалось, что она одна наложила чары. Они запели вторую строфу. И вспыхнула вторая звезда, а затем еще одна. Созвездия собирались вокруг них, яркие и величественные, отчего Эвадне казалось, что она шагает по ночному небу.
Она пела не для Деймона, не для горы, не для короны Аканты.
Она пела для Хальцион.
Хальцион должна была оставаться под поверхностью своего океана. Она планировала дождаться смерти. Она уйдет спокойно, что стало для нее большой неожиданностью. Никогда не думала, что именно так покинет этот мир: наполнив, вдох за вдохом, легкие водой.
Какое божество придет и поприветствует ее на пороге смерти?
Она услышала голос, который не узнала. Ощутила на своем лице холодные руки, тонкие и нежные, как у ее матери.
«Мама», – хотела закричать Хальцион и потянуться к ней. Но руки казались тяжелыми, словно скованные железом. Она не могла найти ни их, ни свой голос. «Я потеряна, – подумала она. – Заблудилась. И не знаю пути назад».
– Держи ее крепче, Стратон, – сказал материнский голос. – Она должна выпить это до капли.
Хальцион почувствовала, как холодные пальцы разжимают ее зубы, и ей захотелось им противостоять. И ничего больше; она не хотела ничего больше. Но сладковатая жидкость успокаивала, обволакивала ее рот подобно маслу, – маслу из ее дома, – и Хальцион беспомощно проглотила все до последней капли.
Она увидела собирающиеся над водой звезды. Они манили ее, и она не знала, откуда они взялись и как ее нашли. Но, открыв, наконец, глаза, Хальцион вынырнула на поверхность и дышала полной грудью. Она знала, кто вернул ее в этот мир.
Эвадна.
Эвадна почувствовала взгляд Деймона на себе, и его голос начал замедляться, как будто он начал забывать слова своей собственной песни. Пот выступил у него на лбу, и она заметила, как его руки дрожат, выдавая усталость.
«Это будет похоже на пение против ветра, на плавание против течения».
Вот как он описал пение сложного заклинания. Он замолчал, его язык словно застрял в ловушке. Эвадна продолжала петь заклинание, но без магии, содержавшейся в голосе Деймона, звезды медленно тускнели. Она пела, пока Деймон, в конце концов, не присоединился к ней, следуя за ней и черпая ее силу. Огонь вспыхнул снова, и звезд появилось еще больше.
На свиток упала капля крови.
Спустя мгновение Эвадна поняла, что кровь капает из носа Деймона.
Она прервала пение незадолго до того, Деймон замолчал и опустился на пол, выпустив свиток из рук. Эва подхватила свиток и присела на колени перед юношей. Казалось, он удивился тому, с какой осторожностью девушка потянулась к нему и прижала край своей мантии к его носу, останавливая кровь.
Она не хотела ничего к нему чувствовать. Но чувствовала. Она волновалась, беспокоилась о нем, пока его кровь пропитывала ее мантию. Винила в этом сложившиеся обстоятельства, что окружали их обоих: секреты, потери, неопределенность. Но Эвадна знала, что, невзирая на все это, она меняется и сама. Каждый раз, когда Деймон смотрел на нее, она замечала его взгляд. Замечала изящество его пальцев. Ей нравился звук его голоса. Она находила удовольствие в том, чтобы петь с ним.
Она пыталась понять, кем видела его: магом, партнером, другом. Сыном человека, которого презирала.
Они продолжали сидеть на полу до тех пор, пока магические звезды, кроме одной, не погасли, пока нос Деймона не перестал кровоточить.
– Прости, – прошептал ей Деймон, когда она выпустила из рук мантию.
– За что?
– Что я такой слабый. Я… не ожидал, что заклинание так скоро заставит меня истечь кровью.
Эвадна молча смотрела на него. Ее не только удивило случившееся, но и заставило насторожиться. Что, если в сердце горы у него тоже пойдет кровь? Что, если он не сможет пройти весь путь до двери и обратно? Она смотрела, как гаснет последняя звезда, страстно желая начать петь, вновь зажечь крошечные огоньки.
– Ты не слабый. В тебе есть стальной стержень, – прошептала она, вспомнив, как однажды Хальцион сказала ей эти слова и как они поддерживали ее.
– Похоже на то, что мог бы произнести мой отец, – отозвался юноша.
– Ну, сестра однажды сказала их мне.
– Тогда, вероятно, когда-то он сказал их ей.
– Возможно.
Эвадна встала и протянула ему руку.
Мгновение он пристально смотрел на нее, а затем улыбнулся. Нежная улыбка теплотой отозвалась в его глазах, и она подумала о том, что сейчас Деймон выглядит намного моложе, намного мягче.
– И правда расстроенная кифара, – задумчиво протянул он ироничным тоном, беря ее за руку.
Она подняла его. И по тому, как неохотно он разжал пальцы, Эвадна поняла, что ее голос был намного сильнее, чем он когда-либо себе представлял.
21. Хальцион и Эвадна
В камере Хальцион сидела женщина. Это была не ее мать и не Эвадна. Узнав ее, Хальцион удивилась. Она лишь раз видела ее, на суде. Козима, жена командора.
Мать Ксандера.
Когда Козима заметила, что Хальцион проснулась, она встала и подошла ближе, опускаясь на колени рядом с кроватью. Сначала она ничего не говорила и молча коснулась лба Хальцион.
– Твоя лихорадка спала, – сообщила она, пряча глаза. – У меня есть для тебя еще одно зелье, которое поможет вывести из твоего тела остатки яда.
Хальцион наблюдала, как Козима роется в лежащей на полу кожаной сумке, из которой она достала маленькие баночки с травами, несколько горшочков мазей, рулоны льняных бинтов и флягу с чистой водой, а затем быстро смешала это варево в глиняной миске. Женщина налила его в маленькую деревянную чашу, и травяное снадобье освежило затхлый воздух камеры.
– Ты можешь сесть? – поинтересовалась она, и когда Хальцион попыталась приподняться, Козима ей помогла.
Мир на мгновение завертелся, но зрение Хальцион начало обретать четкость. И пусть слабость и растерянность еще не покинули тело, силы начали понемногу возвращаться к ней. Козима поднесла чашу к губам девушки, и Хальцион сделала глоток.
Козиме, казалось, было некомфортно смотреть на нее. Это напомнило Хальцион о ее деяниях, и варево женщины застряло в горле. Она, поперхнувшись, отвернулась, но Козима решительно и терпеливо ждала.
– Никогда не видела, чтобы вы плакали, – сказала она едва слышным шепотом.
– Сядь, Зимородок.
Она даже не попыталась пошевелиться.
– Сядь, – мягко приказал он. – В тебе есть сила. Найди ее, Хальцион.
– Я не могу, командор.
Он сделал паузу. Хальцион вновь закрыла глаза, не в силах держать их открытыми, не в силах видеть слезы Стратона.
– Ты никогда раньше такого не говорила, – напомнил он. – Почему ты сдалась?
– Я умираю.
– Нет. Я этого не допущу.
Она почти улыбнулась.
– Почему вас так волнует, буду ли я жить, господин?
Он промолчал. Когда Стратон, наконец, заговорил, его голос дрожал:
– Потому что я люблю тебя, как родную дочь. Мир померкнет без тебя. Сядь, Хальцион. Не уходи вот так.
Она не пошевелилась.
Он сам сделал это. Лорд поднялся на ноги, заключил ее в объятия и, аккуратно придерживая, присел на край ее койки. Ощутив, насколько хрупкой стала девушка, он издал возглас отчаяния.
Когда-то давным-давно, когда она еще не вступила в легион, Хальцион мечтала о том, чтобы отец обнимал ее так же, как обнимал Эвадну. Каждый вечер после ужина Грегор баюкал Эвадну на коленях, словно она была его сердцем. Хальцион хотела того же. Она все бы отдала, чтобы стать младшей сестрой – обожаемой дочерью.
И теперь ее наконец-то обнимал отец, пусть и не кровный. Человек, который любил ее по-своему: спокойно, отточенно, будто сталь. Который научил ее всему, что знал сам, который понимал, доверял ей. Крошечная часть ее души хотела возмутиться из-за того, какой он увидел ее: окровавленной, грязной и воняющей рвотой. Но она была слишком измучена, чтобы беспокоиться об этом.
Ее голова откинулась, и он положил ее себе на грудь. Чешуя доспехов впилась в щеку. Его голос раздался гулким эхом, когда он приказал стражнику принести свежей воды.
– Не пейте ее, – прошептала она, тратя на эти слова последние силы. – Она отравлена.
Хальцион снова начала погружаться в красный пейзаж, и командор почувствовал это.
– Ты вся горишь, – сказал он, дотрагиваясь до ее лба. – Останься со мной, Хальцион. Открой глаза.
Но в этот раз у нее не хватило сил последовать его приказу.
Эвадна стояла рядом с Деймоном, и каждый из них держался за свой конец свитка, содержимое которого они превращали в песню. Сначала это были их голоса, осторожно сливающиеся воедино, стремящиеся к гармонии друг с другом. Эвадна с трудом могла вспомнить, когда пела в последний раз: это случилось в Изауре, с ее отцом, несколько недель назад. В совершенно другой жизни.
Ее голос был тихим, неуверенным. Но с каждым словом она звучала все сильнее и смелее, пока не наполнила ночным воздухом свои легкие, высвобождая свой голос.
И тогда это наконец случилось.
Первый магический огонек ожил. Между ней и Деймоном, на уровне их плеч, засияла звезда.
Она понимала, что не ее голос сотворил звезду. Но на мгновение ей показалось, что она одна наложила чары. Они запели вторую строфу. И вспыхнула вторая звезда, а затем еще одна. Созвездия собирались вокруг них, яркие и величественные, отчего Эвадне казалось, что она шагает по ночному небу.
Она пела не для Деймона, не для горы, не для короны Аканты.
Она пела для Хальцион.
Хальцион должна была оставаться под поверхностью своего океана. Она планировала дождаться смерти. Она уйдет спокойно, что стало для нее большой неожиданностью. Никогда не думала, что именно так покинет этот мир: наполнив, вдох за вдохом, легкие водой.
Какое божество придет и поприветствует ее на пороге смерти?
Она услышала голос, который не узнала. Ощутила на своем лице холодные руки, тонкие и нежные, как у ее матери.
«Мама», – хотела закричать Хальцион и потянуться к ней. Но руки казались тяжелыми, словно скованные железом. Она не могла найти ни их, ни свой голос. «Я потеряна, – подумала она. – Заблудилась. И не знаю пути назад».
– Держи ее крепче, Стратон, – сказал материнский голос. – Она должна выпить это до капли.
Хальцион почувствовала, как холодные пальцы разжимают ее зубы, и ей захотелось им противостоять. И ничего больше; она не хотела ничего больше. Но сладковатая жидкость успокаивала, обволакивала ее рот подобно маслу, – маслу из ее дома, – и Хальцион беспомощно проглотила все до последней капли.
Она увидела собирающиеся над водой звезды. Они манили ее, и она не знала, откуда они взялись и как ее нашли. Но, открыв, наконец, глаза, Хальцион вынырнула на поверхность и дышала полной грудью. Она знала, кто вернул ее в этот мир.
Эвадна.
Эвадна почувствовала взгляд Деймона на себе, и его голос начал замедляться, как будто он начал забывать слова своей собственной песни. Пот выступил у него на лбу, и она заметила, как его руки дрожат, выдавая усталость.
«Это будет похоже на пение против ветра, на плавание против течения».
Вот как он описал пение сложного заклинания. Он замолчал, его язык словно застрял в ловушке. Эвадна продолжала петь заклинание, но без магии, содержавшейся в голосе Деймона, звезды медленно тускнели. Она пела, пока Деймон, в конце концов, не присоединился к ней, следуя за ней и черпая ее силу. Огонь вспыхнул снова, и звезд появилось еще больше.
На свиток упала капля крови.
Спустя мгновение Эвадна поняла, что кровь капает из носа Деймона.
Она прервала пение незадолго до того, Деймон замолчал и опустился на пол, выпустив свиток из рук. Эва подхватила свиток и присела на колени перед юношей. Казалось, он удивился тому, с какой осторожностью девушка потянулась к нему и прижала край своей мантии к его носу, останавливая кровь.
Она не хотела ничего к нему чувствовать. Но чувствовала. Она волновалась, беспокоилась о нем, пока его кровь пропитывала ее мантию. Винила в этом сложившиеся обстоятельства, что окружали их обоих: секреты, потери, неопределенность. Но Эвадна знала, что, невзирая на все это, она меняется и сама. Каждый раз, когда Деймон смотрел на нее, она замечала его взгляд. Замечала изящество его пальцев. Ей нравился звук его голоса. Она находила удовольствие в том, чтобы петь с ним.
Она пыталась понять, кем видела его: магом, партнером, другом. Сыном человека, которого презирала.
Они продолжали сидеть на полу до тех пор, пока магические звезды, кроме одной, не погасли, пока нос Деймона не перестал кровоточить.
– Прости, – прошептал ей Деймон, когда она выпустила из рук мантию.
– За что?
– Что я такой слабый. Я… не ожидал, что заклинание так скоро заставит меня истечь кровью.
Эвадна молча смотрела на него. Ее не только удивило случившееся, но и заставило насторожиться. Что, если в сердце горы у него тоже пойдет кровь? Что, если он не сможет пройти весь путь до двери и обратно? Она смотрела, как гаснет последняя звезда, страстно желая начать петь, вновь зажечь крошечные огоньки.
– Ты не слабый. В тебе есть стальной стержень, – прошептала она, вспомнив, как однажды Хальцион сказала ей эти слова и как они поддерживали ее.
– Похоже на то, что мог бы произнести мой отец, – отозвался юноша.
– Ну, сестра однажды сказала их мне.
– Тогда, вероятно, когда-то он сказал их ей.
– Возможно.
Эвадна встала и протянула ему руку.
Мгновение он пристально смотрел на нее, а затем улыбнулся. Нежная улыбка теплотой отозвалась в его глазах, и она подумала о том, что сейчас Деймон выглядит намного моложе, намного мягче.
– И правда расстроенная кифара, – задумчиво протянул он ироничным тоном, беря ее за руку.
Она подняла его. И по тому, как неохотно он разжал пальцы, Эвадна поняла, что ее голос был намного сильнее, чем он когда-либо себе представлял.
21. Хальцион и Эвадна
В камере Хальцион сидела женщина. Это была не ее мать и не Эвадна. Узнав ее, Хальцион удивилась. Она лишь раз видела ее, на суде. Козима, жена командора.
Мать Ксандера.
Когда Козима заметила, что Хальцион проснулась, она встала и подошла ближе, опускаясь на колени рядом с кроватью. Сначала она ничего не говорила и молча коснулась лба Хальцион.
– Твоя лихорадка спала, – сообщила она, пряча глаза. – У меня есть для тебя еще одно зелье, которое поможет вывести из твоего тела остатки яда.
Хальцион наблюдала, как Козима роется в лежащей на полу кожаной сумке, из которой она достала маленькие баночки с травами, несколько горшочков мазей, рулоны льняных бинтов и флягу с чистой водой, а затем быстро смешала это варево в глиняной миске. Женщина налила его в маленькую деревянную чашу, и травяное снадобье освежило затхлый воздух камеры.
– Ты можешь сесть? – поинтересовалась она, и когда Хальцион попыталась приподняться, Козима ей помогла.
Мир на мгновение завертелся, но зрение Хальцион начало обретать четкость. И пусть слабость и растерянность еще не покинули тело, силы начали понемногу возвращаться к ней. Козима поднесла чашу к губам девушки, и Хальцион сделала глоток.
Козиме, казалось, было некомфортно смотреть на нее. Это напомнило Хальцион о ее деяниях, и варево женщины застряло в горле. Она, поперхнувшись, отвернулась, но Козима решительно и терпеливо ждала.